Америка? Нет больше вашей Америки..
«Раскрыта крупная шпионско-диверсионная организация японского генерального штаба»
25 апреля 2006
Особенности тайного противостояния советских и японских спецслужб нa Дальнем Bocтокe в конце 1920-х — начале 1930-х гг.
В Российском государственном военном архиве (РГВА) рассекречен ряд документов Народного комиссариата по военным и морским делам (НКВМ) СССР, а также Объединенного государственного политического управления (ОГПУ) при СНК СССР, позволяющих по-новому взглянуть на тайное противоборство советских и японских спецслужб в районе Дальнего Востока вначале 1930-х годов. В настоящей статье автор анализирует впервые публикуемые архивные документы, содержание которых отражает характер и общую динамику противостояния спецслужб двух стран в условиях весьма напряженной атмосферы советско-японских политических отношений тех лет.
читать дальше
АКТИВНОСТЬ разведыва¬тельных и контрразведывательных органов Страны Со¬ветов и Страны восходящего солн¬ца в начале 30-х годов XX века, со¬провождавшаяся, как это обычно водится, чередой взаимных шпи¬онских разоблачений, была ре¬зультатом обострения межгосу¬дарственных отношений в период мирового экономического кризи¬са 1929—1933 гг. Нарушая обще¬принятые нормы международного права, Советский Союз и Япония использовали друг против друга тайную дипломатию как средство достижения своих внешнеполити¬ческих целей. При этом, если со¬ветское военно-политическое ру¬ководство стремилось прежде всего приостановить реализацию агрессивных замыслов по отноше¬нию к СССР своего дальневосточ¬ного соседа, то японское вынашивало планы широкомасштабной военной интервенции с оккупаци¬ей целого ряда регионов совет¬ской территории. Учитывая, что в Дальневосточном крае (ДВК)1, где только что отгремела Гражданская война, и в сопредельной Маньчжу¬рии осели многие из тех, кто был, мягко говоря, не совсем доволен советской властью, японские спецслужбы усиленно формиро¬вали из них «пятую колонну», ско¬лачивали шпионско-диверсион¬ные группы, снабжая их деньгами и оружием. Советские спецслуж¬бы, естественно, тоже не сидели сложа руки и делали все возмож¬ное для раскрытия и нейтрализа¬ции враждебных элементов.
Эта невидимая война шла с пе¬ременным успехом. Еще в 1927 году в Москве от резидентур внешней разведки ОГПУ, действо¬вавших в Сеуле и Харбине, а также от сотрудников военной разведки РККА стало известно о зловещем меморандуме премьер-министра Японии Г. Танаки2, предусматри¬вавшем установление в мире японского господства, в ходе реа¬лизации которого предполагалось включение в состав Японии всего Дальневосточного края. Это был неприкрытый вызов, и он требо¬вал адекватного ответа.
Надо отметить, что советское руководство, прежде всего И.В. Сталин как Генеральный секре¬тарь ЦК ВКП(б) и К.Е. Ворошилов, нарком по военным и морским де¬лам и председатель РВС СССР, были неплохо осведомлены о во¬енных приготовлениях Японии. Так, согласно стратегическому плану генерального штаба Японии под кодовым наименованием «Оцу» на территории Маньчжурии предполагалось дополнительно сформировать 30 дивизий, из ко¬торых 24 выделялись для ведения военных действий против СССР. Этим планом предусматривалось развертывание наступления в первые дни 1932 года. По линии особого отдела ОГПУ3 руководст¬ву систематически поступали так¬же документы, свидетельствовав¬шие о ведении японской стороной целенаправленного шпионажа на территории СССР в русле подго¬товки Японией военной агрессии. Из этого перечня документов осо¬бого внимания заслуживают «По¬ложение о военных резидентах за границей», введенное в действие военным министерством Японии в декабре 1931 года, и «Соображе¬ния относительно военных меро¬приятий империи, направленных против Советского Союза»4, дати¬рованные 28 февраля 1932 года. О том, что И.В. Сталину был изве¬стен текст последних, свидетель¬ствуют его собственноручные по¬метки на полях документа.
В конце мая 1932 года из особо¬го отдела ОГПУ в секретариат К.Е. Ворошилова поступило с грифом «Совершенно секретно» три «Бюллетеня по СССР», разрабо¬танных генеральным штабом Япо¬нии в апреле того же года. Такая оперативность говорит не только о хорошо отлаженных методах ра¬боты ОГПУ, но и о том значении, которое придавалось советской стороной нараставшим угрозам со стороны Японии. Бюллетени содержали весьма важную ин¬формацию: сведения о численности, составе и дислокации воин¬ских частей и подразделений РККА и ОГПУ на территории ДВК. Подобная всесторонняя осведом¬ленность возможного противника ничего хорошего не сулила в слу¬чае военного столкновения. Одна¬ко своевременная информация об этом давала возможность коман¬дованию РККА принять меры по передислокации войск на особо опасных участках.
Обращает на себя внима¬ние и тот факт, что авторы документов, например «Бюллетеня по СССР» № 10 от 11 апреля 1932 года, указывали на весьма разветвленную сеть своих источников, откуда поступала в генеральный штаб Японии разве¬дывательная информация. Подоб¬ными источниками, оказывается, являлись генеральные штабы Польши и Латвии, французский военный атташе в Турции, агент из Пограничной (железнодорожная станция на линии Уссурийск — Харбин, г. Пограничный), некие «путешественники» из Урги [Улан-Батор] и господин Кавасака — представитель японской фирмы «Кокусай-Унью» из Владивостока5. Интересно, что в том же «Бюл¬летене*' сообщалось о фактах, не имевших прямого отношения к ве¬домству Ворошилова: речь шла о террористических и диверсион¬ных актах, совершенных якобы русскими на станции Харбин. В частности, в документе упомина¬лось о том, что «1 апреля [1932 г.] на станции Харбин был обнаружен русский с взрывчатыми вещества¬ми. В результате следствия установлено наличие террористиче¬ского заговора. Седьмого числа [апреля 1932 г.] на квартирах у 9 лиц был произве¬ден обыски выяс¬нено, что взрыв¬чатые вещества были привезены злоумышленни¬ком из Погранич¬ной с целью взрыва важней¬ших сооружений Харбинской [же¬лезнодорожной] станции. В Хар¬бине в последнее время циркулиру¬ют слухи, что служащие НКВД усиленно готовятся к тому, чтобы в случае объявления японо-советской войны провести решительное разрушение ж.-д. линии»6.
На этом перечисление фактов участия «русских» в диверсион¬ной деятельности в Северной Маньчжурии не заканчивалось. «8 апреля [1932 г.] в 2 часа ночи, — сообщалось в «Бюллетене», — ж.-д. сторож-китаец заметил двух лиц, собиравшихся подложить дина¬мит под 2-й Сунгарийский ж.-д. мост. Он пытался задержать зло¬умышленников, но был убит ими. Ж.-д. охрана стала немедленно преследовать их, задержав одно¬го на месте, а другого в Тао-Лай-Чжоу. Оба злоумышленника ока¬зались русскими»7. Были ли эти «русские» советскими граждана¬ми, и кого на самом деле задер¬жала железнодорожная охрана, сказать сложно, так как в откры¬тых фондах российских архивов подобные сведения пока не обна¬ружены. Что же касается прича¬стности советского генерального консульства, располагавшегося в Харбине, к разведывательной и диверсионной деятельности, ав¬торы «Бюллетеня» об этом пре¬красно знали: «За последнее вре¬мя штаб советского генконсуль¬ства в Харбине пополнен партий¬цами. Генконсульство путем ис¬пользования секретной агенту¬ры антигиринской армии8 соби¬рает сведения о положении в Манчжоу-го и белых. Кроме то¬го, недавно в Харбин прибыла через Пограничную присланная из СССР террористическая группа в составе 8 человек для убийства наиболее влиятельных харбинских белоэмигрантских деятелей»9.
Следует отметить, что термин «русский» достаточно часто встречался в донесениях япон¬ской агентуры той поры, на осно¬вании чего генштаб Японии делал вывод о причастности к секрет¬ной антияпонской деятельности советских спецслужб. Впрочем, это было недалеко от истины. Действительно, в те годы на тер¬риторию Северной Маньчжурии для красных партизан, часть ко¬торых прошла военную подготов¬ку в СССР, отправлялись продо¬вольствие и оружие. Об этом хо¬рошо знали японские спецслуж¬бы. В частности, в «Военной сводке по СССР» № 29 от 12 ап¬реля 1932 года, подготовленной 3-й секцией морского штаба Япо¬нии на основе сообщения, посту¬пившего из штаба Квантунской армии, отмечалось следующее: «Согласно донесению тайного разведчика в составе антигирин-ской армии имеется отряд крас¬ных партизан численностью око¬ло 2000 человек, сформирован¬ный из китайцев и корейцев, при¬сланных с советской территории. Оперирующая в последнее время в районе Цяндао армия защиты родины в большинстве своем со¬стоит из корейцев и снабжается оружием из СССР»10.
Безусловно, скупые на подроб¬ную информацию строчки из ста¬рых архивных документов сегодня нуждаются не только в професси¬ональном комментарии, но, что более важно, в дополнении и под¬тверждении источниками. Одна¬ко, исходя даже из названных вы¬ше материалов, можно сделать вывод, что действия Японии вы¬зывали в СССР обоснованную тревогу, результатом которой и становились меры превентивного характера, в том числе и на сопре¬дельной территории.
Осенью 1932 года из ДВК стала поступать все более тревожная информация. 26 ноября заместитель, председате¬ля ОГПУ Г.Е. Прокофьев11 и началь¬ник Экономического управления (ЭКУ)12; ОГПУ Л.Г.Миронов13 напра¬вили с грифом «Строго секретно» на имя Генерального секретаря ЦК ВКП(б) И.В. Сталина доклад¬ную записку14 (приложение № 1), ознакомившись с которой, И.В. Сталин 29 ноября поручил заведу¬ющему секретным отделом (СО)15 ЦК ВКП(б) А.Н. Поскребышеву16 разослать строго секретные мате¬риалы В.М. Молотову, К.Е. Воро¬шилову, Я.Б. Гамарнику17 и П.П. Постышеву18. В РГВА хранится третий экземпляр недавно рассе¬креченного документа, направ¬ленного тогда А.Н. Поскребыше¬вым К.Е. Ворошилову.
Ворошилов обычно не оставлял многословных резолюций на по¬добного рода документах, а указа¬ния своим подчиненным, как пра¬вило, давал посредством сопро¬водительной записки или, воз¬можно, в устном порядке. Поэто¬му и в этот раз на сопроводитель¬ной заведующего СО ЦК ВКП(б) он лишь оставил пометку «Моя особая папка», указал дату «2/1 33», означавшую «2 января 1933 года», и лаконично расписался ли¬терой «В»19. Как свидетельствуют многочисленные архивные мате¬риалы, наркомвоенмор достаточ¬но часто прибегал к подобной форме подписи20.
