Америка? Нет больше вашей Америки..
Взгляды японских военного и военно-морского атташе в СССР на ход советско-германской войны и перспективы японо-советских отношений 1
07 ноября 2006
65-летию битвы под Москвой посвящается
Японские военные и военно-морские атташе накануне и в ходе Второй мировой войны в соответствии с той ролью, которую играли в политике Японии высшие инстанции армии и флота, занимали положение, отличающее их от военных и военно-морских атташе в других странах.
читать дальше
Руководящая верхушка армейского и флотского командования Японии не только оказывала решающее воздействие на внешнеполитический курс правительства, но в ряде случаев открыто вторгалась в сферу компетенции дипломатического ведомства, проводя самостоятельные дипломатические акции через военных и военно-морских атташе и других командированных со специальными миссиями в дипломатические учреждения за рубежом ответственных чинов Генштаба армии и Генерального морского штаба.
Этот параллелизм в японской дипломатии был назван самими японцами термином «нидзю-гайко» (двойная дипломатия). Примером этой двойной дипломатии могут служить японо-германские переговоры в 1936 г. по поводу заключения антикоминтерновского пакта, которые велись с начала и до конца военным атташе в Берлине Осимой исключительно по директивам высшего армейского командования.
После успешного завершения переговоров МИД, поставленный перед свершившимся фактом, вынужден был согласиться на утверждение военного атташе Осимы в должности посла в Германии с тем, чтобы последний продолжал тайные переговоры по зондированию почвы для японо-германского военного союза.
Система «двойнойдипломатии» ставила японских военных и военно-морских атташе в совершенно независимое положение по отношению к Министерству иностранных дел, а следовательно и по отношению к диппредставительствам, в штате которых они числились. Это приводило к таким ситуациям, которые были возможны только в практике японских дипломатических учреждений. Так, например, из имеющихся в нашем распоряжении документальных материалов известно, что в 1936 г. между японским военным атташе в Тегеране Обарой и посланником возник конфликт, принявший такую форму, что посланник вынужден был из-за угрожающего поведения военного атташе обратиться к иранской полиции с просьбой обеспечить его личную безопасность.
В силу специфических полномочий военных и военно-морских атташе их посты, как правило, служили трамплином для большой военной и политической карьеры. Высшее военное руководство Японии — генералы и адмиралы, занимавшие посты министров, руководителей разведки Генштаба и Главного морского штаба, командующие армиями и эскадрами — почти все имели в своем послужном списке стаж работы в качестве военного или военно-морского атташе, например, все бывшие премьер-министры из военных — генералы Тананка, Абэ, Хаяси, адмиралы Като, Йонаи, Суецугу; военные министры Араки, Тероучи, Итагаки, бывший начальник генерального штаба фельдмаршал Сугияма, командующий соединенной эскадрой адмирал Ямомото и многие другие, состоя в штаб-офицерских чинах, зарекомендовали себя на постах военных и военно-морских атташе или на должностях официальных военных резидентов за границей.
Военные и военно-морские атташе находились в курсе установок своего высшего командования и предстоящих поворотов в политике, получая заранее соответствующую информацию либо от своего руководства, либо от осведомленных коллег по Генштабу армии и Генштабу военно-морского флота. Так, например, чины военных и военно-морских атташе (атташатов) в СССР были заблаговременно поставлены в известность о предстоящих операциях на юге и об окончательном решении
начать войну с Америкой и Англией в конце 1941 г.
В письме майора Нохара в адрес помощника военного атташе в СССР подполковника Нагахама от 5 октября 1941 г. говорилось о том, что вопрос о продвижении японских войск на юг Индокитая разрешится в начале ноября, — это сообщение подтвердилось полностью.
В письмах, отправленных из Токио с диппочтой 2 ноября 1941 г. (за месяц до начала войны на Тихом океане) в адрес военно-морского атташе в СССР определенно указывалось на то, что правительство генерала Тодзе решило начать войну с Америкой и Англией и двинуть войска на юг. В одном из писем, присланных военно-морскому атташе в СССР капитану I ранга Ямагучи из Главного морского штаба Японии, говорилось: «...сейчас все наши выкладки и прогнозы относительно внутриполитической и внешнеполитической ситуации Империи приобретают первостепенное значение.
Одним из важнейших факторов будет линия поведения Советского Союза в отношении нас, когда наступят ожидающие нас события ».
В связи с этим военно-морскому атташе предлагалось представить соображения по ряду вопросов, и в частности по следующим: перспективы политической и военной мощи правительства Сталина.
В какой степени СССР может в будущем влиять на развитие ситуации на Дальнем Востоке, в частности в Китае? Можно ли уже констатировать то или иное изменение в характере власти Сталина? До каких пределов Германия сможет развивать наступательную мощь, а СССР оказывать сопротивление? Какую позицию займет СССР, когда Япония двинет свои силы на юг?
В процессе изучения этой проблемы можно будет определить удобный момент для разрешения наших проблем, связанных с СССР».
Ряд факторов свидетельствовал о том, что мнение военных и военно-морских атташе оказывало немаловажное влияние на позиции высших инстанций армии и флота Японии по вопросам военно-политического курса.
Так, например, в 1928 г., когда в Японии по инициативе рыбопромышленников, добивавшихся расторжения рыболовного договора и провозглашения свободного лова в советских водах, была начата кампания в пользу разрыва отношений с СССР, военный атташе в Москве Комацубара представил в Генштаб свое категоричное мнение о нецелесообразности конфликта с СССР. Вся дальнейшая линия поведения высшего армейского командования Японии, сохранявшего нейтралитет во время советско-мукденского конфликта и последовавших затем переговоров о Китайско-Восточной железной дороге (КВЖД) и воздержавшегося от продолжения провокационных мероприятий, начатых в Барге в 1928(9) г., полностью соответствовали точке зрения Комацубары, высказанной им в его мотивированном представлении.
В 1932 г. после совещания с послом Хи-ротой и со специально командированным личным секретарем принца Сайондзи генералом Харада военный атташе в Москве Касахара представил в генштаб докладную записку, в которой приводились доводы в пользу войны с СССР. Вскоре после этого совещания Хирота, также высказывавшийся за войну, был назначен министром иностранных дел, а затем премьер-министром Японии, Касахара же занял руководящий пост в генеральном штабе.
Военные круги Японии стали открыто вести агитацию за войну с СССР, и на советско-маньчжурской границе начались непрестанные провокации войск Квантунской армии. В течение всего периода с 1932 по 1939 г. японское армейское командование занимало в отношении СССР ту самую позицию, которая была провозглашена в записке Касахары.
В 1940 г. по инициативе военных кругов было начато движение за нормализацию отношений с СССР. Видную роль в этом играл полковник Дои, который, вернувшись из СССР, где он был в качестве военного атташе, выступил в Ассоциации внешней политики с докладом, содержавшим аргументацию в пользу пересмотра политики в отношении СССР. В своем докладе Дои предупреждал, что существовавшие тогда в Японии представления об СССР устарели, поэтому «целесообразно пересмотреть политику в отношении этого государства, учитывая его экономическую мощь, громадную численность населения и необъятную территорию».
Можно утверждать, что именно руководящие деятели японской разведки были инициаторами создания видимости «нормализации » отношений с Советским Союзом на дипломатической основе. Это не замедлило сказаться на деятельности японского милитаристского правительства, которое 13 апреля 1941 г. заключило с СССР пакт о нейтралитете. Однако данный шаг следует расценивать как очередной маневр японской дипломатии, предпринятый с целью дальнейшей подготовки войны против Советского государства. Данный тезис можно подтвердить тем, что тот же Дои, сравнивая русское Приморье с «кинжалом у бока Японии», предлагал заполучить этот кинжал, чтобы он не мешал продвижению Японии в строительстве великой восточноазиатской сферы сопроцветания.
Начало советско-германской войны поставило перед японскими военным и военно-морским атташе в СССР ответственейшую задачу: объективно ориентировать свое руководство о ходе войны, военном потенциале СССР, перспективах войны и на основе оценок общей ситуации представлять соображения, касающиеся линии поведения Японии в отношении СССР.
В нашем распоряжении имеется ряд архивных документальных материалов, полученных оперативным путем, на основании анализа которых можно проследить взгляды военного атташе в СССР полковника Ямаоки и военно-морского атташе капитана I ранга Ямагучи на ход войны и на все вопросы, связанные с ней: шансы воюющих сторон, изменения международно-политической ситуации и т. п. По некоторым документам можно установить, какой линии придерживались военный и военно-морской атташе в вопросе о перспективах японо-советских отношений и как расценивались в политических и военных кругах Японии проблемы отношений с СССР, т. е. так называемая «проблема севера».
I. Оценка хода войны
Военный атташе Ямаока и военно-морской атташе Ямагучи были заранее информированы о предстоящем нападении Германии на Советский Союз. Об этом свидетельствуют их записи, являющиеся черновыми тезисами для донесения в Токио.
В записях полковника Ямаоки, относящихся еще к апрелю 1941 г., фигурируют данные о сроках начала войны («середина июня») и о предположении германского военного командования захватить Украину в течение шести недель.
