Казак. Герой. Освободитель. Вспоминает Хорунжий казачьих войск Вермахта В.Г. Пивоваров «Родился я в 1925 году в Новочеркасской тюрьме. Отца (атамана, казачьего белого полковника), мать, брата, сестру большевики приговорили к смерти. Мать была беременная мной. Когда она родила меня, по ее просьбе передали меня в Кривянскую станицу. В Кривянской жил Григорий Назарович Пивоваров (фамилию которого я с тех пор ношу) – хорунжий, награжден крестами. Он взял меня (тайно от окружающих, что я сын белых) со своей женой на воспитание, они стали моими неродными родителями. А родных моих отца и мать, брата и сестру расстреляли красные гады. читать дальше Стал я жить с новыми родителями, но воспитания от них как от отца и матери, не получал. Они только драли меня и я спал с коровой в хлеву. Когда я перешел во 2-й класс школы, меня разоблачили, что я сын Белого Атамана, Казачьего Полковника. Меня вызвали к директору школы, заорали во имя Ленина и выгнали насовсем. Я пришел домой, сказал это матери, отцу Пивоваровым. Отец только тихонько проговорил: “Паразиты”.
Потом отец начал пасти телят в станичном колхозе имени Ленина. А соседка стала меня дразнить, что я подкидыш и выблядок. Я плакал и спрашивал родителей, правда ли это? Они отвечали, что нет.
Потом я стал ходить в станичную вечернюю школу для взрослых. А потом вышел указ, что сын за отца не отвечает, и я мог продолжать учиться в вечерней школе без помех. Тем более, там была учительницей наша с Кривянской казачка – папина любовница. Она меня и учила, покель не началась война и меня не взяли на рытье окопов. А когда вернулся оттуда домой, колхоз послал меня на курсы трактористов. После них я успел немного поработать на тракторе до прихода на Дон немцев.
Когда немцы пришли, казаки начали свое воинское формирование. Молодежь вызвал наш станичный атаман Попов Федор Капитонович, там были немцы, казачьи офицеры, предложившие нам к ним вступать. Я пришел домой, рассказал об этом матери. Она сказала: “Иди, запишись добровольцем!” Я первым и записался. Был направлен в Новочеркасск в 1-ю сотню, 1-й взвод, 1-е отделение – в Атаманскую сотню 1-го Донского полка Атамана Войска Донского полковника С.В.Павлова. С ним я потом в боях ходил в разведку.
Сергей Васильевич Павлов - начальник Штаба освобождения Дона, полковник царской армии, в советское время работавший инженером на одном из заводов Новочеркасска, где создал подпольную антибольшевистскую организацию. 11 ноября 1942 года 73-летний генерал-лейтенант Петр Николаевич Краснов, проживавший в Берлине атаман Донского казачества в годы Гражданской войны, отправил Павлову письмо, в котором дал ряд рекомендаций по организации повстанческой деятельности и формированию частей. В конце ноября 1942 Павлов приступил к созданию казачьего полка, военнослужащих которого стали окормлять местные православные священники. 1-й Донской казачий полк практически полностью уничтожен в боях в феврале 1943. В 1943 году Павлов сформировал 2, летом 1944 еще 5 казачьих полков. С декабря 1943 Походный атаман казачьих войск. Погиб в бою с партизанами 17 июня 1944 года в Белоруссии. Генерал-майор вермахта (посмертно).
Потом добровольцев стали направлять в другие подразделения. Я попал во взвод под командой Нимчурова среди православного казачества в свою станицу Кривянскую. От нее мы и начали отступать 13 января 1943 года от красных.
Когда я пошел в полк, то мой дядя, моя настоящая родня снарядили меня (по старому казачьему обычаю) саблей, наганом, карабином и седлом. А лошадью дали кобылку из табуна, красавицу. Когда мы отступали и обошли Грушовскую станицу по камышам, моя кобылка упала, попав в расставленный здесь капкан, и придавила меня. Ребята ушли вперед, я выполз из-под лошади – раздался по мне выстрел! Били по мне красные партизаны, пацаны по 17 лет, еще ударили их выстрелы.