Тот факт, что строго секретный документ, как и многие другие по¬добные материалы, подготовлен¬ные в стенах ОГПУ, был впослед¬ствии переадресован Ворошило¬ву, свидетельствует не только о его важности с точки зрения обо¬роны страны, но главным образом характеризует взаимоотношения двух ведомств, занимавших веду¬щее место в иерархии силовых структур государства. В 1930-е годы практика информирования органами госбезопасности руко¬водителя военного ведомства по самому широкому спектру вопро¬сов была вполне обычным явлени¬ем. Ворошилов, будучи наркомвоенмором и председателем Ревво¬енсовета СССР (с 1934 г. — народ¬ным комиссаром обороны СССР), с 1925 по 1940 год входил в круг высших должностных лиц госу¬дарства, участвовавших в приня¬тии практически всех ответствен¬ных решений в области обороны страны. Второй причиной, по ко¬торой именно ОГПУ, а не Нарко¬мат по военным и морским делам, информировало Ворошилова о вопросах, имеющих прямое отно¬шение к военной безопасности, является то, что в начале 1930-х годов РККА не имела своих контр¬разведывательных органов. Как известно, еще в декабре 1918 го¬да военная контрразведка была изъята из Регистрационного упра¬вления Полевого штаба и переда¬на в Военный отдел ВЧК, в составе которой с января 1919 года контр¬разведывательные функции вы¬полнял Особый отдел21. Решение о передаче контрразведывательной работы в армии чекистам было следствием серьезной внутри¬партийной борьбы в верхних эше¬лонах РКП(б). В те годы особые отделы не только выполняли контрразведывательные функции, но и надзирали за командным со¬ставом Красной армии. Лишь в 1943 году в составе Вооруженных Сил СССР были созданы собст¬венные органы контрразведки «Смерш».
Стоит заметить, что со дня от¬правки Поскребышевым докумен¬та на имя наркома по военным и морским делам до появления на нем упоминавшейся буквы «В» прошло больше месяца. Этот факт, на мой взгляд, может свиде¬тельствовать лишь об одном: строго секретная докладная оста¬валась все эти дни в работе в од¬ном из органов военного управле¬ния, скорее всего в Штабе РККА, и находилась на особом контроле у Ворошилова. О чем же доклады¬вали органы ОГПУ?
В документе на 8 листах речь идет о вскрытии органами ОГПУ совместно со Штабом РККА широ¬комасштабной, целенаправлен¬ной шпионско-диверсионной дея¬тельности Японии на территории СССР. Для советского руководст¬ва сам факт шпионажа, как из¬вестно, уже не являлся неожидан¬ным. Докладная, которую Сталин получил от ОГПУ, а наркомвоенмор Ворошилов — через Поскре¬бышева, стала лишь очередным подтверждением того, что Япони¬ей на территории СССР осуществ¬лялся военный шпионаж, прово¬дились и готовились акции дивер¬сионного характера.
Судя по докладной, японская шпионская организация охваты¬вала огромные территории. В ор¬биту ее деятельности входили Мо¬сква, Ленинград, Баку, Астрахань, Майкоп, часть Украины, район Кузбасса, приграничная полоса Казахстана и практически вся со¬ветско-маньчжурская граница, а центральным плацдармом являл¬ся советский Дальний Восток, на территории которого для прове¬дения диверсионных актов наме¬чался 21 объект. По устоявшейся практике оперативной работы тех лет к докладной прилагался по¬именный список 25 членов шпион¬ско-диверсионной организации22. Судя по кратким справочным дан¬ным, в организации состояли рус¬ские, украинцы, белорусы, немцы, поляки, латыши из всех социаль¬ных слоев, причем многие из них в свое время служили в старой рус¬ской армии, а впоследствии — у адмирала Колчака (см. приложе¬ние № 2). Обращает на себя вни¬мание и то, что в организации не оказалось ни одного представите¬ля стран Центральной или Восточ¬ной Азии. Возникает вопрос: либо ОГПУ не за что было «зацепиться», либо японская военная разведка делала ставку исключительно на граждан СССР и лиц европейской внешности.
При внимательном изучении этих документов сегодня возника¬ют и другие вопросы (трудно ска¬зать, возникли ли они в то время у тех, кому были направлены эти се¬кретные материалы).
Взять хотя бы факт «непосред¬ственного руководства» шпион¬ской организацией японскими консулами во Владивостоке Ва-танабе и Ямагуцци (в других до¬кументах — Ямагути), а также на¬чальником 2-го (разведыватель¬ного) отдела генштаба Японии полковником Кондо-Мосатане23. Ограничиваясь лишь одной кон¬статацией факта, заместитель председателя ОГПУ Прокофьев каких-либо конкретных доказа¬тельств не приводит, что наводит на определенные размышления. Вполне возможно, что руководи¬тели ОГПУ в устном порядке док¬ладывали И.В. Сталину подроб¬ности этого дела, в том числе и о фактах тайной дипломатии Япо¬нии в отношении СССР. Но более вероятным представляется дру¬гое. Прокофьев не счел нужным излишне детализировать свой доклад, учитывая, во-первых, что следствие еще продолжалось и могли появиться дополнительные сведения, а, во-вторых, он наверняка был уверен в полной осведомленности Сталина (и Во¬рошилова) о фактах участия японских дипломатов в шпион¬ской деятельности'24.
Вместе с тем факт «непо¬средственного руководст¬ва» Ватанабе, Ямагути и Кондо-Мосатане диверсионной деятельностью арестованных чле¬нов шпионской организации дру¬гими архивными материалами по¬ка не подтверждается. Возникают и другие сомнения. Например, представляла ли действительно столь огромную реальную угрозу раскрытая шпионская организа¬ция? Ответ на этот вопрос не так прост, как может показаться на первый взгляд. Если принимать во внимание лишь содержательную сторону документа, то с учетом уже совершенных в 1929—1930 гг. членами организации двух дивер¬сионных актов во Владивостоке и Благовещенске, о которых упоми¬нается в докладной, сомневаться в ее чрезвычайно опасном харак¬тере не приходится. Однако при¬влекает внимание одна любопыт¬ная фраза: «Произведенной Шта¬бом РККА экспертизой сведений, переданных членами организации японцам, установлено, что шпио¬наж, осуществлявшийся органи¬зацией, причинил огромный ущерб делу обороны ДВК»25. Но этот вывод, на мой взгляд, плохо согласуется с содержанием док¬ладной. Прежде всего, почему об «огромном ущербе» Штаб РККА узнал только после экспертизы полученных сведений, да и могла ли причинить «огромный ущерб делу обороны» ДВК группа людей, в составе которой находились ли¬ца, не имевшие ни влияния на об¬щество, ни материальных, ни тех¬нических средств? Под силу ли им было решать инкриминируемые задачи? Вполне возможно, что, не сумев захватить реальных врагов и действительно опасных членов шпионско-диверсионных групп, ОГПУ поспешило отчитаться о проделанной работе, представив «стрелочников» в качестве «круп¬ной шпионско-диверсионной ор¬ганизации». В подтверждение этой версии может также служить тот факт, что к докладной записке не был приложен упоминавшийся «План шпионско-диверсионной организации по ДВК».
Пока не ясна и роль Штаба РККА, прежде всего его Разведы¬вательного управления, в добыва¬нии информации о ведении Япо¬нией военно-технического шпионажа и подготовке ею военной ин¬тервенции против СССР. Из док¬ладной следует, что «Штаб РККА указал на совпадение с его данны¬ми показаний обвиняемых о глав¬ных направлениях движения япон¬ских войск на ДВК при начале во¬енных действий в СССР». Конеч¬но, косвенно это может свиде¬тельствовать о том, что военная разведка РККА располагала све¬дениями о готовящемся военном нападении Японии на СССР, но для подобного утверждения необ¬ходима куда более доказательная источниковая база.
Были ли официальные протесты или иные демарши со стороны со¬ветского правительства в связи с фактами шпионажа и диверсий, сказать сложно. Судя по всему, ни одна из сторон тогда открыто не стремилась к явному осложнению отношений. Интересно, что уже через год после инцидента воен¬ные ведомства двух стран подпи¬сали соглашение о взаимном об¬мене и подготовке военных кад¬ров в военно-учебных заведениях и воинских частях Советского Со¬юза и Японии. Соглашение подпи¬сали: со стороны РВС СССР — на¬чальник Отдела внешних сноше¬ний (ОВС) НКВМ Смагин, со сто¬роны командования японской ар¬мии — военный атташе Японии в Москве подполковник Кавабэ26. Практика обмена военными про¬должалась и в последующие годы, причем по инициативе японской стороны. Например, 4 марта 1936 года в ответ на предложение японского военного атташе в Мо¬скве полковника Хата об обмене офицерами-стажерами начальник Разведуправления Штаба РККА СП. Урицкий подготовил на имя К.Е. Ворошилова список из шести офицеров для стажировки в Япо¬нии, в число которых входил и со¬трудник Разведуправления Штаба РККА27. Считалось, что «пребыва¬ние наших командиров в Японии себя оправдывает: люди изучают страну, язык, получают правиль¬ные впечатления о методах бое¬вой подготовки частей, их силь¬ных и слабых сторонах, условиях быта и нравов»28.
Имеются и более поздние документы, свидетельству¬ющие о том, что Япония продолжала оставаться в зоне внимания советской военной раз¬ведки и что взаимный обмен офи¬церами-стажерами был далеко не единственным каналом добыва¬ния необходимой информации29. То же самое следует сказать и о японской стороне. Так, довольно продуктивной была шпионская деятельность капитана Сакамы, который изучил состав, числен¬ность и дислокацию сухопутных, авиационных, морских частей, а также подразделений ГПУ во Вла¬дивостоке, Хабаровске, Никольске, Раздольном, Барабаше, Шкотово, Посьете, на железнодорож¬ной станции Гродеково. По всей видимости, Сакама являлся на¬чальником военных резидентов и имел глубоко законспирирован¬ную разветвленную агентурную сеть, включавшую японцев, про¬живавших во Владивостоке30.
Какие же можно сделать выводы из анализа документов, адресо¬ванных органами ОГПУ 74 года на¬зад лично И.В. Сталину и К.Е. Во¬рошилову? Следует прямо ска¬зать, что в основе своей они весь¬ма неутешительны и достаточно рельефно отражают напряжен¬ность, возникшую на дальнево¬сточных рубежах СССР. Совер¬шенно очевидно, что Япония за¬долго до событий в районе озера Хасан и на реке Халхин-Гол вела военный и экономический шпио¬наж на территории СССР с целью нанесения ущерба советской эко¬номике и вывода из строя объек¬тов военно-промышленного комп¬лекса, стратегических коммуника¬ций военного и общегражданско¬го назначения, выявления сил и средств РККА и ОГПУ в различных регионах страны, и прежде всего на территории ДВК. Все это сви¬детельствует о планомерной под¬готовке в начале 1930-х годов Японией военной интервенции против СССР. При этом в качестве плацдарма планировались Юж¬ный Сахалин, Северная Корея и Северная Маньчжурия. Работая в этих напряженных условиях, орга¬ны ОГПУ старались пресекать лю¬бую шпионскую деятельность, возможно, иногда причисляя к шпионам и диверсантам антисо¬ветски настроенных обывателей. Однако нельзя не признать, что деятельность советских спец¬служб, включая их превентивные меры против Японии, позволяла в целом успешно противостоять японским спецслужбам.