В записях капитана Ямагучи, сделанных до начала войны, указывается на сообщение итальянского военного атташе в СССР о предстоящем вторжении на Украину, на факт сосредоточения германских войск в районе Кенигсберга и в Польше, а также на то, что в японских кругах в Москве считают советско-германскую войну неизбежной. В другой записи делается ссылка на телеграмму японского посла в Берлине генерала Осимы о том, что «Гитлер склоняется к мнению о двухмесячной кампании».
При сопоставлении документальных материалов военного и военно-морского атташе сразу же обнаруживается расхождение между ними в оценке германских планов ведения войны.
У полковника Ямаоки записи о планах «блицкрига » даются без какого-либо сомнения. Военный атташе всецело разделяет уверенность германского командования в том, что до конца года удастся добиться решающих результатов.
По дневнику корреспондента «Токио Ничи-Ничи» в Москве Маэсибы, поддерживающего самое тесное общение с полковником Ямаокой и его помощниками и получающего от них информацию, можно судить о том, как военный атташе оценивал ход войны.
12 июля 1941 г. Маэсиба записывает в дневнике: «Все советские войска, действующие на первой линии, уже уничтожены». Запись от 19 июля гласит: «Судьба Москвы решится в течение этой недели», а 21 июля Маэсиба дает категорическое заключение: «Уже в 15 местах советские войска очутились в полном окружении, и исход войны в основном уже определился бесповоротно. У нас все пришли к тому мнению, что падение Москвы произойдет в течение этой недели ».
Спустя три недели (11 августа) Маэсиба записывает: «Германское командование объявило, что Москва будет взята в течение первой декады сентября. Судя по всему, так оно и будет. Москва должна пасть в начале сентября ». Запись от 21 сентября: «Как повлияет падение Киева на оборону Ленинграда и Москвы? Этот вопрос решится в течение двух-трех недель ». Л в записи от 2 октября появляется уже несколько иная тональность: «После падения Ленинграда и Харькова, очевидно, назреет обстановка для заключения мира между Германией и Советским Союзом».
Выезжая в Куйбышев вместе с дипкорпусом в середине октября, полковник Яма-ока оставил в Москве своего помощника подполковника Сасаки специально для того, чтобы тот смог проследить последнюю фазу боев под Москвой и вступление немцев в город. В инструкции, данной подполковнику Сасаки, совершенно определенно предусматривалось, что он окажется по ту сторону фронта и должен будет перейти в подчинение к военному атташе в Германии.
Совершенно иной точки зрения придерживался военно-морской атташе Ямагучи, который вскоре же после начала войны стал выражать сомнения относительно успешной реализации германских планов войны.
В письме, адресованном руководящему работнику военно-морского министерства Такате от 11 августа 1941 г., Ямагучи пишет: «По имеющимся сведениям, германская сторона начала войну с расчетом на захват Москвы через две недели и полный разгром Советского Союза через два месяца. Если война действительно начата на основе таких стратегических установок, то она, вне всякого сомнения, кончится провалом, и в будущем можно ожидать чрезвычайно грозную ситуацию».
У себя в блокноте Ямагучи делает пометку: «В центре внимания военно-морского атташе в Москве — большие опасения насчет затягивания советско-германской войны».
Подводя итоги летних боев 1941 г. на советско-германском фронте, Ямагучи
приходит к следующему заключению (тезисы донесения относятся к сентябрю: «Успехи германских войск громадны, но пока не удалось осуществить план окружения и уничтожения... Если только не удастся добиться стремительной победы под Ленинградом и Харьковом или у Ильменя, взять Москву до наступления зимы будет невозможно.
В течение зимнего периода на Северо-Западном и Западном фронтах немцы остановят свое наступление(продвижение) и будут придерживаться позиционной войны».
В донесении, касающемся первой попытки немцев взять Москву путем наступления через Брянск (в сентябре),Ямагучи констатирует, что «советские войска действовали весьма успешно и нанесли большой урон немецким войскам (вермахту), в частности мотомехчастям генерала Гуде-риана».
Таким образом, еще в начале осени 1941 г. в то время, когда германская армия продолжала развивать активные операции на всех направлениях советско-германского фронта, капитан Ямагучи дал правильный прогноз относительно исхода операции под Москвой (правда, в момент самых напряженных боев под советской столицей у Ямагучи были некоторые колебания — он набросал черновик телеграммы в Токио о возможности падения Москвы и что в этом случае Японии следовало бы принять чрезвычайное решение. Но эта телеграмма осталась недописан-ной.—В.Я.).
В дальнейших записях Ямагучи в противовес сообщениям германской стороны о разгроме основных сил советских войск подчеркивает, что боеспособность советских войск не подорвана, артиллерия продолжает быть мощной и сохранены резервы.
В записях, касающихся зимней кампании, Ямагучи констатирует, что «после неудачи октябрьской офензивы германская армия понесла большие потери, отразившиеся на ее воинском духе ». Констатировав данный факт, он приходит к выводу: «Отступающая в зимних условиях немецкая армия несет в боях большие потери, и вермахт уже не тот, каким был 22 июня 1941 г.».
По вопросу о возможности продвижения немецких войск в течение зимы 1941 г. на Кавказ Ямагучи дает заключение в отрицательном смысле.
Таким образом, ход развития военных событий на советско-германском фронте в течение 1941 г. освещался военно-морским атташе Ямагучи вполне объективно, на основе трезвого анализа, и его прогнозы относительно краха «блицкрига» и невозможности для Германии добиться решающих успехов до наступления зимы оказались верными.
Наступление немецких войск, начатое летом 1942 г. (на которое, судя по тону японской печати того времени, в Японии возлагались большие надежды. — В. Я.), получило у Ямагучи весьма сдержанную оценку. Относительно заявлений германской стороны о том, что наступление 1942 г. ставит цель добиться развязки войны путем разгрома основных сил Красной Армии и захвата линии Волги, Ямагучи в письме от 11 июня 1942 г., адресованному работнику штаба Квантунской армии подполковнику Омори, пишет: «Вряд ли в этом году немцам удастся хлынуть стремительным потоком вперед, как в прошлом году. С тоской думаю о том, что придется опять зимовать в Куйбышеве ».
В другом письме (тоже от 11 июня), посланном в Токио с диппочтой в адрес корреспондента в СССР Маэсибы, Ямагучи пишет: «Каков темп наступления будет
на этот раз? С точки зрения находящихся здесь, успех немецкого наступления довольно сомнителен. В общем, у нас сложилось следующее мнение — в течение года немцы проведут два-три крупных и эффективных наступления, но после этого война примет затяжной характер, а когда она закончится, неизвестно ».
В телеграмме от 15 августа 1942 г. Яма-гучи сообщает в Морской генеральный штаб о том, что «планы германского командования заключаются в следующем: стремительно развернуть операции на Кавказе, в направлении Волги, взять Сталинград, после чего провести заключительный штурм Москвы и Ленинграда, а затем продвинуться до линии Урала ». Из этого следует, что Ямагучи правильно предполагал, что у германской стороны имелись планы обойти Москву с востока и добиться решающих результатов в течение 1942 г.
Но, по мнению Ямагучи, «учитывая ряд факторов, в частности климатические условия, советские резервы, а также наличие Африканского фронта, следует признать, что шансы на возможность осуществления германского стратегического плана в течение этого года ничтожны ».
В телеграмме, посланной 21 октября 1942 г. на имя заместителя начальника Моргенштаба и товарища морского министра, Ямагучи сообщал о наступлении холодов и уже начал подводить итоги летне-осеннего наступления германских войск в 1942 г. По его предположению, немцы по окончании операций под Сталинградом будут в течение некоторого времени продолжать операции на Кавказе, но на других фронтах новых операций не предпримут, ограничившись подготовкой к зиме.
Прогнозы Ямагучи относительно зимней кампании 1942-1943 гг. сводятся к тому, что обе стороны будут накапливать боевую мощь и вряд ли предпримут операции крупного масштаба (телеграмма от 21 октября 1942 г.). Оценивая военный потенциал СССР, Ямагучи делает заключение, что Советский Союз при тогдашнем состоянии его промышленности, топливных и пищевых ресурсов и состояния вооруженных сил сможет продолжать войну и в 1943 г., хотя вряд ли будет в состоянии провести крупное наступление летом следующего года. Тем самым Ямагучи предупреждает свое руководство о том, чтобы при определении дальнейшей линии поведения в отношении СССР высшее флотское командование исходило из расчета, что советско-германская война уже окончательно приняла форму затяжной кампании.
II. Вопрос о мирном посредничестве
Вопрос о выступлении Японии перед СССР и Германией с мирным посредничеством стал фигурировать в донесениях и записях полковника Ямаоки и капитана II ранга Ямагучи осенью 1941 г., как раз в момент приближения германских войск к Москве и возникновения у японцев надежды на то, что ввиду критического положения СССР может пойти на сепаратный мир с Германией и тем самым порвать с Англией и Соединенными Штатами Америки.
Проблема изоляции СССР от его союзников приобретала в тот момент для Японии особо актуальное значение в связи с ее подготовкой к нападению на США и Англию.
Однако оба атташе признали выступление Японии в тот период с мирным посредничеством преждевременным. Телеграмма военно-морского атташе, посланная им после эвакуации дипкорпуса в Куйбышев, гласила: «При нынешних условиях, когда Москву решено отстаивать любой ценой, когда там находятся все главные члены правительства, вопрос о мире можно будет поставить только в том случае, если советское правительство приобретет характер нулевой власти, но пока что никаких симптомов этого не наблюдается».