Я стал из карабина отстреливаться, идя до ерика (узкой протоки, соединяющей заливы между собой). Когда подошел там до кустов, у меня остался один патрон. Я вытащил саблю, чтобы отбиваться. Вдруг вижу рядом под кустом валяются брошенные кем-то два автомата – чуть-чуть ржавые! По мне снова начали стрелять из камышей. Я залег и ударил по ним из автомата. Замолчали партизаны; возможно, побил всех.
Рядом было чистое поле, я по нему к вечеру дошел до хутора Поповка, где остановились казаки нашей сотни. Один найденный автомат я сменял у них на коня и заснул крепким сном.
Утром ребята уехали, меня забыли. Хозяйка хаты меня будит – на краю хутора красные! Я вскочил, она сунула мне кусок хлеба в дорогу. Кинулся я на двор к коню, подтянул подпруги, сел на него. На улицу через ворота выезжать было нельзя. С другой стороны двора был проулок, но перед ним тын. Я перекрестил коня, натянул поводья: “Ну, родной!” — и пустил его на тын. Конь через него прыгнул. Сзади по мне началась стрельба, ранили. Но меня спасла балка (долина с плоским дном, конечная стадия развития оврагов), по которой я ушел от погони.
Я догнал своих и сразу попал в бой. В том бою много погибло казаков и немцев. Кругом трупы, у разбитого орудия лежал тяжелораненный немецкий оберст (полковник), который руководил этим боем. Подъехали немецкие санитарные машины, его стали туда укладывать. Оберст меня позвал, я подошел. Он пожал мне руку и снимает свои часы, кобуру с парабеллумом, дает мне их в награду за отличие в бою. И потом сразу оберст умер.
Других немецких раненых положили в машины, я тоже ранен, а мне ребята подводят по привычке коня. Я сел на него и поехал – рана у меня была небольшая. Это было мое первое ранение.
Потом меня направили на курсы в Кировоград, а оттуда — в Первый эскадрон. Был я в нем в боях под Киевом, Житомиром, Ровно, Дубнами, Бродами. Побывал и в Почаевской Лавре, где в соборе преклонился перед Чудотворной Иконой Божией Матери. Как раз там нас красные окружили, но бандеровцы вывели нас по лесам.
Снова потом я попал в свой эскадрон и воевал в Польше. В местечке Майдан Пинятски я был тяжело ранен, отправили меня в Глогау – госпиталь в Германии. Поправился и оттуда был направлен в Италию в Казачий Стан. Был награжден именным оружием и тремя казачьими крестами. Мне присвоили чин хорунжего.
В Италии весной 1945 года мы с казачьими частями, семьями, где были и земляки нашей Кривянской станицы, пошли по горам в Австрию в город Лиенц. Немцы оттуда ушли, нашим лагерем стали командовать англичане. Там начали формировать из ветеранов взводы. Англичане нам сказали, чтобы мы сдавали оружие, кроме сабель, на замену его новым. Меня назначили командиром взвода по сдаче оружия, что мы исполнили.
В этот момент мы узнали, что Англия предала казаков красным, будет отправлять нас в СССР! Начались волнения в бараках, мы сделали в лагере на помосте церковный престол и священники РПЦЗ начали на нем молиться Богу, чтобы помиловал. А казаки из всех полков встали вокруг. Английская пехота, шотландцы начали по нам стрелять. Потом они укрепили рядом с нами гранаты, протянули от них к себе взрывные шнуры… Я приказал своим разбегаться врозь по берегу реки Дравы. Услышал первый хлопок гранаты и сам побежал. А что делали казачьи жёны! Бросали своих детей в реку и шли прямо на штыки англичан…
У меня были в карманах две гранаты. Но не стал их в англичан кидать. Вижу, что за это они нас всех перебьют. На мосту через реку, где передавали казаков красным, все было залито кровью. Кровь, кровь была везде от взрывов гранат. Я не хотел сдаваться, но меня ударили прикладом. Таких из нас уложили под шинели у палаток. Рано следующим утром меня с другими казаками скрутили, завели в машины и отвезли в советский лагерь за рекой.
Оттуда отправили на Дон, домой. А в 1947 году меня арестовали. Сначала дали статью для отбывания лагерного срока, а в 1948 году перевели ее на высшую меру наказания – расстрел. Потом нескоро прислали в тюрьму другой приговор – замена расстрела на 25-летний срок отбывания наказания.
Сидел я в Караганде. Освободился после того, как сатана Сталин умер.