И наконец последнее. Уроки прошлого говорят о том, что какие бы проблемные вопросы ни воз¬никали на межгосударственном уровне, они должны решаться ис¬ключительно мирными средства¬ми, цивилизованным путем, за столом переговоров, в рамках об¬щепринятых норм современного международного права.
ПРИЛОЖЕНИЕ 1
Экз. № 3 Строго секретно
Исх. № П4706
0т29.Х1.32г.
т.т. МОЛОТОВУ, КАГАНОВИЧУ,
ВОРОШИЛОВУ, ГАМАРНИКУ,
ПОСТЫШЕВУ
ОГПУ при Совнаркоме Копия
26.XI.32 г. Секретно
№40641
СЕКРЕТАРЮ ЦК ВКП(б) тов. СТАЛИНУ
В результате продолжительной агентурной разработки ЭКУ ОГПУ рас¬крыта крупная шпионско-диверсион¬ная организаций японского генераль¬ного штаба, по всем данным являюща¬яся центральным нелегальным аппа¬ратом японцев на территории Союза.
Арестовано 25 человек членов орга¬низации — в прошлом быв[ших] белых офицеров, быв[ших] торговцев, бые[ших] кулаков и проч.; из них уже сознались в шпионской и диверсион¬ной деятельности 11 человек, в том числе и глава организации Молгачев.
Организация непосредственно ру¬ководилась японскими консулами во Владивостоке — вначале консулом Ватанабе, а затем Ямагуцци и воен¬ным агентом в г. Сахалине Кумазава, а также начальником 2-го отдела японского генштаба полковником Кондо-Мосатане.
Организация действовала под фла¬гом частной строительной конторы изобретателя Молгачева по механи¬зации трудоемких процессов, заклю¬чая договора с хозорганами на уст¬ройство подвесных дорог, проклады¬вание трасс и просек в непосредст¬венной близости к границам. По предварительному подсчету руково¬дителем организации Молгачевым заключено договоров на сумму до 150 миллионов рублей. Договора выпол¬нены на 15—20 проц..
Организация распространила свою работу почти по всей Маньчжурской границе, в приграничной полосе Казахстана [Казахстана], на города: Ле¬нинград, Москву, Астрахань, Баку, Майкоп, район Кузбасса, часть Украи¬ны, а также на ряд районов на поль¬ской границе. Центральным плацдар¬мом деятельности организации яв¬лялся Дальний Восток, на котором шпионской и диверсионной работой охвачен 21 пункт.
Работа организации представляет важнейшую составную часть японских планов по подготовке интервенции против Союза и должна была непо¬средственно обеспечить осуществле¬ние при открытии военных действий широко задуманного стратегического плана нападения японских войск на Советский Дальний Восток со стороны 3 районов: Южного Сахалина, Север¬ной Кореи и Северной Маньчжурии.
В диверсионный план действий ор¬ганизации входило разрушение же¬лезнодорожных путей и мостов, в ча¬стности мостов крупнейшего страте¬гического значения: Амурский мост, Зейский мост, Уссурийский мост, Бурейский мост, [мост] через реку Левуха, мост через реку Раковку. Были намечены к разрушению: тоннели в районе Владивостока, Дальзавод с доками, портовые сооружения, аэро¬дром, электростанции Владивостока, радиостанции.
При открытии военных действий ди¬версанты имели прямые поручения прервать всякую связь Владивостока с Хабаровском и другими пунктами. Чле¬нами организации осуществлено два диверсионных акта: поджог в 1929 г. складов Госрыбтреста во Владивосто¬ке и поджог в 1930 г. большого склада машинных частей Госпароходства в гор. Благовещенске на Амуре, причи¬нивших миллионные убытки.
Эти акты были произведены в ви¬де пробного испытания для опреде¬ления действенности низовой ячей¬ки организации и проверки, удастся ли произвести диверсионные акты безнаказанно.
Члены организации проводили в са¬мых широких размерах по непосред¬ственным заданиям японского ген¬штаба военный, политический и эко¬номический шпионаж, непосредст¬венно связанный с подготовкой воен¬ных мероприятий Японии против СССР. Членами организации были до¬быты и переданы японцам совершен¬но секретные географические карты (одноверстки, двухверстки) пригра¬ничных районов. По заданиям япон¬цев производились топографические съемки важнейших стратегических пунктов, были составлены карты наи¬более крупных промышленных пунк¬тов с расположенными вблизи заво¬дами, доками, портами. Членами ор¬ганизации производилось фотогра¬фирование мостов и сооружений во¬енного значения. Организация широ¬ко собирала сведения о политических настроениях рабочих, о положении спецпереселенцев, продовольствен¬ном положении, положении с зарпла¬той, сведения о конском составе, мясном и тягловом поголовье, об обеспеченности предприятий обо¬ронного значения металлом, ходе вы¬полнения промфинплана на предпри¬ятиях военного значения.
Кроме этого, организация осущест¬вляла под предлогом проведения строительных работ для хозорганов прокладку трасс, устройство просек в пограничных районах, что делало про¬ходимыми для японских войск ряд важнейших стратегических пунктов {районы: Сидими, Суражевка, Гроде-ково и проч.).
Произведенной Штабом РККА экс¬пертизой сведений, переданных чле¬нами организации японцам, установ¬лено, что шпионаж, осуществлявший¬ся организацией, причинил огромный ущерб делу обороны ДВК, а осуществ¬ление диверсионного плана должно было создать исключительные затруд¬нения для отражения нападения япон¬ских войск.
Кроме этого, Штаб РККА указал на совпадение с его данными показаний обвиняемых о главных направлениях движения японских войск на ДВК при начале военных действий с СССР.
Приводим выдержки из экспертизы штаба РККА:
«Характер уже переданных японцам материалов по району Суражевка — г. Свободный Уссурийской ж.д. и под¬готовленных диверсионных актов в этом районе имеет исключительно важное военное значение в обороне ДВК для нас, так как с выходом япон¬цев по Сунгари на Тихонькая актом ди¬версий обеспечивается левый фланг действующих войск на коммуникациях Сунгари. Взрыв величайшего в СССР Амурского моста у Хабаровска созда¬ет чрезвычайные затруднения в опе¬рациях Красной армии».
И далее:
«План шпионско-диверсионной ор¬ганизации по ДВК разработан с таким расчетом, что приведение его в испол¬нение ставит ДВК благодаря его гео¬графическим особенностям в своей большей части (Уссурийский край, часть Амурской области и Сев. Саха¬лин) в положение военной добычи японцам».
Следствие продолжается форсиро¬ванным темпом. При сем прилагаются сведения об арестованных.
Зам. пред. ОГПУ ПРОКОФЬЕВ Нач. ЭКУ ОГПУ МИРОНОВ
РГВА. Ф. 4. On. 19. Д. 13. Л. 1-4.
ПРИЛОЖЕНИЕ 2
Список членов шпионской и диверсионной
организации, работавшей на территории СССР в пользу Японии
1.Молгачев Петр Константинович, 1886 г.р., лжеинженер и лжеизобрета¬тель, быв[ший] активный член партии
эсеров с 1905 г. по 1922 г., из дворян,
быв[ший] гласный Петроградской
гор[одской] думы в 1917 г., б[ывший]
председатель комитета общественной
безопасности в Омском правительстве в 1918—1919 гг., быв[ший] член де¬
легации учредительного собрания в
Сибири (т[ак] называемой] хлебной
сибирской делегации).
2. Молгачев Григорий Петрович,
1907 г.р., лжетехник и лжеизобрета¬тель, быв[ший] член ряда географиче¬ских обществ в Приморье и, в частности, в Никольск-Уссурийске.
3. Окишев Сергей Васильевич, 1906
г.р., быв[ший] стрелок охраны НКПС
[Народного комиссариата путей сооб¬щения] на ст. Вятка, из кулацкой семьи, был милиционером, имел 2 привода и 3 судимости, до [строительной конторы] Молгачева работал на неф¬тяной базе во Владивостоке.
4. Аникин Дмитрий Иванович,
1878 пр., из кулацкой семьи, г. Себеж
Витебской губ., с 1907 г. жил на Даль¬
нем Востоке и в Сибири, прораб и под¬
рядчик на постройке Амурской желез¬нодорожной магистрали.
5.Ножин Василий Иванович, 1883 г.р., слесарь-механик в гор. Томске, из кулацкой семьи, работал в районе Кузбасса на лесоперевалочных базах.
6. Шелестин Петр Иванович, 1884 г.р., Полтавской губернии, техник, быв[ший] работник ряда переселенческих управлений в Приморье и в Восточной Сибири, б[ывший] техник авиа¬школы у Колчака в 1919 г. в г. Спасске.
7. Комиссаров Леонид Николаевич, 1900 г.р., конструктор, б[ывший] вольноопределяющийся артиллерист в действующей колчаковской армии,
впоследствии студент Владивосток¬ского политехникума и Д[альне]-В[осточного] университета, радист при сооружениях системы Молгачева.
8. Хавакиви Александр Матвеевич, 1886 пр., эстонец, Лифляндской губернии, быв[ший] слесарь и механик
ряда заводов (Сормовского, Путиловского и др, в империалистическую
войну), в период интервенции в Сиби¬ри и ДВК [ДВК дописано от руки] имел
свое частное дело по рыбным артелям
как русским, так и японским, одно вре¬мя занимался комиссионерством, в
последние 3 года жил на территории
СССР без прописки.
Беспалко Павел Иванович, 1893 пр., быв[ший] офицер колчаковской армии (радист), скрывал это об¬стоятельство до ареста, был у Молгачева управляющим делами.
Черкавская Анастасия Игнатьев¬ на, 1888 г.р., из мещан, жена быв[ше-
го] офицера царской армии, в данное время замужем за Хавакиви.
11.Шредер Тамара Вильгельмовна, 1909 г. р., из немецкой семьи крым¬ских колонистов, артистка балета, в последнее время учащаяся автокурсов в Москве.
12. Глаголев Борис Филиппович, 1904 г.р., техник-лесовод, работал
техником и прорабом на лесоперева¬лочных базах. У Молгачева работал на
Астраханской лесоперевалочной базе.
13. Сапунов Иван Петрович, 1889 г.р., б[ывший] лейтенант Черно¬
морского царского флота и быв[ший] командир заградителя "Вел. князь
Константин»; скрывался 7 лет под чу¬жой фамилией, служил с 1920 по
1929 г. в ряде гидрографических ор¬ганизаций, вычислен как к[онтр]р[еволюционный] элемент. До [конторы] Молгачева работал морским лоцма¬ном в Новосибирске.