В его же черновых записях (тезисах для доклада) говорится: «Если подходить с точки зрения материальных ресурсов, еще не время для выступления Японии с мирным посредничеством. Считаем, что еще не настал момент для заключения мира. Германия инспирирует посла Осиму на роль второго Гесса».
С более подробными соображениями выступает военный атташе Ямаока. В докладной записке, представленной в Генштаб в конце октября 1941 г., он пишет: «Что касается срока выступления с посредничеством, то представляется необходимым выждать развитие обстановки. В данный момент выступать с посредничеством пока преждевременно...
Ситуация, при которой заключение мира между Германией и Советским Союзом будет в интересах нашей Империи: 1) Для нашей Империи представляется наиболее желательным, чтобы Германия еще до наступления момента, когда военные приготовления Америки и ее помощь Советскому Союзу и Англии войдет в сферу достаточной эффективности, смогла бы одержать победу над Советским Союзом, сохранив в целости резервы, предназначенные для проведения войны с Англией. В том случае, если Германии не удастся справиться с Советским Союзом в течение будущего года (имеется в виду 1942 г. — В. Я.), отпадает необходимость в том, чтобы Япония обременяла себя миссией посредничества.2) Для нашей Империи заключение мира между Германией и Советским Союзом — на основе нашего посредничества — представляется необходимым в следующих случаях: Если Германия не сможет завершить сокрушение Советского Союза в течение 1942 г.
A. Если перспектива войны станет неблагоприятной для Германии — мир будет необходим.
Б. Если у Германии, несмотря на возможность дальнейшего ведения войны с Советским Союзом, начнут постепенно иссякать резервы, предназначенные для ведения войны с Англией, — мир будет необходим.
B. Если Германия, несмотря на сохранение резервов, не сможет поставить Советский Союз на колени, в этом случае для нас будет выгодным заключение мира между Германией и Советским Союзом.
Г. Если и СССР и Германия сохранят резервы и война затянется надолго — для нас будет выгодно заключение мира между Германией и СССР ».
Ямаока категорически заключает, что этот мир может быть заключен: «В том случае, если Германия, хотя и разгромив большую часть вооруженных сил СССР, все же не сможет нанести последний смертельный удар, и СССР, кое-как избежав гибели, убедится в невозможности победить Германию в процессе дальнейшей борьбы. В этом случае Япония в той или иной степени окажется обладателем решающего голоса и ее слово приобретает громадный вес.
В том случае, если у Германии и СССР останутся в достаточном количестве военные резервы и вступление Японии в войну не сможет повлечь за собой немедленный крах СССР».
Иными словами, по мнению военного атташе, вопрос о мире между СССР и Германией может стать реальным только в том случае, если окончательно выяснится, что германо-советская война приобретает затяжной характер, неблагоприятный для Германии.
Оба атташе высказались за то, чтобы Япония выступила с посредничеством только после завершения всех приготовлений к войне с СССР с целью придания японскому демаршу характера ультиматума, ставящего СССР перед дилеммой: либо порвать с союзниками и пойти на сепаратный мир, либо решиться на войну на два фронта. Таким образом, вопрос о мирном посредничестве Япония сводила к тому, чтобы оторвать СССР от США и Англии путем дипломатических комбинаций.
Изменение ситуации в мире после начала войны на Тихом океане и окончательного оформления англо-советско-американской коалиции не поколебали расчетов военных кадров Японии на возможность изоляции СССР от его союзников. Об этом свидетельствуют те установки, которых придерживались японские военный и военно-морской атташе в СССР при информации своего руководства о внешнеполитической позиции СССР. Расходясь в оценке хода войны и германских стратегических планов, оба атташе полностью солидаризируются в оценке взаимоотношений СССР с Англией и США, подчеркивая недовольство СССР его союзниками, путем соответствующего подбора фактов. Например, в донесении от 26 февраля 1942 г. военный атташе сообщает, что «накануне возвращения в Англию посол в СССР Криппс хотел нанести визит Сталину, но не добился приема ». В другом сообщении говорится о том, что в Куйбышеве был назначен публичный доклад об Англии, но не состоялся из-за неявки публики, потому что «советский народ не питает симпатий в отношении хитрых и эгоистичных англичан».
Военно-морской атташе, в свою очередь, сообщает о том, как был принят новый английский посол Кэрр: «Если сопоставить с примерами, имевшими место до сих пор, то видно, что советское правительство оказало Кэрру прием более небрежный, чем представителю какого-нибудь эмигрантского правительства. Из беседы Татекавы (посол Японии в СССР. —В. Я.) с Молотовым ясно вырисовывается недовольство СССР поведением Англии (телеграмма от 25 марта 1942 г. в Главный штаб).
В донесении военного атташе, написанном в конце февраля 1942 г., говорится: «По мере того как наша Империя продвигается по пути побед, Советский Союз успел, по-видимому, убедиться в иллюзорности своих расчетов на вооруженную помощь Англии и Америки и волей-неволей вынужден примириться с тем, что Англия и Америка не создадут второй фронт.
На факты дальнейшего углубления противоречий боевого сотрудничества СССР с Англией и США (поездка Моло-това в Лондон и Вашингтон, а также приезд Черчилля в Москву) военно-морской атташе реагирует тем, что в двух телеграммах от 21 июля и 28 августа 1942 г. указывает на разочарование советской стороны в вопросе о создании второго фронта в течение 1942 г.
Констатируя недовольство и разочарование СССР в отношении Англии и Америки, военный атташе обращает внимание своего руководства на то, что советская сторона все время ведет тонкую дипломатическую игру: «СССР, ставя целью избежать возникновения войны с Японией и в то же время побудить Англию и Америку увеличить материальную помощь, прилагает все старания к тому, чтобы не создавать коллизий с Японией, и одновременно с этим пытается предпринять в отношении Англии и Америки дипломатические комбинации, содержащие намек на то, что СССР намерен пойти на сближение с Японией и изменить свою позицию в войне с Германией (телеграмма от 4 марта 1942 г. на имя заместителя начальника генерального штаба, озаглавленная «Заключение относительно внешнеполитического курса СССР за последнее время»).
На основании оценки линии поведения СССР в отношении его союзников военный атташе приходит к заключению, что выступление Японии в соответствующий момент с мирным посредничеством может оказаться успешным. В депеше, составленной в конце февраля 1942 г., Ямаока пишет: «Что касается проблемы германо-советского мира, то СССР, придерживающийся принципа ставить свои выгоды на первый план, не будет считать себя связанным англо-советским договором о незаключении сепаратного мира и прочими соглашениями. Поэтому возможность того, что СССР может пойти на мир с Германией, отнюдь не исключается — СССР может пойти на это в зависимости от предложенных ему условий ».
В записях военно-морского атташе (наброски для докладной записки) фигурирует следующий тезис: «Придется пойти на солидные уступки — затягивание войны выгодно для Англии и Америки. Поэтому нужно дать что-то Советскому Союзу, чтобы оторвать его от Англии и Америки ».
III. Оценка перспектив советско-японских отношений
В течение первого периода советско-германской войны позиция обоих атташе, военного и военно-морского, в вопросе о советско-японских отношениях была неразрывно связана с перспективами на успех реализации германских планов «блицкрига ». Об этом можно судить, например, по записям японского корреспондента в Москве Маэсибы, в которых отражены взгляды военного атташе, и записям военно-морского атташе.
Запись в дневнике Маэсибы спустя неделю после начала советско-германской войны, 29 июня 1941 г., гласит: «Японо-советские отношения сейчас вступили в фазу крайне деликатного свойства. По-видимому, разрыв отношений с СССР будет проведен еще до падения Москвы». Через несколько дней (2 июля 1941 г.) появляется запись: «Позиция японского правительства предельно осторожна. Пока что мы решили занять позицию наблюдателя, но привести себя в полную готовность».
В письме майора Нохары (состоявшего в то время в советском секторе генштаба и вскоре получившего назначение в СССР на пост помощника военного атташе в СССР) от 5 октября 1941 г., присланном в Куйбышев чинам военного атташата, выражены настроения кругов армейского командования: «Как бы там ни было, но нашей первейшей задачей в будущем году будет расправиться с Севером ».
У капитана Ямагучи, находящегося в курсе установок своего руководства в начальный период советско-германской войны, записано: «Курс нашей империи: в случае, если к востоку от Урала, пересмотреть линию поведения — активность.
По линии дипломатии: временный компромисс с Америкой, чтобы потребовать у СССР отвода Дальневосточной армии». Таким образом, по мнению военно-морского атташе, для проведения активной политики в отношении СССР является компромисс с Америкой хотя бы на время, чтобы избежать опасности одновременной войны с СССР и англо-американским блоком.
В докладной записке по вопросу о выступлении Японии с мирным посредничеством военный атташе Ямаока тоже исходит из того, что Америка не вступит в войну, а следовательно, не помешает угрожающим демаршам Японии в отношении СССР: «Успешный нажим на Америку со стороны нашей империи (по линии Индокитая и т. д.), а также победы германских войск на фронтах войны с СССР могут поколебать решимость Америки входить в войну».
После краха попыток компромисса и нажима на Англию и Америку Япония начала войну на Тихом океане, решив во избежание одновременной войны на две стороны сохранить в силе советско-японский пакт о нейтралитете от 13 апреля 1941г.
В письме, присланном военно-морскому атташе Ямагучи из Морского главного штаба от ответственного работника советского сектора Усуи (датированном 18 марта 1942 г.), сообщается о том, что в отношении СССР утвержден курс политики, предложенной высшим флотским командованием: «Наши отношения с Советским Союзом — вот проблема, которая в данный момент вызывает чрезвычайное напряжение нервов всего японского народа. Среди населения распространяются самые сенсационные, выдаваемые за правду слухи. Вопросы, с которыми обращаются к нам по поводу этих слухов, приводят нас в замешательство. В наших центральных инстанциях пришли к единодушному решению — все силы обратить на закрепление позиций на Юге, а в отношении Севера — выдерживать до конца пассивную линию. Эта установка, по-видимому, уже дана Квантунской армии.
Кстати, «госпожа » Армия наконец-то стала понимать, какие трудности приходится испытывать флоту при проведении операций такого широкого масштаба, как сейчас».
В связи с этой ролью высшего командования японского военно-морского флота при установлении внешнеполитического курса страны в кругах финансовых магнатов города Осака возникло движение в пользу замены генерала Тодзио адмиралом Йонаи на посту премьер-министра (письмо Маэсибы в адрес капитана Ямагучи от 5 мая 1942 г.).
После вступления Японии в войну с Англией и Америкой в центре внимания военных кругов Японии встал вопрос, удастся ли Англии и США толкнуть СССР на войну с Японией.
Известный журналист, член редакционной коллегии влиятельнейшей в Японии газеты «Токио Ничи-Ничи» Баба Хидэо, весьма осведомленный в то время по части настроений, царящих в политических кругах Токио, сообщает военно-морскому атташе Ямагучи (в письме от 3 июня 1942 г.): «Мы не думаем, что в условиях нынешней международно-политической конъюнктуры Советский Союз легко поддастся уговорам Америки.
Вряд ли он двинется против нас. Но, тем не менее, приходится опасаться этого наступления. Разумеется, надо избегать всяких акций, которые могут нервировать СССР».
Военный атташе в СССР в ряде своих донесений высшему армейскому руководству доказывает несостоятельность опасений в отношении СССР.
В телеграмме от 11 марта 1942 г. на имя заместителя начальника Генштаба он сообщает, что «кадровые части Сибирского военного округа уже направлены на советско-германский фронт, и, таким образом, главные резервы СССР, предназначенные [для войны] против Японии, в настоящее время почти полностью исчерпаны ».
В депеше, составленной в конце февраля 1942 г., военный атташе дает следующее заключение линии поведения СССР в отношении Японии: «Советский Союз не желает войны с Японией и больше всего боится очутиться из-за инспирации со стороны Англии и Америки или же стратегических диверсий (камчаты) в положении таскающего каштаны (из огня) для чужих.
Можно считать установленным, что в данный момент Советский Союз, обративший все свои силы на Запад, не имеет свободных резервов для того, чтобы затевать что-либо против Японии, одерживающей колоссальные победы одну за другой. Полагаю, что основная установка Сталина и его помощников такова: всячески уклоняться от войны с нами, чтобы не оказаться в роли таскателя каштанов для Англии и Америки в результате их происков и подстрекательства... Позиция СССР представляется нам в следующем виде: не раздражать Японию и предотвращать все комбинации Англии и Америки по втягиванию СССР в войну с Японией и вместе с этим вести дипломатическую игру с целью стимулирования помощи со стороны Англии и США».
По вопросу о дальнейшей линии поведения в отношении СССР военно-морской атташе Ямагучи высказывается следующим образом: «Эта проблема (взаимоотношения между Японией и СССР) всецело зависит от того, насколько быстро нам удастся осуществить закрепление Юга. Тогда решится вопрос, сможем ли мы на этот раз осуществить программу нашей Империи на долгие годы вперед и нужно ли будет проводить ее. Насчет этого, может быть, не следовало бы подавать голос отсюда, но, как бы мы ни торопились, надо все-таки выждать, пока немцы не влепят им еще разок. В общем, придется — после будущего лета.
Разумеется, нужно будет сперва рассчитать, когда кончится война в целом. Этот расчет можно будет сделать на основе оценки нашего положения на Юге и потенциала Советского Союза. Итак: после будущего лета каждый из нас должен быть «всегда готов » (письмо на имя начальника советского сектора Моргенштаба Каваба-ты от 24 августа 1942 года).
В телеграмме на имя заместителя начальника Моргенштаба товарища морского министра от 21 октября 1942 г. Ямагучи дает оценку ходу советско-германской войны и приходит к заключению, что СССР в состоянии продолжать войну в 1943 г., но не сможет предпринять большое наступление и что «северная опасность », т. е. угроза со стороны СССР планам Японии в Восточной Азии может исчезнуть только в том случае, если Германии удастся нанести в будущем году «еще один удар » боевой мощи СССР. Ямагучи обходит молчанием вопрос о той ситуации, которая возникнет в том случае, если Германия не сможет нанести этот удар, т. е. если советско-германская война примет такой оборот, при котором Японии нельзя будет надеяться на устранение «северной опасности» руками Германии. Уклонившись от изложения соображений на эту тему, Ямагучи также оставляет открытым вопрос о выполнении Японией своих союзнических обязательств в отношении Германии.
На фоне всех высказываний обоих атташе относительно хода советско-германской войны, ее перспектив и прочих проблем, связанных с войной, резко выделяется подчеркивание ими того обстоятельства, что СССР не намерен выполнять роль «таскателя каштанов >> для Англии и Америки и, будучи недоволен их поведением, проводит «дипломатическую игру» в собственных интересах.
Приводя конкретные примеры «заигрывания » советской стороны, оба атташе указывают на вполне лояльный тон советской прессы в отношении Японии и на благосклонном отношении советского военного командования. В частности, на то обстоятельство, что «заместитель начальника советского Генерального штаба поздравлял японцев с победой», а на банкете 23 февраля 1942 г. советская сторона проявляла к японцам более предупредительное отношение, чем к американцам и англичанам». Обращая внимание своего руководства на «дипломатическуюигру»советской стороны, оба атташе тем самым констатируют наличие почвы для проведения со стороны Японии тех или иных дипломатических комбинаций в отношении СССР. В свете этого весьма характерна следующая запись военно-морского атташе Ямагучи (тезисы для докладной записки):
«Изменение смысла японо-германского союза»: с германской стороны —
а) не изменил ли Гитлер свои взгляды, бывшие у него в момент встречи с Мацуокой, а также после японо-советского пакта?
б) не произошли ли большие сдвиги в японо-германском союзе после японо-советского пакта?
в) не изменил ли Гитлер свои взгляды, бывшие у него в момент встречи с Мацуокой, а также после дипломатической комбинации Мацуоки в отношении Америки?
Возможность изменений в японо-германском союзе, т. е. между союзниками, территориально оторванными друг от друга, — в зависимости от того, как пойдет советско-германская война».
В заключение необходимо констатировать, что содержание переписки японских военного и военно-морского атташе свидетельствует об интенсивном сборе ими разведывательной информации после нападения Германии на Советский Союз.
Однако сбор сведений разведывательного характера более эффективно осуществлял военно-морской атташе капитан I ранга Ямагучи, давая им объективную оценку, базируясь на которой, он делал правильные прогностические выводы хода советско-германской войны.
Военный атташе полковник Ямаока разделял уверенность немецкого командования по успешной реализации планов вермахта разгромить СССР в течение двух-трех месяцев.
В своих докладах в центр он завышал промежуточные успехи немецких войск на советско-германском фронте и делал прогнозы, не подтверждавшиеся в ходе войны.
Руководство Генштаба японской армии было вынуждено в начале 1942 г. заменить Ямаоку, назначив новым военным атташе Японии в СССР полковника Ябэ, хорошо знавшего СССР.
Разведывательная деятельность японских военного и военно-морского атташе в начальный период советско-германской войны свидетельствует также и о том, что они прилагали максимум усилий, чтобы решить основную задачу, поставленную перед ними центром, — определить такую фазу в войне, когда Советский Союз будет близок к поражению, чтобы выступить против СССР на Дальнем Востоке.
Но японские милитаристы не дождались этого как в боях под Москвой, так и в ходе Сталинградской битвы и тем более в период победоносного разгрома немцев на Курской дуге.
Дальнейшие события Второй мировой войны поставили перед японскими спецслужбами уже другую задачу — выявлять позицию Советского Союза и его намерения в отношении Японии. Такая постановка вопроса была закономерной, так как японская Квантунская армия в 1 млн. человек практически в ходе всей войны выжидала удобного момента для нападения на СССР, а советская разведка своевременно информировала об этом военно-политическое руководство Советского Союза.
Владимир ЯМПОЛЬСКИЙ, кандидат юридических наук, член-корреспондент Академии военных наук, член Общества изучения отечественных спецслужб
1 Статья написана на основе материалов Центрального архива ФСБ РФ
Труды Общества изучения истории отечественных спецслужб. Т. 1. – М.: Кучково поле, 2006. – С. 126-140.