14. Говдзик Мячеслав Иванович, 1891 пр., инженер-архитектор, сын ин¬
женера, быв[ший] поручик царской армии и офицер-преподаватель ар¬
тиллерийской школы в армии Колчака, до работы с Молгачевым преподавал в
ряде учебных заведений.
15. Яковлев Константин Семенович,
1884 г.р., г. Рославль, член партии эсе¬ров с 1905 по 1922 г., занимал видное
положение в Приморье, был председателем городской думы в Хабаровске и один из руководителей эсеров хаба¬ровской организации.
16. Янковский Макс Емельянович, 1894 пр., белорус, б[ывший] мото¬рист в царской армии, быв[ший] шо¬фер и моторист по авиационным двигателям.
17. Точаев Алексей Семенович, 1890 пр., г. Тула, б[ывший] фельдшер в
мирное время и в империалистиче¬скую войну, из кулацкой семьи, иму¬щество каковой было в 1925 г. ликви¬дировано, б[ывший] кондуктор авто¬бусов и проводник жел[езных] дорог.
18. Мурашов Павел Андреевич, 1889 г.р., из Ленинграда, сын царского
чиновника, быв[ший] инспектор мех[анических] лесотранспортных ус¬тановок и быв[ший] сотрудник переселенческих партий в Приморье.
19. Левинский Вацлов*** Владисла¬вович, 1878 пр., поляк Люблинской
губ[ернии], сын мельника, последнее время стар[ший] научный сотрудник
Всесоюзного института промышленного] транспорта, все родственники и
родители остались в Польше, быв[ший] золотоискатель и быв[ший]
заведующий] дорожно-мелиоративными работами Приморской пересе¬ленческой партии, при белых был в Охотске, Аяне и Нелькане, выдавал се¬бя за инженера, будучи лишь техником по образованию.
20. Дашевский Борис Иванович, 1896 г.р., латыш, гор. Митава, офицер — командир батальона в царской армии, быв[ший] работник аэрофо¬тосъемки и АРКОСА, родные в Латвии.
21. Соколов Константин Андреевич, 1884 пр., из гор. Благовещенска; тех¬ник, быв[ший] прораб на постройке Амурской, Черноморской жел[езных]
дор[ог], жил два года в Маньчжурии, быв[ший] растратчик, был под судом.
22. Круглое Владимир Николаевич,
1894 пр., быв[ший] секретарь заместителя] наркома НКТП [Народного ко¬миссариата тяжелой промышленно¬
сти] т. Гуревича, быв[ший] уполномоченный управления делами НКТП, в
прошлом офицер-кавалерист цар¬ской армии.
23. Ревис Александр Григорьевич,
1886 г.р., б[ывший] заведующий] от¬
делом снабжения Главного радиотехнического управления. В период нэпа
занимался спекулятивными комбина¬циями.
24. Ячняковский Ричард Эдуардо¬вич, 1892 г.р., техник Белдорстроя, из
зажиточной семьи, работал в ряде ор¬ганизаций в г. Минске.
25. Сорокин Петр Васильевич,
1889 пр., из кулацкой зажиточной се¬мьи в Анжерке.
Пом. нач. 1 отд. ЭКУ ОГПУ
ЖЕЛЕЗНИКОВ
Верно: СУХОВА
РГВА. Ф. 4. On. 19. Д. 13. Л. 5-8.
1 Дальневосточный край (ДВК) — ад¬министративно-территориальная еди¬ница в РСФСР в 1926—1938 гг. с центром в г. Хабаровске. ДВК образован из Амур¬ской, Камчатской, Приморской и части Забайкальской губерний. В него входи¬ли: Еврейская АО, Корякский и Чукот¬ский национальные округа, Амурская, Камчатская, Сахалинская, Зейская, Нижнеамурская, Приморская, Хабаров¬ская и Уссурийская области. В 1930 г. часть территории выделена в Восточно-Сибирский край, в 1937 г. — в Читинскую обл. Впоследствии ДВК. был разделен на Приморский и Хабаровский края.
2Гнити Танака (1863-1929) - япон¬ский генерал (1921), премьер-министр, министр иностранных дел и министр ко¬лоний в 1927—1929 гг., один из главных руководителей вооруженной интервен¬ции на советском Дальнем Востоке. В 1918-1921 и 1923-1924 гг. - военный министр,
3 Тогда им руководил Леплевский Изра¬иль Моисеевич (1896—1938), комиссар госбезопасности 2 ранга. Происходил из бедной еврейской семьи. В ЧК с 1918 г., с 1925 по 1929 гг. - в органах ГПУ УССР. С августа 1931 г. работал в Москпе в цент¬ральном аппарате ОГПУ, с мая 1938 г. — глава НКВД УССР. В апреле 1938 г. аре¬стован и впоследствии расстрелян.
4 Автором «Соображений» являлся подполковник кавалерии Касахара Юкио. бывший военный атташе посоль¬ства Японии в Москве, впоследствии вы¬сокопоставленный сотрудник японского генерального штаба, один из творцов ан¬тисоветской военной политики. Касаха¬ра, направляя документ вышестоящему начальству, развивал мысль о необходи¬мости усиления пропаганды и разведки против СССР, установления контактов с западными разведслужбами. См.: Дамаскин И.А. Сталин и разведка. М.: Вече, 2004. С. 144.
5РГВА.Ф.4.Оп. 19.Д. 13. Л. 43, 45-49.
6Там же.
7Там же.
8Гирин (Цзиньлинь) — провинция в Северо-Восточном Китае, администра¬тивный центр — Чаньчунь, столица соз¬данного в 1932 г. японцами государства Маньчжоу-го во главе с императором Пу И. Антигиринская армия — вооруженные отряды, воевавшие против армии Пу И, которые получали помощь из СССР.
9РГВА.Ф.4. Оп. 19. Д. 13. Л. 49.
10 Там же. Л.'31.
11Прокофьев Георгий Евгеньевич (1895—1937) — комиссар госбезопасно¬сти 1 ранга, из дворян, один из организа¬торов и руководителей Иностранного (разведывательного) отдела (И НО) ВЧК—ОГПУ. С ноября 1932 по 1934 г. -заместитель председателя ОГПУ и на¬чальник Главного управления рабоче-крестьянской милиции при ОГПУ. В 1934—1936 гг. — на ответственной работе в НКВД, в 1936—1937 гг. — заместитель наркома связи СССР. Арестован, рас¬стрелян в августе 1937 г. Реабилитирован посмертно.
12 ЭКУ ОГПУ контрразведывательной деятельностью не занималось, а вело борьбу с диверсиями и вредительством в народном хозяйстве. 10 июля 1934 г. по¬становлением ЦИК СССР оно было преобразовано в Экономический отдел Главного управления государственной безопасности (ГУГБ) НКВД СССР. 25 декабря 1936 г. Экономический отдел был расформирован, а на его базе и час¬ти Особого отдела создан Контрразве¬дывательный (3-й) отдел (КРО) ГУГБ. См.: Линдер И.Б., Чуркин С.А. История специальных служб России. X—XX вв. М.: РИПОЛ классик, 2004. С. 537, 548, 552-553.
13 Миронов Лев Григорьевич (1896— 1938) — комиссар госбезопасности 2 ранга. В органах ВЧК-ОГПУ-НКВД с 1924 г. В ВЧК—ОГПУ работат начальни¬ком Экономического управления ОГПУ — Экономического отдела ГУГБ НКВД СССР. С 1936 г. — начальник Контрраз¬ведывательного отдела ГУГБ НКВД СССР. Репрессирован.
14 РГВА. Ф. 4. Оп. 19. Д. 13. Л. 1-8.
15 После избрания в 1922 г. Генеральным секретарем ЦК РКП(б) И.В. Сталин приступил к созданию собственной секретной службы, скрытой внутри Секретариата ЦК. В начале 1920-х годов функции секретной службы выполняло бюро
Секретариата ЦК, с 1926 г. — Секретный
отдел ЦК, с 1934 г. — Особый сектор ЦК.
16Поскрёбышев Александр Николаевич (1891 — 1965) — особо доверенное лицо И.В. Сталина. С 1922 г. работал в аппара¬те ЦК. В 1924 г. стал помощником Ста¬лина, в 1931 г. — его личным секретарем. В 1929—1934 гг. — заместитель заведую¬щего и заведующий Секретным отделом ЦК, в 1934—1952 гг. — заведующий Осо¬бым сектором ЦК.
17Гамарник Ян Борисович (1894—1937)
в это время исполнял должность замес¬тителя наркома по военным и морским делам и заместителя председателя РВС
СССР.
18Постышев Павел Петрович (1887— 1937) в 1932 г. был секретарем ЦК ВКП(б), членом Оргбюро ЦК ВКП(б).
19 РГВА. Ф. 4. Оп. 19. Д. 13. Л. 1.
20Там же. Л.9, 14, 18,71, 116,126,171,190.
21 Линдер И.Б., Чуркин С.А. Указ. соч. С. 511.
22РГВА. Ф. 4. Оп. 19. Д. 13. Л. 5-8.
23 Там же. Л. 2.
24Так, еще в январе 1932 г. начальник Особого отдела ОГПУ направил К.Е. Во¬рошилову совершенно секретные материалы, изобличающие внешнеполитическое ведомство Японии в неправомерных действиях в отношении СССР. В ча¬стности, речь шла о непосредственном участии в информационно-разведывательной деятельности на территории ДВК генерального консула Японии во Владивостоке Ямагути, сотрудника МИД Японии Иосидзава, военного атташе посольства Японии в Москве Касахара и даже самого японского посла. См.:
РГВА. Ф. 4. Оп. 19. Д. 13.Л. 171.
25 Там же. Л. 4.
26Там же. Д. 15.Л.З.
27 Там же. Л. 48-49.
28Там же. Л. 1.
29 Группа Р. Зорге, резидента советской
военной разведки, стала действовать в Японии с мая 1933 г. В конце 1920-х — на¬чале 1930-х годов работа по освещению военных планов Японии проводилась Разведуправлением Штаба РККА главным образом с территории Китая. Кроме того, добыванием сведений о японской армии занимался разведотдел ОКДВА под руководством В. Медведева и его замести¬теля Н. Лухманова. В архивных документах фигурируют также агенты разведотде¬ла ОКДВА «Цай» и «Сема», погибшие во второй половине 1930-х годов при невы¬ясненных обстоятельствах. См.: Колпакиди А., Прохоров. Империя ГРУ: Очерки
истории российской военной разведки.
Кн. 1. М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2000. С. 187-
188: РГВА. Ф. 4. Оп. 19. Д. 53. Л. 50.
30РГВА.Ф.4. Оп. 19. Д. 13. Л. 27.
Полковник В. В. КАПИСТКА
Военно-исторический журнал 2006 № 2
25 апреля 2006
Особенности тайного противостояния советских и японских спецслужб нa Дальнем Bocтокe в конце 1920-х — начале 1930-х гг.
В Российском государственном военном архиве (РГВА) рассекречен ряд документов Народного комиссариата по военным и морским делам (НКВМ) СССР, а также Объединенного государственного политического управления (ОГПУ) при СНК СССР, позволяющих по-новому взглянуть на тайное противоборство советских и японских спецслужб в районе Дальнего Востока вначале 1930-х годов. В настоящей статье автор анализирует впервые публикуемые архивные документы, содержание которых отражает характер и общую динамику противостояния спецслужб двух стран в условиях весьма напряженной атмосферы советско-японских политических отношений тех лет.
читать дальше
АКТИВНОСТЬ разведыва¬тельных и контрразведывательных органов Страны Со¬ветов и Страны восходящего солн¬ца в начале 30-х годов XX века, со¬провождавшаяся, как это обычно водится, чередой взаимных шпи¬онских разоблачений, была ре¬зультатом обострения межгосу¬дарственных отношений в период мирового экономического кризи¬са 1929—1933 гг. Нарушая обще¬принятые нормы международного права, Советский Союз и Япония использовали друг против друга тайную дипломатию как средство достижения своих внешнеполити¬ческих целей. При этом, если со¬ветское военно-политическое ру¬ководство стремилось прежде всего приостановить реализацию агрессивных замыслов по отноше¬нию к СССР своего дальневосточ¬ного соседа, то японское вынашивало планы широкомасштабной военной интервенции с оккупаци¬ей целого ряда регионов совет¬ской территории. Учитывая, что в Дальневосточном крае (ДВК)1, где только что отгремела Гражданская война, и в сопредельной Маньчжу¬рии осели многие из тех, кто был, мягко говоря, не совсем доволен советской властью, японские спецслужбы усиленно формиро¬вали из них «пятую колонну», ско¬лачивали шпионско-диверсион¬ные группы, снабжая их деньгами и оружием. Советские спецслуж¬бы, естественно, тоже не сидели сложа руки и делали все возмож¬ное для раскрытия и нейтрализа¬ции враждебных элементов.
Эта невидимая война шла с пе¬ременным успехом. Еще в 1927 году в Москве от резидентур внешней разведки ОГПУ, действо¬вавших в Сеуле и Харбине, а также от сотрудников военной разведки РККА стало известно о зловещем меморандуме премьер-министра Японии Г. Танаки2, предусматри¬вавшем установление в мире японского господства, в ходе реа¬лизации которого предполагалось включение в состав Японии всего Дальневосточного края. Это был неприкрытый вызов, и он требо¬вал адекватного ответа.
Надо отметить, что советское руководство, прежде всего И.В. Сталин как Генеральный секре¬тарь ЦК ВКП(б) и К.Е. Ворошилов, нарком по военным и морским де¬лам и председатель РВС СССР, были неплохо осведомлены о во¬енных приготовлениях Японии. Так, согласно стратегическому плану генерального штаба Японии под кодовым наименованием «Оцу» на территории Маньчжурии предполагалось дополнительно сформировать 30 дивизий, из ко¬торых 24 выделялись для ведения военных действий против СССР. Этим планом предусматривалось развертывание наступления в первые дни 1932 года. По линии особого отдела ОГПУ3 руководст¬ву систематически поступали так¬же документы, свидетельствовав¬шие о ведении японской стороной целенаправленного шпионажа на территории СССР в русле подго¬товки Японией военной агрессии. Из этого перечня документов осо¬бого внимания заслуживают «По¬ложение о военных резидентах за границей», введенное в действие военным министерством Японии в декабре 1931 года, и «Соображе¬ния относительно военных меро¬приятий империи, направленных против Советского Союза»4, дати¬рованные 28 февраля 1932 года. О том, что И.В. Сталину был изве¬стен текст последних, свидетель¬ствуют его собственноручные по¬метки на полях документа.
В конце мая 1932 года из особо¬го отдела ОГПУ в секретариат К.Е. Ворошилова поступило с грифом «Совершенно секретно» три «Бюллетеня по СССР», разрабо¬танных генеральным штабом Япо¬нии в апреле того же года. Такая оперативность говорит не только о хорошо отлаженных методах ра¬боты ОГПУ, но и о том значении, которое придавалось советской стороной нараставшим угрозам со стороны Японии. Бюллетени содержали весьма важную ин¬формацию: сведения о численности, составе и дислокации воин¬ских частей и подразделений РККА и ОГПУ на территории ДВК. Подобная всесторонняя осведом¬ленность возможного противника ничего хорошего не сулила в слу¬чае военного столкновения. Одна¬ко своевременная информация об этом давала возможность коман¬дованию РККА принять меры по передислокации войск на особо опасных участках.
Обращает на себя внима¬ние и тот факт, что авторы документов, например «Бюллетеня по СССР» № 10 от 11 апреля 1932 года, указывали на весьма разветвленную сеть своих источников, откуда поступала в генеральный штаб Японии разве¬дывательная информация. Подоб¬ными источниками, оказывается, являлись генеральные штабы Польши и Латвии, французский военный атташе в Турции, агент из Пограничной (железнодорожная станция на линии Уссурийск — Харбин, г. Пограничный), некие «путешественники» из Урги [Улан-Батор] и господин Кавасака — представитель японской фирмы «Кокусай-Унью» из Владивостока5. Интересно, что в том же «Бюл¬летене*' сообщалось о фактах, не имевших прямого отношения к ве¬домству Ворошилова: речь шла о террористических и диверсион¬ных актах, совершенных якобы русскими на станции Харбин. В частности, в документе упомина¬лось о том, что «1 апреля [1932 г.] на станции Харбин был обнаружен русский с взрывчатыми вещества¬ми. В результате следствия установлено наличие террористиче¬ского заговора. Седьмого числа [апреля 1932 г.] на квартирах у 9 лиц был произве¬ден обыски выяс¬нено, что взрыв¬чатые вещества были привезены злоумышленни¬ком из Погранич¬ной с целью взрыва важней¬ших сооружений Харбинской [же¬лезнодорожной] станции. В Хар¬бине в последнее время циркулиру¬ют слухи, что служащие НКВД усиленно готовятся к тому, чтобы в случае объявления японо-советской войны провести решительное разрушение ж.-д. линии»6.
На этом перечисление фактов участия «русских» в диверсион¬ной деятельности в Северной Маньчжурии не заканчивалось. «8 апреля [1932 г.] в 2 часа ночи, — сообщалось в «Бюллетене», — ж.-д. сторож-китаец заметил двух лиц, собиравшихся подложить дина¬мит под 2-й Сунгарийский ж.-д. мост. Он пытался задержать зло¬умышленников, но был убит ими. Ж.-д. охрана стала немедленно преследовать их, задержав одно¬го на месте, а другого в Тао-Лай-Чжоу. Оба злоумышленника ока¬зались русскими»7. Были ли эти «русские» советскими граждана¬ми, и кого на самом деле задер¬жала железнодорожная охрана, сказать сложно, так как в откры¬тых фондах российских архивов подобные сведения пока не обна¬ружены. Что же касается прича¬стности советского генерального консульства, располагавшегося в Харбине, к разведывательной и диверсионной деятельности, ав¬торы «Бюллетеня» об этом пре¬красно знали: «За последнее вре¬мя штаб советского генконсуль¬ства в Харбине пополнен партий¬цами. Генконсульство путем ис¬пользования секретной агенту¬ры антигиринской армии8 соби¬рает сведения о положении в Манчжоу-го и белых. Кроме то¬го, недавно в Харбин прибыла через Пограничную присланная из СССР террористическая группа в составе 8 человек для убийства наиболее влиятельных харбинских белоэмигрантских деятелей»9.
Следует отметить, что термин «русский» достаточно часто встречался в донесениях япон¬ской агентуры той поры, на осно¬вании чего генштаб Японии делал вывод о причастности к секрет¬ной антияпонской деятельности советских спецслужб. Впрочем, это было недалеко от истины. Действительно, в те годы на тер¬риторию Северной Маньчжурии для красных партизан, часть ко¬торых прошла военную подготов¬ку в СССР, отправлялись продо¬вольствие и оружие. Об этом хо¬рошо знали японские спецслуж¬бы. В частности, в «Военной сводке по СССР» № 29 от 12 ап¬реля 1932 года, подготовленной 3-й секцией морского штаба Япо¬нии на основе сообщения, посту¬пившего из штаба Квантунской армии, отмечалось следующее: «Согласно донесению тайного разведчика в составе антигирин-ской армии имеется отряд крас¬ных партизан численностью око¬ло 2000 человек, сформирован¬ный из китайцев и корейцев, при¬сланных с советской территории. Оперирующая в последнее время в районе Цяндао армия защиты родины в большинстве своем со¬стоит из корейцев и снабжается оружием из СССР»10.
Безусловно, скупые на подроб¬ную информацию строчки из ста¬рых архивных документов сегодня нуждаются не только в професси¬ональном комментарии, но, что более важно, в дополнении и под¬тверждении источниками. Одна¬ко, исходя даже из названных вы¬ше материалов, можно сделать вывод, что действия Японии вы¬зывали в СССР обоснованную тревогу, результатом которой и становились меры превентивного характера, в том числе и на сопре¬дельной территории.
Осенью 1932 года из ДВК стала поступать все более тревожная информация. 26 ноября заместитель, председате¬ля ОГПУ Г.Е. Прокофьев11 и началь¬ник Экономического управления (ЭКУ)12; ОГПУ Л.Г.Миронов13 напра¬вили с грифом «Строго секретно» на имя Генерального секретаря ЦК ВКП(б) И.В. Сталина доклад¬ную записку14 (приложение № 1), ознакомившись с которой, И.В. Сталин 29 ноября поручил заведу¬ющему секретным отделом (СО)15 ЦК ВКП(б) А.Н. Поскребышеву16 разослать строго секретные мате¬риалы В.М. Молотову, К.Е. Воро¬шилову, Я.Б. Гамарнику17 и П.П. Постышеву18. В РГВА хранится третий экземпляр недавно рассе¬креченного документа, направ¬ленного тогда А.Н. Поскребыше¬вым К.Е. Ворошилову.
Ворошилов обычно не оставлял многословных резолюций на по¬добного рода документах, а указа¬ния своим подчиненным, как пра¬вило, давал посредством сопро¬водительной записки или, воз¬можно, в устном порядке. Поэто¬му и в этот раз на сопроводитель¬ной заведующего СО ЦК ВКП(б) он лишь оставил пометку «Моя особая папка», указал дату «2/1 33», означавшую «2 января 1933 года», и лаконично расписался ли¬терой «В»19. Как свидетельствуют многочисленные архивные мате¬риалы, наркомвоенмор достаточ¬но часто прибегал к подобной форме подписи20.