07 ноября 2006
65-летию битвы под Москвой посвящается
Японские военные и военно-морские атташе накануне и в ходе Второй мировой войны в соответствии с той ролью, которую играли в политике Японии высшие инстанции армии и флота, занимали положение, отличающее их от военных и военно-морских атташе в других странах.
читать дальше
Руководящая верхушка армейского и флотского командования Японии не только оказывала решающее воздействие на внешнеполитический курс правительства, но в ряде случаев открыто вторгалась в сферу компетенции дипломатического ведомства, проводя самостоятельные дипломатические акции через военных и военно-морских атташе и других командированных со специальными миссиями в дипломатические учреждения за рубежом ответственных чинов Генштаба армии и Генерального морского штаба.
Этот параллелизм в японской дипломатии был назван самими японцами термином «нидзю-гайко» (двойная дипломатия). Примером этой двойной дипломатии могут служить японо-германские переговоры в 1936 г. по поводу заключения антикоминтерновского пакта, которые велись с начала и до конца военным атташе в Берлине Осимой исключительно по директивам высшего армейского командования.
После успешного завершения переговоров МИД, поставленный перед свершившимся фактом, вынужден был согласиться на утверждение военного атташе Осимы в должности посла в Германии с тем, чтобы последний продолжал тайные переговоры по зондированию почвы для японо-германского военного союза.
Система «двойнойдипломатии» ставила японских военных и военно-морских атташе в совершенно независимое положение по отношению к Министерству иностранных дел, а следовательно и по отношению к диппредставительствам, в штате которых они числились. Это приводило к таким ситуациям, которые были возможны только в практике японских дипломатических учреждений. Так, например, из имеющихся в нашем распоряжении документальных материалов известно, что в 1936 г. между японским военным атташе в Тегеране Обарой и посланником возник конфликт, принявший такую форму, что посланник вынужден был из-за угрожающего поведения военного атташе обратиться к иранской полиции с просьбой обеспечить его личную безопасность.
В силу специфических полномочий военных и военно-морских атташе их посты, как правило, служили трамплином для большой военной и политической карьеры. Высшее военное руководство Японии — генералы и адмиралы, занимавшие посты министров, руководителей разведки Генштаба и Главного морского штаба, командующие армиями и эскадрами — почти все имели в своем послужном списке стаж работы в качестве военного или военно-морского атташе, например, все бывшие премьер-министры из военных — генералы Тананка, Абэ, Хаяси, адмиралы Като, Йонаи, Суецугу; военные министры Араки, Тероучи, Итагаки, бывший начальник генерального штаба фельдмаршал Сугияма, командующий соединенной эскадрой адмирал Ямомото и многие другие, состоя в штаб-офицерских чинах, зарекомендовали себя на постах военных и военно-морских атташе или на должностях официальных военных резидентов за границей.
Военные и военно-морские атташе находились в курсе установок своего высшего командования и предстоящих поворотов в политике, получая заранее соответствующую информацию либо от своего руководства, либо от осведомленных коллег по Генштабу армии и Генштабу военно-морского флота. Так, например, чины военных и военно-морских атташе (атташатов) в СССР были заблаговременно поставлены в известность о предстоящих операциях на юге и об окончательном решении
начать войну с Америкой и Англией в конце 1941 г.
В письме майора Нохара в адрес помощника военного атташе в СССР подполковника Нагахама от 5 октября 1941 г. говорилось о том, что вопрос о продвижении японских войск на юг Индокитая разрешится в начале ноября, — это сообщение подтвердилось полностью.
В письмах, отправленных из Токио с диппочтой 2 ноября 1941 г. (за месяц до начала войны на Тихом океане) в адрес военно-морского атташе в СССР определенно указывалось на то, что правительство генерала Тодзе решило начать войну с Америкой и Англией и двинуть войска на юг. В одном из писем, присланных военно-морскому атташе в СССР капитану I ранга Ямагучи из Главного морского штаба Японии, говорилось: «...сейчас все наши выкладки и прогнозы относительно внутриполитической и внешнеполитической ситуации Империи приобретают первостепенное значение.
Одним из важнейших факторов будет линия поведения Советского Союза в отношении нас, когда наступят ожидающие нас события ».
В связи с этим военно-морскому атташе предлагалось представить соображения по ряду вопросов, и в частности по следующим: перспективы политической и военной мощи правительства Сталина.
В какой степени СССР может в будущем влиять на развитие ситуации на Дальнем Востоке, в частности в Китае? Можно ли уже констатировать то или иное изменение в характере власти Сталина? До каких пределов Германия сможет развивать наступательную мощь, а СССР оказывать сопротивление? Какую позицию займет СССР, когда Япония двинет свои силы на юг?
В процессе изучения этой проблемы можно будет определить удобный момент для разрешения наших проблем, связанных с СССР».
Ряд факторов свидетельствовал о том, что мнение военных и военно-морских атташе оказывало немаловажное влияние на позиции высших инстанций армии и флота Японии по вопросам военно-политического курса.
Так, например, в 1928 г., когда в Японии по инициативе рыбопромышленников, добивавшихся расторжения рыболовного договора и провозглашения свободного лова в советских водах, была начата кампания в пользу разрыва отношений с СССР, военный атташе в Москве Комацубара представил в Генштаб свое категоричное мнение о нецелесообразности конфликта с СССР. Вся дальнейшая линия поведения высшего армейского командования Японии, сохранявшего нейтралитет во время советско-мукденского конфликта и последовавших затем переговоров о Китайско-Восточной железной дороге (КВЖД) и воздержавшегося от продолжения провокационных мероприятий, начатых в Барге в 1928(9) г., полностью соответствовали точке зрения Комацубары, высказанной им в его мотивированном представлении.
В 1932 г. после совещания с послом Хи-ротой и со специально командированным личным секретарем принца Сайондзи генералом Харада военный атташе в Москве Касахара представил в генштаб докладную записку, в которой приводились доводы в пользу войны с СССР. Вскоре после этого совещания Хирота, также высказывавшийся за войну, был назначен министром иностранных дел, а затем премьер-министром Японии, Касахара же занял руководящий пост в генеральном штабе.
Военные круги Японии стали открыто вести агитацию за войну с СССР, и на советско-маньчжурской границе начались непрестанные провокации войск Квантунской армии. В течение всего периода с 1932 по 1939 г. японское армейское командование занимало в отношении СССР ту самую позицию, которая была провозглашена в записке Касахары.
В 1940 г. по инициативе военных кругов было начато движение за нормализацию отношений с СССР. Видную роль в этом играл полковник Дои, который, вернувшись из СССР, где он был в качестве военного атташе, выступил в Ассоциации внешней политики с докладом, содержавшим аргументацию в пользу пересмотра политики в отношении СССР. В своем докладе Дои предупреждал, что существовавшие тогда в Японии представления об СССР устарели, поэтому «целесообразно пересмотреть политику в отношении этого государства, учитывая его экономическую мощь, громадную численность населения и необъятную территорию».
Можно утверждать, что именно руководящие деятели японской разведки были инициаторами создания видимости «нормализации » отношений с Советским Союзом на дипломатической основе. Это не замедлило сказаться на деятельности японского милитаристского правительства, которое 13 апреля 1941 г. заключило с СССР пакт о нейтралитете. Однако данный шаг следует расценивать как очередной маневр японской дипломатии, предпринятый с целью дальнейшей подготовки войны против Советского государства. Данный тезис можно подтвердить тем, что тот же Дои, сравнивая русское Приморье с «кинжалом у бока Японии», предлагал заполучить этот кинжал, чтобы он не мешал продвижению Японии в строительстве великой восточноазиатской сферы сопроцветания.
Начало советско-германской войны поставило перед японскими военным и военно-морским атташе в СССР ответственейшую задачу: объективно ориентировать свое руководство о ходе войны, военном потенциале СССР, перспективах войны и на основе оценок общей ситуации представлять соображения, касающиеся линии поведения Японии в отношении СССР.
В нашем распоряжении имеется ряд архивных документальных материалов, полученных оперативным путем, на основании анализа которых можно проследить взгляды военного атташе в СССР полковника Ямаоки и военно-морского атташе капитана I ранга Ямагучи на ход войны и на все вопросы, связанные с ней: шансы воюющих сторон, изменения международно-политической ситуации и т. п. По некоторым документам можно установить, какой линии придерживались военный и военно-морской атташе в вопросе о перспективах японо-советских отношений и как расценивались в политических и военных кругах Японии проблемы отношений с СССР, т. е. так называемая «проблема севера».
I. Оценка хода войны
Военный атташе Ямаока и военно-морской атташе Ямагучи были заранее информированы о предстоящем нападении Германии на Советский Союз. Об этом свидетельствуют их записи, являющиеся черновыми тезисами для донесения в Токио.
В записях полковника Ямаоки, относящихся еще к апрелю 1941 г., фигурируют данные о сроках начала войны («середина июня») и о предположении германского военного командования захватить Украину в течение шести недель.