Тот факт, что строго секретный документ, как и многие другие по¬добные материалы, подготовлен¬ные в стенах ОГПУ, был впослед¬ствии переадресован Ворошило¬ву, свидетельствует не только о его важности с точки зрения обо¬роны страны, но главным образом характеризует взаимоотношения двух ведомств, занимавших веду¬щее место в иерархии силовых структур государства. В 1930-е годы практика информирования органами госбезопасности руко¬водителя военного ведомства по самому широкому спектру вопро¬сов была вполне обычным явлени¬ем. Ворошилов, будучи наркомвоенмором и председателем Ревво¬енсовета СССР (с 1934 г. — народ¬ным комиссаром обороны СССР), с 1925 по 1940 год входил в круг высших должностных лиц госу¬дарства, участвовавших в приня¬тии практически всех ответствен¬ных решений в области обороны страны. Второй причиной, по ко¬торой именно ОГПУ, а не Нарко¬мат по военным и морским делам, информировало Ворошилова о вопросах, имеющих прямое отно¬шение к военной безопасности, является то, что в начале 1930-х годов РККА не имела своих контр¬разведывательных органов. Как известно, еще в декабре 1918 го¬да военная контрразведка была изъята из Регистрационного упра¬вления Полевого штаба и переда¬на в Военный отдел ВЧК, в составе которой с января 1919 года контр¬разведывательные функции вы¬полнял Особый отдел21. Решение о передаче контрразведывательной работы в армии чекистам было следствием серьезной внутри¬партийной борьбы в верхних эше¬лонах РКП(б). В те годы особые отделы не только выполняли контрразведывательные функции, но и надзирали за командным со¬ставом Красной армии. Лишь в 1943 году в составе Вооруженных Сил СССР были созданы собст¬венные органы контрразведки «Смерш».
Стоит заметить, что со дня от¬правки Поскребышевым докумен¬та на имя наркома по военным и морским делам до появления на нем упоминавшейся буквы «В» прошло больше месяца. Этот факт, на мой взгляд, может свиде¬тельствовать лишь об одном: строго секретная докладная оста¬валась все эти дни в работе в од¬ном из органов военного управле¬ния, скорее всего в Штабе РККА, и находилась на особом контроле у Ворошилова. О чем же доклады¬вали органы ОГПУ?
В документе на 8 листах речь идет о вскрытии органами ОГПУ совместно со Штабом РККА широ¬комасштабной, целенаправлен¬ной шпионско-диверсионной дея¬тельности Японии на территории СССР. Для советского руководст¬ва сам факт шпионажа, как из¬вестно, уже не являлся неожидан¬ным. Докладная, которую Сталин получил от ОГПУ, а наркомвоенмор Ворошилов — через Поскре¬бышева, стала лишь очередным подтверждением того, что Япони¬ей на территории СССР осуществ¬лялся военный шпионаж, прово¬дились и готовились акции дивер¬сионного характера.
Судя по докладной, японская шпионская организация охваты¬вала огромные территории. В ор¬биту ее деятельности входили Мо¬сква, Ленинград, Баку, Астрахань, Майкоп, часть Украины, район Кузбасса, приграничная полоса Казахстана и практически вся со¬ветско-маньчжурская граница, а центральным плацдармом являл¬ся советский Дальний Восток, на территории которого для прове¬дения диверсионных актов наме¬чался 21 объект. По устоявшейся практике оперативной работы тех лет к докладной прилагался по¬именный список 25 членов шпион¬ско-диверсионной организации22. Судя по кратким справочным дан¬ным, в организации состояли рус¬ские, украинцы, белорусы, немцы, поляки, латыши из всех социаль¬ных слоев, причем многие из них в свое время служили в старой рус¬ской армии, а впоследствии — у адмирала Колчака (см. приложе¬ние № 2). Обращает на себя вни¬мание и то, что в организации не оказалось ни одного представите¬ля стран Центральной или Восточ¬ной Азии. Возникает вопрос: либо ОГПУ не за что было «зацепиться», либо японская военная разведка делала ставку исключительно на граждан СССР и лиц европейской внешности.
При внимательном изучении этих документов сегодня возника¬ют и другие вопросы (трудно ска¬зать, возникли ли они в то время у тех, кому были направлены эти се¬кретные материалы).
Взять хотя бы факт «непосред¬ственного руководства» шпион¬ской организацией японскими консулами во Владивостоке Ва-танабе и Ямагуцци (в других до¬кументах — Ямагути), а также на¬чальником 2-го (разведыватель¬ного) отдела генштаба Японии полковником Кондо-Мосатане23. Ограничиваясь лишь одной кон¬статацией факта, заместитель председателя ОГПУ Прокофьев каких-либо конкретных доказа¬тельств не приводит, что наводит на определенные размышления. Вполне возможно, что руководи¬тели ОГПУ в устном порядке док¬ладывали И.В. Сталину подроб¬ности этого дела, в том числе и о фактах тайной дипломатии Япо¬нии в отношении СССР. Но более вероятным представляется дру¬гое. Прокофьев не счел нужным излишне детализировать свой доклад, учитывая, во-первых, что следствие еще продолжалось и могли появиться дополнительные сведения, а, во-вторых, он наверняка был уверен в полной осведомленности Сталина (и Во¬рошилова) о фактах участия японских дипломатов в шпион¬ской деятельности'24.
Вместе с тем факт «непо¬средственного руководст¬ва» Ватанабе, Ямагути и Кондо-Мосатане диверсионной деятельностью арестованных чле¬нов шпионской организации дру¬гими архивными материалами по¬ка не подтверждается. Возникают и другие сомнения. Например, представляла ли действительно столь огромную реальную угрозу раскрытая шпионская организа¬ция? Ответ на этот вопрос не так прост, как может показаться на первый взгляд. Если принимать во внимание лишь содержательную сторону документа, то с учетом уже совершенных в 1929—1930 гг. членами организации двух дивер¬сионных актов во Владивостоке и Благовещенске, о которых упоми¬нается в докладной, сомневаться в ее чрезвычайно опасном харак¬тере не приходится. Однако при¬влекает внимание одна любопыт¬ная фраза: «Произведенной Шта¬бом РККА экспертизой сведений, переданных членами организации японцам, установлено, что шпио¬наж, осуществлявшийся органи¬зацией, причинил огромный ущерб делу обороны ДВК»25. Но этот вывод, на мой взгляд, плохо согласуется с содержанием док¬ладной. Прежде всего, почему об «огромном ущербе» Штаб РККА узнал только после экспертизы полученных сведений, да и могла ли причинить «огромный ущерб делу обороны» ДВК группа людей, в составе которой находились ли¬ца, не имевшие ни влияния на об¬щество, ни материальных, ни тех¬нических средств? Под силу ли им было решать инкриминируемые задачи? Вполне возможно, что, не сумев захватить реальных врагов и действительно опасных членов шпионско-диверсионных групп, ОГПУ поспешило отчитаться о проделанной работе, представив «стрелочников» в качестве «круп¬ной шпионско-диверсионной ор¬ганизации». В подтверждение этой версии может также служить тот факт, что к докладной записке не был приложен упоминавшийся «План шпионско-диверсионной организации по ДВК».
Пока не ясна и роль Штаба РККА, прежде всего его Разведы¬вательного управления, в добыва¬нии информации о ведении Япо¬нией военно-технического шпионажа и подготовке ею военной ин¬тервенции против СССР. Из док¬ладной следует, что «Штаб РККА указал на совпадение с его данны¬ми показаний обвиняемых о глав¬ных направлениях движения япон¬ских войск на ДВК при начале во¬енных действий в СССР». Конеч¬но, косвенно это может свиде¬тельствовать о том, что военная разведка РККА располагала све¬дениями о готовящемся военном нападении Японии на СССР, но для подобного утверждения необ¬ходима куда более доказательная источниковая база.
Были ли официальные протесты или иные демарши со стороны со¬ветского правительства в связи с фактами шпионажа и диверсий, сказать сложно. Судя по всему, ни одна из сторон тогда открыто не стремилась к явному осложнению отношений. Интересно, что уже через год после инцидента воен¬ные ведомства двух стран подпи¬сали соглашение о взаимном об¬мене и подготовке военных кад¬ров в военно-учебных заведениях и воинских частях Советского Со¬юза и Японии. Соглашение подпи¬сали: со стороны РВС СССР — на¬чальник Отдела внешних сноше¬ний (ОВС) НКВМ Смагин, со сто¬роны командования японской ар¬мии — военный атташе Японии в Москве подполковник Кавабэ26. Практика обмена военными про¬должалась и в последующие годы, причем по инициативе японской стороны. Например, 4 марта 1936 года в ответ на предложение японского военного атташе в Мо¬скве полковника Хата об обмене офицерами-стажерами начальник Разведуправления Штаба РККА СП. Урицкий подготовил на имя К.Е. Ворошилова список из шести офицеров для стажировки в Япо¬нии, в число которых входил и со¬трудник Разведуправления Штаба РККА27. Считалось, что «пребыва¬ние наших командиров в Японии себя оправдывает: люди изучают страну, язык, получают правиль¬ные впечатления о методах бое¬вой подготовки частей, их силь¬ных и слабых сторонах, условиях быта и нравов»28.
Имеются и более поздние документы, свидетельству¬ющие о том, что Япония продолжала оставаться в зоне внимания советской военной раз¬ведки и что взаимный обмен офи¬церами-стажерами был далеко не единственным каналом добыва¬ния необходимой информации29. То же самое следует сказать и о японской стороне. Так, довольно продуктивной была шпионская деятельность капитана Сакамы, который изучил состав, числен¬ность и дислокацию сухопутных, авиационных, морских частей, а также подразделений ГПУ во Вла¬дивостоке, Хабаровске, Никольске, Раздольном, Барабаше, Шкотово, Посьете, на железнодорож¬ной станции Гродеково. По всей видимости, Сакама являлся на¬чальником военных резидентов и имел глубоко законспирирован¬ную разветвленную агентурную сеть, включавшую японцев, про¬живавших во Владивостоке30.
Какие же можно сделать выводы из анализа документов, адресо¬ванных органами ОГПУ 74 года на¬зад лично И.В. Сталину и К.Е. Во¬рошилову? Следует прямо ска¬зать, что в основе своей они весь¬ма неутешительны и достаточно рельефно отражают напряжен¬ность, возникшую на дальнево¬сточных рубежах СССР. Совер¬шенно очевидно, что Япония за¬долго до событий в районе озера Хасан и на реке Халхин-Гол вела военный и экономический шпио¬наж на территории СССР с целью нанесения ущерба советской эко¬номике и вывода из строя объек¬тов военно-промышленного комп¬лекса, стратегических коммуника¬ций военного и общегражданско¬го назначения, выявления сил и средств РККА и ОГПУ в различных регионах страны, и прежде всего на территории ДВК. Все это сви¬детельствует о планомерной под¬готовке в начале 1930-х годов Японией военной интервенции против СССР. При этом в качестве плацдарма планировались Юж¬ный Сахалин, Северная Корея и Северная Маньчжурия. Работая в этих напряженных условиях, орга¬ны ОГПУ старались пресекать лю¬бую шпионскую деятельность, возможно, иногда причисляя к шпионам и диверсантам антисо¬ветски настроенных обывателей. Однако нельзя не признать, что деятельность советских спец¬служб, включая их превентивные меры против Японии, позволяла в целом успешно противостоять японским спецслужбам.
И наконец последнее. Уроки прошлого говорят о том, что какие бы проблемные вопросы ни воз¬никали на межгосударственном уровне, они должны решаться ис¬ключительно мирными средства¬ми, цивилизованным путем, за столом переговоров, в рамках об¬щепринятых норм современного международного права.
ПРИЛОЖЕНИЕ 1
Экз. № 3 Строго секретно
Исх. № П4706
0т29.Х1.32г.
т.т. МОЛОТОВУ, КАГАНОВИЧУ,
ВОРОШИЛОВУ, ГАМАРНИКУ,
ПОСТЫШЕВУ
ОГПУ при Совнаркоме Копия
26.XI.32 г. Секретно
№40641
СЕКРЕТАРЮ ЦК ВКП(б) тов. СТАЛИНУ
В результате продолжительной агентурной разработки ЭКУ ОГПУ рас¬крыта крупная шпионско-диверсион¬ная организаций японского генераль¬ного штаба, по всем данным являюща¬яся центральным нелегальным аппа¬ратом японцев на территории Союза.
Арестовано 25 человек членов орга¬низации — в прошлом быв[ших] белых офицеров, быв[ших] торговцев, бые[ших] кулаков и проч.; из них уже сознались в шпионской и диверсион¬ной деятельности 11 человек, в том числе и глава организации Молгачев.
Организация непосредственно ру¬ководилась японскими консулами во Владивостоке — вначале консулом Ватанабе, а затем Ямагуцци и воен¬ным агентом в г. Сахалине Кумазава, а также начальником 2-го отдела японского генштаба полковником Кондо-Мосатане.
Организация действовала под фла¬гом частной строительной конторы изобретателя Молгачева по механи¬зации трудоемких процессов, заклю¬чая договора с хозорганами на уст¬ройство подвесных дорог, проклады¬вание трасс и просек в непосредст¬венной близости к границам. По предварительному подсчету руково¬дителем организации Молгачевым заключено договоров на сумму до 150 миллионов рублей. Договора выпол¬нены на 15—20 проц..
Организация распространила свою работу почти по всей Маньчжурской границе, в приграничной полосе Казахстана [Казахстана], на города: Ле¬нинград, Москву, Астрахань, Баку, Майкоп, район Кузбасса, часть Украи¬ны, а также на ряд районов на поль¬ской границе. Центральным плацдар¬мом деятельности организации яв¬лялся Дальний Восток, на котором шпионской и диверсионной работой охвачен 21 пункт.
Работа организации представляет важнейшую составную часть японских планов по подготовке интервенции против Союза и должна была непо¬средственно обеспечить осуществле¬ние при открытии военных действий широко задуманного стратегического плана нападения японских войск на Советский Дальний Восток со стороны 3 районов: Южного Сахалина, Север¬ной Кореи и Северной Маньчжурии.
В диверсионный план действий ор¬ганизации входило разрушение же¬лезнодорожных путей и мостов, в ча¬стности мостов крупнейшего страте¬гического значения: Амурский мост, Зейский мост, Уссурийский мост, Бурейский мост, [мост] через реку Левуха, мост через реку Раковку. Были намечены к разрушению: тоннели в районе Владивостока, Дальзавод с доками, портовые сооружения, аэро¬дром, электростанции Владивостока, радиостанции.
При открытии военных действий ди¬версанты имели прямые поручения прервать всякую связь Владивостока с Хабаровском и другими пунктами. Чле¬нами организации осуществлено два диверсионных акта: поджог в 1929 г. складов Госрыбтреста во Владивосто¬ке и поджог в 1930 г. большого склада машинных частей Госпароходства в гор. Благовещенске на Амуре, причи¬нивших миллионные убытки.
Эти акты были произведены в ви¬де пробного испытания для опреде¬ления действенности низовой ячей¬ки организации и проверки, удастся ли произвести диверсионные акты безнаказанно.
Члены организации проводили в са¬мых широких размерах по непосред¬ственным заданиям японского ген¬штаба военный, политический и эко¬номический шпионаж, непосредст¬венно связанный с подготовкой воен¬ных мероприятий Японии против СССР. Членами организации были до¬быты и переданы японцам совершен¬но секретные географические карты (одноверстки, двухверстки) пригра¬ничных районов. По заданиям япон¬цев производились топографические съемки важнейших стратегических пунктов, были составлены карты наи¬более крупных промышленных пунк¬тов с расположенными вблизи заво¬дами, доками, портами. Членами ор¬ганизации производилось фотогра¬фирование мостов и сооружений во¬енного значения. Организация широ¬ко собирала сведения о политических настроениях рабочих, о положении спецпереселенцев, продовольствен¬ном положении, положении с зарпла¬той, сведения о конском составе, мясном и тягловом поголовье, об обеспеченности предприятий обо¬ронного значения металлом, ходе вы¬полнения промфинплана на предпри¬ятиях военного значения.
Кроме этого, организация осущест¬вляла под предлогом проведения строительных работ для хозорганов прокладку трасс, устройство просек в пограничных районах, что делало про¬ходимыми для японских войск ряд важнейших стратегических пунктов {районы: Сидими, Суражевка, Гроде-ково и проч.).
Произведенной Штабом РККА экс¬пертизой сведений, переданных чле¬нами организации японцам, установ¬лено, что шпионаж, осуществлявший¬ся организацией, причинил огромный ущерб делу обороны ДВК, а осуществ¬ление диверсионного плана должно было создать исключительные затруд¬нения для отражения нападения япон¬ских войск.
Кроме этого, Штаб РККА указал на совпадение с его данными показаний обвиняемых о главных направлениях движения японских войск на ДВК при начале военных действий с СССР.
Приводим выдержки из экспертизы штаба РККА:
«Характер уже переданных японцам материалов по району Суражевка — г. Свободный Уссурийской ж.д. и под¬готовленных диверсионных актов в этом районе имеет исключительно важное военное значение в обороне ДВК для нас, так как с выходом япон¬цев по Сунгари на Тихонькая актом ди¬версий обеспечивается левый фланг действующих войск на коммуникациях Сунгари. Взрыв величайшего в СССР Амурского моста у Хабаровска созда¬ет чрезвычайные затруднения в опе¬рациях Красной армии».
И далее:
«План шпионско-диверсионной ор¬ганизации по ДВК разработан с таким расчетом, что приведение его в испол¬нение ставит ДВК благодаря его гео¬графическим особенностям в своей большей части (Уссурийский край, часть Амурской области и Сев. Саха¬лин) в положение военной добычи японцам».
Следствие продолжается форсиро¬ванным темпом. При сем прилагаются сведения об арестованных.
Зам. пред. ОГПУ ПРОКОФЬЕВ Нач. ЭКУ ОГПУ МИРОНОВ
РГВА. Ф. 4. On. 19. Д. 13. Л. 1-4.
ПРИЛОЖЕНИЕ 2
Список членов шпионской и диверсионной
организации, работавшей на территории СССР в пользу Японии
1.Молгачев Петр Константинович, 1886 г.р., лжеинженер и лжеизобрета¬тель, быв[ший] активный член партии
эсеров с 1905 г. по 1922 г., из дворян,
быв[ший] гласный Петроградской
гор[одской] думы в 1917 г., б[ывший]
председатель комитета общественной
безопасности в Омском правительстве в 1918—1919 гг., быв[ший] член де¬
легации учредительного собрания в
Сибири (т[ак] называемой] хлебной
сибирской делегации).
2. Молгачев Григорий Петрович,
1907 г.р., лжетехник и лжеизобрета¬тель, быв[ший] член ряда географиче¬ских обществ в Приморье и, в частности, в Никольск-Уссурийске.
3. Окишев Сергей Васильевич, 1906
г.р., быв[ший] стрелок охраны НКПС
[Народного комиссариата путей сооб¬щения] на ст. Вятка, из кулацкой семьи, был милиционером, имел 2 привода и 3 судимости, до [строительной конторы] Молгачева работал на неф¬тяной базе во Владивостоке.
4. Аникин Дмитрий Иванович,
1878 пр., из кулацкой семьи, г. Себеж
Витебской губ., с 1907 г. жил на Даль¬
нем Востоке и в Сибири, прораб и под¬
рядчик на постройке Амурской желез¬нодорожной магистрали.
5.Ножин Василий Иванович, 1883 г.р., слесарь-механик в гор. Томске, из кулацкой семьи, работал в районе Кузбасса на лесоперевалочных базах.
6. Шелестин Петр Иванович, 1884 г.р., Полтавской губернии, техник, быв[ший] работник ряда переселенческих управлений в Приморье и в Восточной Сибири, б[ывший] техник авиа¬школы у Колчака в 1919 г. в г. Спасске.
7. Комиссаров Леонид Николаевич, 1900 г.р., конструктор, б[ывший] вольноопределяющийся артиллерист в действующей колчаковской армии,
впоследствии студент Владивосток¬ского политехникума и Д[альне]-В[осточного] университета, радист при сооружениях системы Молгачева.
8. Хавакиви Александр Матвеевич, 1886 пр., эстонец, Лифляндской губернии, быв[ший] слесарь и механик
ряда заводов (Сормовского, Путиловского и др, в империалистическую
войну), в период интервенции в Сиби¬ри и ДВК [ДВК дописано от руки] имел
свое частное дело по рыбным артелям
как русским, так и японским, одно вре¬мя занимался комиссионерством, в
последние 3 года жил на территории
СССР без прописки.
Беспалко Павел Иванович, 1893 пр., быв[ший] офицер колчаковской армии (радист), скрывал это об¬стоятельство до ареста, был у Молгачева управляющим делами.
Черкавская Анастасия Игнатьев¬ на, 1888 г.р., из мещан, жена быв[ше-
го] офицера царской армии, в данное время замужем за Хавакиви.
11.Шредер Тамара Вильгельмовна, 1909 г. р., из немецкой семьи крым¬ских колонистов, артистка балета, в последнее время учащаяся автокурсов в Москве.
12. Глаголев Борис Филиппович, 1904 г.р., техник-лесовод, работал
техником и прорабом на лесоперева¬лочных базах. У Молгачева работал на
Астраханской лесоперевалочной базе.
13. Сапунов Иван Петрович, 1889 г.р., б[ывший] лейтенант Черно¬
морского царского флота и быв[ший] командир заградителя "Вел. князь
Константин»; скрывался 7 лет под чу¬жой фамилией, служил с 1920 по
1929 г. в ряде гидрографических ор¬ганизаций, вычислен как к[онтр]р[еволюционный] элемент. До [конторы] Молгачева работал морским лоцма¬ном в Новосибирске.