В записях капитана Ямагучи, сделанных до начала войны, указывается на сообщение итальянского военного атташе в СССР о предстоящем вторжении на Украину, на факт сосредоточения германских войск в районе Кенигсберга и в Польше, а также на то, что в японских кругах в Москве считают советско-германскую войну неизбежной. В другой записи делается ссылка на телеграмму японского посла в Берлине генерала Осимы о том, что «Гитлер склоняется к мнению о двухмесячной кампании».
При сопоставлении документальных материалов военного и военно-морского атташе сразу же обнаруживается расхождение между ними в оценке германских планов ведения войны.
У полковника Ямаоки записи о планах «блицкрига » даются без какого-либо сомнения. Военный атташе всецело разделяет уверенность германского командования в том, что до конца года удастся добиться решающих результатов.
По дневнику корреспондента «Токио Ничи-Ничи» в Москве Маэсибы, поддерживающего самое тесное общение с полковником Ямаокой и его помощниками и получающего от них информацию, можно судить о том, как военный атташе оценивал ход войны.
12 июля 1941 г. Маэсиба записывает в дневнике: «Все советские войска, действующие на первой линии, уже уничтожены». Запись от 19 июля гласит: «Судьба Москвы решится в течение этой недели», а 21 июля Маэсиба дает категорическое заключение: «Уже в 15 местах советские войска очутились в полном окружении, и исход войны в основном уже определился бесповоротно. У нас все пришли к тому мнению, что падение Москвы произойдет в течение этой недели ».
Спустя три недели (11 августа) Маэсиба записывает: «Германское командование объявило, что Москва будет взята в течение первой декады сентября. Судя по всему, так оно и будет. Москва должна пасть в начале сентября ». Запись от 21 сентября: «Как повлияет падение Киева на оборону Ленинграда и Москвы? Этот вопрос решится в течение двух-трех недель ». Л в записи от 2 октября появляется уже несколько иная тональность: «После падения Ленинграда и Харькова, очевидно, назреет обстановка для заключения мира между Германией и Советским Союзом».
Выезжая в Куйбышев вместе с дипкорпусом в середине октября, полковник Яма-ока оставил в Москве своего помощника подполковника Сасаки специально для того, чтобы тот смог проследить последнюю фазу боев под Москвой и вступление немцев в город. В инструкции, данной подполковнику Сасаки, совершенно определенно предусматривалось, что он окажется по ту сторону фронта и должен будет перейти в подчинение к военному атташе в Германии.
Совершенно иной точки зрения придерживался военно-морской атташе Ямагучи, который вскоре же после начала войны стал выражать сомнения относительно успешной реализации германских планов войны.
В письме, адресованном руководящему работнику военно-морского министерства Такате от 11 августа 1941 г., Ямагучи пишет: «По имеющимся сведениям, германская сторона начала войну с расчетом на захват Москвы через две недели и полный разгром Советского Союза через два месяца. Если война действительно начата на основе таких стратегических установок, то она, вне всякого сомнения, кончится провалом, и в будущем можно ожидать чрезвычайно грозную ситуацию».
У себя в блокноте Ямагучи делает пометку: «В центре внимания военно-морского атташе в Москве — большие опасения насчет затягивания советско-германской войны».
Подводя итоги летних боев 1941 г. на советско-германском фронте, Ямагучи
приходит к следующему заключению (тезисы донесения относятся к сентябрю: «Успехи германских войск громадны, но пока не удалось осуществить план окружения и уничтожения... Если только не удастся добиться стремительной победы под Ленинградом и Харьковом или у Ильменя, взять Москву до наступления зимы будет невозможно.
В течение зимнего периода на Северо-Западном и Западном фронтах немцы остановят свое наступление(продвижение) и будут придерживаться позиционной войны».
В донесении, касающемся первой попытки немцев взять Москву путем наступления через Брянск (в сентябре),Ямагучи констатирует, что «советские войска действовали весьма успешно и нанесли большой урон немецким войскам (вермахту), в частности мотомехчастям генерала Гуде-риана».
Таким образом, еще в начале осени 1941 г. в то время, когда германская армия продолжала развивать активные операции на всех направлениях советско-германского фронта, капитан Ямагучи дал правильный прогноз относительно исхода операции под Москвой (правда, в момент самых напряженных боев под советской столицей у Ямагучи были некоторые колебания — он набросал черновик телеграммы в Токио о возможности падения Москвы и что в этом случае Японии следовало бы принять чрезвычайное решение. Но эта телеграмма осталась недописан-ной.—В.Я.).
В дальнейших записях Ямагучи в противовес сообщениям германской стороны о разгроме основных сил советских войск подчеркивает, что боеспособность советских войск не подорвана, артиллерия продолжает быть мощной и сохранены резервы.
В записях, касающихся зимней кампании, Ямагучи констатирует, что «после неудачи октябрьской офензивы германская армия понесла большие потери, отразившиеся на ее воинском духе ». Констатировав данный факт, он приходит к выводу: «Отступающая в зимних условиях немецкая армия несет в боях большие потери, и вермахт уже не тот, каким был 22 июня 1941 г.».
По вопросу о возможности продвижения немецких войск в течение зимы 1941 г. на Кавказ Ямагучи дает заключение в отрицательном смысле.
Таким образом, ход развития военных событий на советско-германском фронте в течение 1941 г. освещался военно-морским атташе Ямагучи вполне объективно, на основе трезвого анализа, и его прогнозы относительно краха «блицкрига» и невозможности для Германии добиться решающих успехов до наступления зимы оказались верными.
Наступление немецких войск, начатое летом 1942 г. (на которое, судя по тону японской печати того времени, в Японии возлагались большие надежды. — В. Я.), получило у Ямагучи весьма сдержанную оценку. Относительно заявлений германской стороны о том, что наступление 1942 г. ставит цель добиться развязки войны путем разгрома основных сил Красной Армии и захвата линии Волги, Ямагучи в письме от 11 июня 1942 г., адресованному работнику штаба Квантунской армии подполковнику Омори, пишет: «Вряд ли в этом году немцам удастся хлынуть стремительным потоком вперед, как в прошлом году. С тоской думаю о том, что придется опять зимовать в Куйбышеве ».
В другом письме (тоже от 11 июня), посланном в Токио с диппочтой в адрес корреспондента в СССР Маэсибы, Ямагучи пишет: «Каков темп наступления будет
на этот раз? С точки зрения находящихся здесь, успех немецкого наступления довольно сомнителен. В общем, у нас сложилось следующее мнение — в течение года немцы проведут два-три крупных и эффективных наступления, но после этого война примет затяжной характер, а когда она закончится, неизвестно ».
В телеграмме от 15 августа 1942 г. Яма-гучи сообщает в Морской генеральный штаб о том, что «планы германского командования заключаются в следующем: стремительно развернуть операции на Кавказе, в направлении Волги, взять Сталинград, после чего провести заключительный штурм Москвы и Ленинграда, а затем продвинуться до линии Урала ». Из этого следует, что Ямагучи правильно предполагал, что у германской стороны имелись планы обойти Москву с востока и добиться решающих результатов в течение 1942 г.
Но, по мнению Ямагучи, «учитывая ряд факторов, в частности климатические условия, советские резервы, а также наличие Африканского фронта, следует признать, что шансы на возможность осуществления германского стратегического плана в течение этого года ничтожны ».
В телеграмме, посланной 21 октября 1942 г. на имя заместителя начальника Моргенштаба и товарища морского министра, Ямагучи сообщал о наступлении холодов и уже начал подводить итоги летне-осеннего наступления германских войск в 1942 г. По его предположению, немцы по окончании операций под Сталинградом будут в течение некоторого времени продолжать операции на Кавказе, но на других фронтах новых операций не предпримут, ограничившись подготовкой к зиме.
Прогнозы Ямагучи относительно зимней кампании 1942-1943 гг. сводятся к тому, что обе стороны будут накапливать боевую мощь и вряд ли предпримут операции крупного масштаба (телеграмма от 21 октября 1942 г.). Оценивая военный потенциал СССР, Ямагучи делает заключение, что Советский Союз при тогдашнем состоянии его промышленности, топливных и пищевых ресурсов и состояния вооруженных сил сможет продолжать войну и в 1943 г., хотя вряд ли будет в состоянии провести крупное наступление летом следующего года. Тем самым Ямагучи предупреждает свое руководство о том, чтобы при определении дальнейшей линии поведения в отношении СССР высшее флотское командование исходило из расчета, что советско-германская война уже окончательно приняла форму затяжной кампании.
II. Вопрос о мирном посредничестве
Вопрос о выступлении Японии перед СССР и Германией с мирным посредничеством стал фигурировать в донесениях и записях полковника Ямаоки и капитана II ранга Ямагучи осенью 1941 г., как раз в момент приближения германских войск к Москве и возникновения у японцев надежды на то, что ввиду критического положения СССР может пойти на сепаратный мир с Германией и тем самым порвать с Англией и Соединенными Штатами Америки.
Проблема изоляции СССР от его союзников приобретала в тот момент для Японии особо актуальное значение в связи с ее подготовкой к нападению на США и Англию.
Однако оба атташе признали выступление Японии в тот период с мирным посредничеством преждевременным. Телеграмма военно-морского атташе, посланная им после эвакуации дипкорпуса в Куйбышев, гласила: «При нынешних условиях, когда Москву решено отстаивать любой ценой, когда там находятся все главные члены правительства, вопрос о мире можно будет поставить только в том случае, если советское правительство приобретет характер нулевой власти, но пока что никаких симптомов этого не наблюдается».