14. Говдзик Мячеслав Иванович, 1891 пр., инженер-архитектор, сын ин¬
женера, быв[ший] поручик царской армии и офицер-преподаватель ар¬
тиллерийской школы в армии Колчака, до работы с Молгачевым преподавал в
ряде учебных заведений.
15. Яковлев Константин Семенович,
1884 г.р., г. Рославль, член партии эсе¬ров с 1905 по 1922 г., занимал видное
положение в Приморье, был председателем городской думы в Хабаровске и один из руководителей эсеров хаба¬ровской организации.
16. Янковский Макс Емельянович, 1894 пр., белорус, б[ывший] мото¬рист в царской армии, быв[ший] шо¬фер и моторист по авиационным двигателям.
17. Точаев Алексей Семенович, 1890 пр., г. Тула, б[ывший] фельдшер в
мирное время и в империалистиче¬скую войну, из кулацкой семьи, иму¬щество каковой было в 1925 г. ликви¬дировано, б[ывший] кондуктор авто¬бусов и проводник жел[езных] дорог.
18. Мурашов Павел Андреевич, 1889 г.р., из Ленинграда, сын царского
чиновника, быв[ший] инспектор мех[анических] лесотранспортных ус¬тановок и быв[ший] сотрудник переселенческих партий в Приморье.
19. Левинский Вацлов*** Владисла¬вович, 1878 пр., поляк Люблинской
губ[ернии], сын мельника, последнее время стар[ший] научный сотрудник
Всесоюзного института промышленного] транспорта, все родственники и
родители остались в Польше, быв[ший] золотоискатель и быв[ший]
заведующий] дорожно-мелиоративными работами Приморской пересе¬ленческой партии, при белых был в Охотске, Аяне и Нелькане, выдавал се¬бя за инженера, будучи лишь техником по образованию.
20. Дашевский Борис Иванович, 1896 г.р., латыш, гор. Митава, офицер — командир батальона в царской армии, быв[ший] работник аэрофо¬тосъемки и АРКОСА, родные в Латвии.
21. Соколов Константин Андреевич, 1884 пр., из гор. Благовещенска; тех¬ник, быв[ший] прораб на постройке Амурской, Черноморской жел[езных]
дор[ог], жил два года в Маньчжурии, быв[ший] растратчик, был под судом.
22. Круглое Владимир Николаевич,
1894 пр., быв[ший] секретарь заместителя] наркома НКТП [Народного ко¬миссариата тяжелой промышленно¬
сти] т. Гуревича, быв[ший] уполномоченный управления делами НКТП, в
прошлом офицер-кавалерист цар¬ской армии.
23. Ревис Александр Григорьевич,
1886 г.р., б[ывший] заведующий] от¬
делом снабжения Главного радиотехнического управления. В период нэпа
занимался спекулятивными комбина¬циями.
24. Ячняковский Ричард Эдуардо¬вич, 1892 г.р., техник Белдорстроя, из
зажиточной семьи, работал в ряде ор¬ганизаций в г. Минске.
25. Сорокин Петр Васильевич,
1889 пр., из кулацкой зажиточной се¬мьи в Анжерке.
Пом. нач. 1 отд. ЭКУ ОГПУ
ЖЕЛЕЗНИКОВ
Верно: СУХОВА
РГВА. Ф. 4. On. 19. Д. 13. Л. 5-8.
1 Дальневосточный край (ДВК) — ад¬министративно-территориальная еди¬ница в РСФСР в 1926—1938 гг. с центром в г. Хабаровске. ДВК образован из Амур¬ской, Камчатской, Приморской и части Забайкальской губерний. В него входи¬ли: Еврейская АО, Корякский и Чукот¬ский национальные округа, Амурская, Камчатская, Сахалинская, Зейская, Нижнеамурская, Приморская, Хабаров¬ская и Уссурийская области. В 1930 г. часть территории выделена в Восточно-Сибирский край, в 1937 г. — в Читинскую обл. Впоследствии ДВК. был разделен на Приморский и Хабаровский края.
2Гнити Танака (1863-1929) - япон¬ский генерал (1921), премьер-министр, министр иностранных дел и министр ко¬лоний в 1927—1929 гг., один из главных руководителей вооруженной интервен¬ции на советском Дальнем Востоке. В 1918-1921 и 1923-1924 гг. - военный министр,
3 Тогда им руководил Леплевский Изра¬иль Моисеевич (1896—1938), комиссар госбезопасности 2 ранга. Происходил из бедной еврейской семьи. В ЧК с 1918 г., с 1925 по 1929 гг. - в органах ГПУ УССР. С августа 1931 г. работал в Москпе в цент¬ральном аппарате ОГПУ, с мая 1938 г. — глава НКВД УССР. В апреле 1938 г. аре¬стован и впоследствии расстрелян.
4 Автором «Соображений» являлся подполковник кавалерии Касахара Юкио. бывший военный атташе посоль¬ства Японии в Москве, впоследствии вы¬сокопоставленный сотрудник японского генерального штаба, один из творцов ан¬тисоветской военной политики. Касаха¬ра, направляя документ вышестоящему начальству, развивал мысль о необходи¬мости усиления пропаганды и разведки против СССР, установления контактов с западными разведслужбами. См.: Дамаскин И.А. Сталин и разведка. М.: Вече, 2004. С. 144.
5РГВА.Ф.4.Оп. 19.Д. 13. Л. 43, 45-49.
6Там же.
7Там же.
8Гирин (Цзиньлинь) — провинция в Северо-Восточном Китае, администра¬тивный центр — Чаньчунь, столица соз¬данного в 1932 г. японцами государства Маньчжоу-го во главе с императором Пу И. Антигиринская армия — вооруженные отряды, воевавшие против армии Пу И, которые получали помощь из СССР.
9РГВА.Ф.4. Оп. 19. Д. 13. Л. 49.
10 Там же. Л.'31.
11Прокофьев Георгий Евгеньевич (1895—1937) — комиссар госбезопасно¬сти 1 ранга, из дворян, один из организа¬торов и руководителей Иностранного (разведывательного) отдела (И НО) ВЧК—ОГПУ. С ноября 1932 по 1934 г. -заместитель председателя ОГПУ и на¬чальник Главного управления рабоче-крестьянской милиции при ОГПУ. В 1934—1936 гг. — на ответственной работе в НКВД, в 1936—1937 гг. — заместитель наркома связи СССР. Арестован, рас¬стрелян в августе 1937 г. Реабилитирован посмертно.
12 ЭКУ ОГПУ контрразведывательной деятельностью не занималось, а вело борьбу с диверсиями и вредительством в народном хозяйстве. 10 июля 1934 г. по¬становлением ЦИК СССР оно было преобразовано в Экономический отдел Главного управления государственной безопасности (ГУГБ) НКВД СССР. 25 декабря 1936 г. Экономический отдел был расформирован, а на его базе и час¬ти Особого отдела создан Контрразве¬дывательный (3-й) отдел (КРО) ГУГБ. См.: Линдер И.Б., Чуркин С.А. История специальных служб России. X—XX вв. М.: РИПОЛ классик, 2004. С. 537, 548, 552-553.
13 Миронов Лев Григорьевич (1896— 1938) — комиссар госбезопасности 2 ранга. В органах ВЧК-ОГПУ-НКВД с 1924 г. В ВЧК—ОГПУ работат начальни¬ком Экономического управления ОГПУ — Экономического отдела ГУГБ НКВД СССР. С 1936 г. — начальник Контрраз¬ведывательного отдела ГУГБ НКВД СССР. Репрессирован.
14 РГВА. Ф. 4. Оп. 19. Д. 13. Л. 1-8.
15 После избрания в 1922 г. Генеральным секретарем ЦК РКП(б) И.В. Сталин приступил к созданию собственной секретной службы, скрытой внутри Секретариата ЦК. В начале 1920-х годов функции секретной службы выполняло бюро
Секретариата ЦК, с 1926 г. — Секретный
отдел ЦК, с 1934 г. — Особый сектор ЦК.
16Поскрёбышев Александр Николаевич (1891 — 1965) — особо доверенное лицо И.В. Сталина. С 1922 г. работал в аппара¬те ЦК. В 1924 г. стал помощником Ста¬лина, в 1931 г. — его личным секретарем. В 1929—1934 гг. — заместитель заведую¬щего и заведующий Секретным отделом ЦК, в 1934—1952 гг. — заведующий Осо¬бым сектором ЦК.
17Гамарник Ян Борисович (1894—1937)
в это время исполнял должность замес¬тителя наркома по военным и морским делам и заместителя председателя РВС
СССР.
18Постышев Павел Петрович (1887— 1937) в 1932 г. был секретарем ЦК ВКП(б), членом Оргбюро ЦК ВКП(б).
19 РГВА. Ф. 4. Оп. 19. Д. 13. Л. 1.
20Там же. Л.9, 14, 18,71, 116,126,171,190.
21 Линдер И.Б., Чуркин С.А. Указ. соч. С. 511.
22РГВА. Ф. 4. Оп. 19. Д. 13. Л. 5-8.
23 Там же. Л. 2.
24Так, еще в январе 1932 г. начальник Особого отдела ОГПУ направил К.Е. Во¬рошилову совершенно секретные материалы, изобличающие внешнеполитическое ведомство Японии в неправомерных действиях в отношении СССР. В ча¬стности, речь шла о непосредственном участии в информационно-разведывательной деятельности на территории ДВК генерального консула Японии во Владивостоке Ямагути, сотрудника МИД Японии Иосидзава, военного атташе посольства Японии в Москве Касахара и даже самого японского посла. См.:
РГВА. Ф. 4. Оп. 19. Д. 13.Л. 171.
25 Там же. Л. 4.
26Там же. Д. 15.Л.З.
27 Там же. Л. 48-49.
28Там же. Л. 1.
29 Группа Р. Зорге, резидента советской
военной разведки, стала действовать в Японии с мая 1933 г. В конце 1920-х — на¬чале 1930-х годов работа по освещению военных планов Японии проводилась Разведуправлением Штаба РККА главным образом с территории Китая. Кроме того, добыванием сведений о японской армии занимался разведотдел ОКДВА под руководством В. Медведева и его замести¬теля Н. Лухманова. В архивных документах фигурируют также агенты разведотде¬ла ОКДВА «Цай» и «Сема», погибшие во второй половине 1930-х годов при невы¬ясненных обстоятельствах. См.: Колпакиди А., Прохоров. Империя ГРУ: Очерки
истории российской военной разведки.
Кн. 1. М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2000. С. 187-
188: РГВА. Ф. 4. Оп. 19. Д. 53. Л. 50.
30РГВА.Ф.4. Оп. 19. Д. 13. Л. 27.
Полковник В. В. КАПИСТКА
Военно-исторический журнал 2006 № 2
@темы: история, Япония, СССР, спецслужбы