В его же черновых записях (тезисах для доклада) говорится: «Если подходить с точки зрения материальных ресурсов, еще не время для выступления Японии с мирным посредничеством. Считаем, что еще не настал момент для заключения мира. Германия инспирирует посла Осиму на роль второго Гесса».
С более подробными соображениями выступает военный атташе Ямаока. В докладной записке, представленной в Генштаб в конце октября 1941 г., он пишет: «Что касается срока выступления с посредничеством, то представляется необходимым выждать развитие обстановки. В данный момент выступать с посредничеством пока преждевременно...
Ситуация, при которой заключение мира между Германией и Советским Союзом будет в интересах нашей Империи: 1) Для нашей Империи представляется наиболее желательным, чтобы Германия еще до наступления момента, когда военные приготовления Америки и ее помощь Советскому Союзу и Англии войдет в сферу достаточной эффективности, смогла бы одержать победу над Советским Союзом, сохранив в целости резервы, предназначенные для проведения войны с Англией. В том случае, если Германии не удастся справиться с Советским Союзом в течение будущего года (имеется в виду 1942 г. — В. Я.), отпадает необходимость в том, чтобы Япония обременяла себя миссией посредничества.2) Для нашей Империи заключение мира между Германией и Советским Союзом — на основе нашего посредничества — представляется необходимым в следующих случаях: Если Германия не сможет завершить сокрушение Советского Союза в течение 1942 г.
A. Если перспектива войны станет неблагоприятной для Германии — мир будет необходим.
Б. Если у Германии, несмотря на возможность дальнейшего ведения войны с Советским Союзом, начнут постепенно иссякать резервы, предназначенные для ведения войны с Англией, — мир будет необходим.
B. Если Германия, несмотря на сохранение резервов, не сможет поставить Советский Союз на колени, в этом случае для нас будет выгодным заключение мира между Германией и Советским Союзом.
Г. Если и СССР и Германия сохранят резервы и война затянется надолго — для нас будет выгодно заключение мира между Германией и СССР ».
Ямаока категорически заключает, что этот мир может быть заключен: «В том случае, если Германия, хотя и разгромив большую часть вооруженных сил СССР, все же не сможет нанести последний смертельный удар, и СССР, кое-как избежав гибели, убедится в невозможности победить Германию в процессе дальнейшей борьбы. В этом случае Япония в той или иной степени окажется обладателем решающего голоса и ее слово приобретает громадный вес.
В том случае, если у Германии и СССР останутся в достаточном количестве военные резервы и вступление Японии в войну не сможет повлечь за собой немедленный крах СССР».
Иными словами, по мнению военного атташе, вопрос о мире между СССР и Германией может стать реальным только в том случае, если окончательно выяснится, что германо-советская война приобретает затяжной характер, неблагоприятный для Германии.
Оба атташе высказались за то, чтобы Япония выступила с посредничеством только после завершения всех приготовлений к войне с СССР с целью придания японскому демаршу характера ультиматума, ставящего СССР перед дилеммой: либо порвать с союзниками и пойти на сепаратный мир, либо решиться на войну на два фронта. Таким образом, вопрос о мирном посредничестве Япония сводила к тому, чтобы оторвать СССР от США и Англии путем дипломатических комбинаций.
Изменение ситуации в мире после начала войны на Тихом океане и окончательного оформления англо-советско-американской коалиции не поколебали расчетов военных кадров Японии на возможность изоляции СССР от его союзников. Об этом свидетельствуют те установки, которых придерживались японские военный и военно-морской атташе в СССР при информации своего руководства о внешнеполитической позиции СССР. Расходясь в оценке хода войны и германских стратегических планов, оба атташе полностью солидаризируются в оценке взаимоотношений СССР с Англией и США, подчеркивая недовольство СССР его союзниками, путем соответствующего подбора фактов. Например, в донесении от 26 февраля 1942 г. военный атташе сообщает, что «накануне возвращения в Англию посол в СССР Криппс хотел нанести визит Сталину, но не добился приема ». В другом сообщении говорится о том, что в Куйбышеве был назначен публичный доклад об Англии, но не состоялся из-за неявки публики, потому что «советский народ не питает симпатий в отношении хитрых и эгоистичных англичан».
Военно-морской атташе, в свою очередь, сообщает о том, как был принят новый английский посол Кэрр: «Если сопоставить с примерами, имевшими место до сих пор, то видно, что советское правительство оказало Кэрру прием более небрежный, чем представителю какого-нибудь эмигрантского правительства. Из беседы Татекавы (посол Японии в СССР. —В. Я.) с Молотовым ясно вырисовывается недовольство СССР поведением Англии (телеграмма от 25 марта 1942 г. в Главный штаб).
В донесении военного атташе, написанном в конце февраля 1942 г., говорится: «По мере того как наша Империя продвигается по пути побед, Советский Союз успел, по-видимому, убедиться в иллюзорности своих расчетов на вооруженную помощь Англии и Америки и волей-неволей вынужден примириться с тем, что Англия и Америка не создадут второй фронт.
На факты дальнейшего углубления противоречий боевого сотрудничества СССР с Англией и США (поездка Моло-това в Лондон и Вашингтон, а также приезд Черчилля в Москву) военно-морской атташе реагирует тем, что в двух телеграммах от 21 июля и 28 августа 1942 г. указывает на разочарование советской стороны в вопросе о создании второго фронта в течение 1942 г.
Констатируя недовольство и разочарование СССР в отношении Англии и Америки, военный атташе обращает внимание своего руководства на то, что советская сторона все время ведет тонкую дипломатическую игру: «СССР, ставя целью избежать возникновения войны с Японией и в то же время побудить Англию и Америку увеличить материальную помощь, прилагает все старания к тому, чтобы не создавать коллизий с Японией, и одновременно с этим пытается предпринять в отношении Англии и Америки дипломатические комбинации, содержащие намек на то, что СССР намерен пойти на сближение с Японией и изменить свою позицию в войне с Германией (телеграмма от 4 марта 1942 г. на имя заместителя начальника генерального штаба, озаглавленная «Заключение относительно внешнеполитического курса СССР за последнее время»).
На основании оценки линии поведения СССР в отношении его союзников военный атташе приходит к заключению, что выступление Японии в соответствующий момент с мирным посредничеством может оказаться успешным. В депеше, составленной в конце февраля 1942 г., Ямаока пишет: «Что касается проблемы германо-советского мира, то СССР, придерживающийся принципа ставить свои выгоды на первый план, не будет считать себя связанным англо-советским договором о незаключении сепаратного мира и прочими соглашениями. Поэтому возможность того, что СССР может пойти на мир с Германией, отнюдь не исключается — СССР может пойти на это в зависимости от предложенных ему условий ».
В записях военно-морского атташе (наброски для докладной записки) фигурирует следующий тезис: «Придется пойти на солидные уступки — затягивание войны выгодно для Англии и Америки. Поэтому нужно дать что-то Советскому Союзу, чтобы оторвать его от Англии и Америки ».
III. Оценка перспектив советско-японских отношений
В течение первого периода советско-германской войны позиция обоих атташе, военного и военно-морского, в вопросе о советско-японских отношениях была неразрывно связана с перспективами на успех реализации германских планов «блицкрига ». Об этом можно судить, например, по записям японского корреспондента в Москве Маэсибы, в которых отражены взгляды военного атташе, и записям военно-морского атташе.
Запись в дневнике Маэсибы спустя неделю после начала советско-германской войны, 29 июня 1941 г., гласит: «Японо-советские отношения сейчас вступили в фазу крайне деликатного свойства. По-видимому, разрыв отношений с СССР будет проведен еще до падения Москвы». Через несколько дней (2 июля 1941 г.) появляется запись: «Позиция японского правительства предельно осторожна. Пока что мы решили занять позицию наблюдателя, но привести себя в полную готовность».
В письме майора Нохары (состоявшего в то время в советском секторе генштаба и вскоре получившего назначение в СССР на пост помощника военного атташе в СССР) от 5 октября 1941 г., присланном в Куйбышев чинам военного атташата, выражены настроения кругов армейского командования: «Как бы там ни было, но нашей первейшей задачей в будущем году будет расправиться с Севером ».
У капитана Ямагучи, находящегося в курсе установок своего руководства в начальный период советско-германской войны, записано: «Курс нашей империи: в случае, если к востоку от Урала, пересмотреть линию поведения — активность.
По линии дипломатии: временный компромисс с Америкой, чтобы потребовать у СССР отвода Дальневосточной армии». Таким образом, по мнению военно-морского атташе, для проведения активной политики в отношении СССР является компромисс с Америкой хотя бы на время, чтобы избежать опасности одновременной войны с СССР и англо-американским блоком.
В докладной записке по вопросу о выступлении Японии с мирным посредничеством военный атташе Ямаока тоже исходит из того, что Америка не вступит в войну, а следовательно, не помешает угрожающим демаршам Японии в отношении СССР: «Успешный нажим на Америку со стороны нашей империи (по линии Индокитая и т. д.), а также победы германских войск на фронтах войны с СССР могут поколебать решимость Америки входить в войну».
После краха попыток компромисса и нажима на Англию и Америку Япония начала войну на Тихом океане, решив во избежание одновременной войны на две стороны сохранить в силе советско-японский пакт о нейтралитете от 13 апреля 1941г.
В письме, присланном военно-морскому атташе Ямагучи из Морского главного штаба от ответственного работника советского сектора Усуи (датированном 18 марта 1942 г.), сообщается о том, что в отношении СССР утвержден курс политики, предложенной высшим флотским командованием: «Наши отношения с Советским Союзом — вот проблема, которая в данный момент вызывает чрезвычайное напряжение нервов всего японского народа. Среди населения распространяются самые сенсационные, выдаваемые за правду слухи. Вопросы, с которыми обращаются к нам по поводу этих слухов, приводят нас в замешательство. В наших центральных инстанциях пришли к единодушному решению — все силы обратить на закрепление позиций на Юге, а в отношении Севера — выдерживать до конца пассивную линию. Эта установка, по-видимому, уже дана Квантунской армии.
Кстати, «госпожа » Армия наконец-то стала понимать, какие трудности приходится испытывать флоту при проведении операций такого широкого масштаба, как сейчас».
В связи с этой ролью высшего командования японского военно-морского флота при установлении внешнеполитического курса страны в кругах финансовых магнатов города Осака возникло движение в пользу замены генерала Тодзио адмиралом Йонаи на посту премьер-министра (письмо Маэсибы в адрес капитана Ямагучи от 5 мая 1942 г.).
После вступления Японии в войну с Англией и Америкой в центре внимания военных кругов Японии встал вопрос, удастся ли Англии и США толкнуть СССР на войну с Японией.
Известный журналист, член редакционной коллегии влиятельнейшей в Японии газеты «Токио Ничи-Ничи» Баба Хидэо, весьма осведомленный в то время по части настроений, царящих в политических кругах Токио, сообщает военно-морскому атташе Ямагучи (в письме от 3 июня 1942 г.): «Мы не думаем, что в условиях нынешней международно-политической конъюнктуры Советский Союз легко поддастся уговорам Америки.
Вряд ли он двинется против нас. Но, тем не менее, приходится опасаться этого наступления. Разумеется, надо избегать всяких акций, которые могут нервировать СССР».
Военный атташе в СССР в ряде своих донесений высшему армейскому руководству доказывает несостоятельность опасений в отношении СССР.
В телеграмме от 11 марта 1942 г. на имя заместителя начальника Генштаба он сообщает, что «кадровые части Сибирского военного округа уже направлены на советско-германский фронт, и, таким образом, главные резервы СССР, предназначенные [для войны] против Японии, в настоящее время почти полностью исчерпаны ».
В депеше, составленной в конце февраля 1942 г., военный атташе дает следующее заключение линии поведения СССР в отношении Японии: «Советский Союз не желает войны с Японией и больше всего боится очутиться из-за инспирации со стороны Англии и Америки или же стратегических диверсий (камчаты) в положении таскающего каштаны (из огня) для чужих.
Можно считать установленным, что в данный момент Советский Союз, обративший все свои силы на Запад, не имеет свободных резервов для того, чтобы затевать что-либо против Японии, одерживающей колоссальные победы одну за другой. Полагаю, что основная установка Сталина и его помощников такова: всячески уклоняться от войны с нами, чтобы не оказаться в роли таскателя каштанов для Англии и Америки в результате их происков и подстрекательства... Позиция СССР представляется нам в следующем виде: не раздражать Японию и предотвращать все комбинации Англии и Америки по втягиванию СССР в войну с Японией и вместе с этим вести дипломатическую игру с целью стимулирования помощи со стороны Англии и США».
По вопросу о дальнейшей линии поведения в отношении СССР военно-морской атташе Ямагучи высказывается следующим образом: «Эта проблема (взаимоотношения между Японией и СССР) всецело зависит от того, насколько быстро нам удастся осуществить закрепление Юга. Тогда решится вопрос, сможем ли мы на этот раз осуществить программу нашей Империи на долгие годы вперед и нужно ли будет проводить ее. Насчет этого, может быть, не следовало бы подавать голос отсюда, но, как бы мы ни торопились, надо все-таки выждать, пока немцы не влепят им еще разок. В общем, придется — после будущего лета.
Разумеется, нужно будет сперва рассчитать, когда кончится война в целом. Этот расчет можно будет сделать на основе оценки нашего положения на Юге и потенциала Советского Союза. Итак: после будущего лета каждый из нас должен быть «всегда готов » (письмо на имя начальника советского сектора Моргенштаба Каваба-ты от 24 августа 1942 года).
В телеграмме на имя заместителя начальника Моргенштаба товарища морского министра от 21 октября 1942 г. Ямагучи дает оценку ходу советско-германской войны и приходит к заключению, что СССР в состоянии продолжать войну в 1943 г., но не сможет предпринять большое наступление и что «северная опасность », т. е. угроза со стороны СССР планам Японии в Восточной Азии может исчезнуть только в том случае, если Германии удастся нанести в будущем году «еще один удар » боевой мощи СССР. Ямагучи обходит молчанием вопрос о той ситуации, которая возникнет в том случае, если Германия не сможет нанести этот удар, т. е. если советско-германская война примет такой оборот, при котором Японии нельзя будет надеяться на устранение «северной опасности» руками Германии. Уклонившись от изложения соображений на эту тему, Ямагучи также оставляет открытым вопрос о выполнении Японией своих союзнических обязательств в отношении Германии.
На фоне всех высказываний обоих атташе относительно хода советско-германской войны, ее перспектив и прочих проблем, связанных с войной, резко выделяется подчеркивание ими того обстоятельства, что СССР не намерен выполнять роль «таскателя каштанов >> для Англии и Америки и, будучи недоволен их поведением, проводит «дипломатическую игру» в собственных интересах.
Приводя конкретные примеры «заигрывания » советской стороны, оба атташе указывают на вполне лояльный тон советской прессы в отношении Японии и на благосклонном отношении советского военного командования. В частности, на то обстоятельство, что «заместитель начальника советского Генерального штаба поздравлял японцев с победой», а на банкете 23 февраля 1942 г. советская сторона проявляла к японцам более предупредительное отношение, чем к американцам и англичанам». Обращая внимание своего руководства на «дипломатическуюигру»советской стороны, оба атташе тем самым констатируют наличие почвы для проведения со стороны Японии тех или иных дипломатических комбинаций в отношении СССР. В свете этого весьма характерна следующая запись военно-морского атташе Ямагучи (тезисы для докладной записки):
«Изменение смысла японо-германского союза»: с германской стороны —
а) не изменил ли Гитлер свои взгляды, бывшие у него в момент встречи с Мацуокой, а также после японо-советского пакта?
б) не произошли ли большие сдвиги в японо-германском союзе после японо-советского пакта?
в) не изменил ли Гитлер свои взгляды, бывшие у него в момент встречи с Мацуокой, а также после дипломатической комбинации Мацуоки в отношении Америки?
Возможность изменений в японо-германском союзе, т. е. между союзниками, территориально оторванными друг от друга, — в зависимости от того, как пойдет советско-германская война».
В заключение необходимо констатировать, что содержание переписки японских военного и военно-морского атташе свидетельствует об интенсивном сборе ими разведывательной информации после нападения Германии на Советский Союз.
Однако сбор сведений разведывательного характера более эффективно осуществлял военно-морской атташе капитан I ранга Ямагучи, давая им объективную оценку, базируясь на которой, он делал правильные прогностические выводы хода советско-германской войны.
Военный атташе полковник Ямаока разделял уверенность немецкого командования по успешной реализации планов вермахта разгромить СССР в течение двух-трех месяцев.
В своих докладах в центр он завышал промежуточные успехи немецких войск на советско-германском фронте и делал прогнозы, не подтверждавшиеся в ходе войны.
Руководство Генштаба японской армии было вынуждено в начале 1942 г. заменить Ямаоку, назначив новым военным атташе Японии в СССР полковника Ябэ, хорошо знавшего СССР.
Разведывательная деятельность японских военного и военно-морского атташе в начальный период советско-германской войны свидетельствует также и о том, что они прилагали максимум усилий, чтобы решить основную задачу, поставленную перед ними центром, — определить такую фазу в войне, когда Советский Союз будет близок к поражению, чтобы выступить против СССР на Дальнем Востоке.
Но японские милитаристы не дождались этого как в боях под Москвой, так и в ходе Сталинградской битвы и тем более в период победоносного разгрома немцев на Курской дуге.
Дальнейшие события Второй мировой войны поставили перед японскими спецслужбами уже другую задачу — выявлять позицию Советского Союза и его намерения в отношении Японии. Такая постановка вопроса была закономерной, так как японская Квантунская армия в 1 млн. человек практически в ходе всей войны выжидала удобного момента для нападения на СССР, а советская разведка своевременно информировала об этом военно-политическое руководство Советского Союза.
Владимир ЯМПОЛЬСКИЙ, кандидат юридических наук, член-корреспондент Академии военных наук, член Общества изучения отечественных спецслужб
1 Статья написана на основе материалов Центрального архива ФСБ РФ
Труды Общества изучения истории отечественных спецслужб. Т. 1. – М.: Кучково поле, 2006. – С. 126-140.