Америка? Нет больше вашей Америки..
“Последний приют” императора
15 августа 2006
В двух десятках километров от Читы, в долине таёжной речушки среди живописных сопок уютно разместился военный санаторий “Молоковка”. Назван он так в честь известной высокими целебными свойствами местной минеральной воды. В столетней истории санатория особое место занимают два месяца, в течение которых здесь проживали не совсем обычные гости. Именно сюда в конце августа 1945 г. с военного аэродрома Читы автомашинами был доставлен вместе со своей свитой Пу И, последний император Маньчжоу-Го.
читать дальше
В двух десятках километров от Читы, в долине таёжной речушки среди живописных сопок уютно разместился военный санаторий “Молоковка”. Назван он так в честь известной высокими целебными свойствами местной минеральной воды. В столетней истории санатория особое место занимают два месяца, в течение которых здесь проживали не совсем обычные гости. Именно сюда в конце августа 1945 г. с военного аэродрома Читы автомашинами был доставлен вместе со своей свитой Пу И, последний император Маньчжоу-Го.
Прибывших встретила группа советских военнослужащих. Один из них, начальник Читинского военного гарнизона генерал – майор Рожнов, официальным тоном объявил:
– Именем Союза Советских Социалистических Республик вы арестованы.
Он пояснил, что здесь пленники будут находиться в ожидании дальнейших распоряжений и, указав на бутылки, стоявшие на столе, добавил уже другим тоном:
- Это знаменитая минеральная вода, напиток, очень полезный для здоровья.
Бледный Пу И, оборачиваясь к свите, обречённо произнёс:
– Это мой последний приют …
Однако судьба и на этот раз оказалась благосклонной к бывшему императору.
Созданное в 1932 г. японцами марионеточное государство Маньчжоу-Го участвовало в так называемом союзном договоре против коммунизма, подписанном в 1939 г. совместно с Японией, Италией и Германией. После начала войны на Тихом океане этот договор был пролонгирован “в целях защиты против вредоносной активности Коминтерна” и для “сплоченного сотрудничества против общего врага”. К договору присоединились и другие марионеточные государства Малайского архипелага, установившие дипломатические отношения с Маньчжоу-Го.
Выбор японцам кандидатуры бывшего императора маньчжурской цинской династии 26-летнего Пу И и утверждение его в качестве марионеточного “верховного правителя”, а затем императора Маньчжоу-Го не были случайны. Используя притязания Пу И и его окружения на восстановление власти Цинов на всей ранее подвластной маньчжурам территории, японцы рассчитывали создать необходимые условия для последующего захвата всего Китая и МНР. Еще в 1927 г. на специальной конференции под председательством премьер-министра Танаки был одобрен меморандум “Об основной политике в отношении Китая”. Цель документа была выражена фразой: “Маньчжурию и Монголию следует рассматривать отдельно от Китая в силу специальных интересов Японии”. В меморандуме Танаки говорилось о необходимости войны Японии против СССР, в силу чего Маньчжурия рассматривалась как удобный плацдарм для “броска в Сибирь и за Байкал”. Этот документ, получивший название “меморандума Танаки”, был предъявлен японским военным преступникам на Токийском процессе, в нем прямо указывалось на подготовку войны с Советским Союзом: “В программу нашего национального роста входит, по-видимому, необходимость вновь скрестить наши мечи с Россией на полях Южной Маньчжурии для овладевания богатствами Северной Маньчжурии. Пока этот подводный риф не будет взорван, мы не сможем пойти быстро вперед по пути проникновения в Маньчжурию и Монголию”.1
В исторической литературе нет пока документально подтвержденного однозначного ответа, была ли операция по задержанию Пу И в Мукдене заранее спланированной, или она носила случайный характер. Вместе с тем имеются заслуживающие внимания свидетельства непосредственных участников этого события, исключающие случайный характер пленения императора.
Командовавший Забайкальским фронтом Маршал Советского Союза Р.Я. Малиновский позднее отмечал, что особую роль в разгроме Квантунской армии сыграли советские военно-воздушные парламентеры и десанты, посланные в крупнейшие военные, экономические и политические центры японцев с требованием о прекращении огня и полной капитуляции. Надежно прикрытые наземными танковыми соединениями, десанты захватили эти центры у растерявшегося противника, тем самым ускорили окончание боевых действий на Дальнем Востоке.
В Мукдене десант был совмещен с группой парламентеров, которую возглавил уполномоченный Военного совета, начальник политотдела Забайкальского фронта генерал – майор А.Д. Притула. Для проведения операции военно-воздушный десант 6-й гвардейской танковой армии в составе 225 человек под командованием майора П.Е. Челышева совершил высадку на аэродроме Мукдена утром 19 августа. В группу военных контрразведчиков из 30 человек, непосредственно осуществлявших пленение Пу И, входил офицер связи командования Забайкальского фронта капитан Я.К. Кайгородов. Позднее он свидетельствовал, что “командование фронта осуществило и с успехом выполнило операцию по захвату императора".2 За участие в этой операции Кайгородов в числе других был награжден орденом Боевого Красного Знамени.
Важным является мнение и другого участника операции – младшего лейтенанта А.К. Желвакова, осуществлявшего охрану и сопровождение плененного императора с его свитой на территорию Советского Союза, награжденного за выполнение этого задания орденом Отечественной войны II степени. Он отмечал, что десантники, выполняя задание по задержанию Пу И, действовали безукоризненно. Для обеспечения успешного проведения операции “быстро были взяты под охрану почта, телеграф, водоснабжение, вокзал, радиостанция, электростанция, типография, банк, имеющий большое значение мост через реку Ляохе.” После этого мукденский гарнизон стал разоружаться и сдаваться в плен.3
Пу И после задержания был направлен в Читу самолётом. Командовал экипажем опытный лётчик из отряда управления 12-й воздушной армии лейтенант И.П. Воронин. Он также подтверждает, что в состав группы во главе с А.Д. Притулой, которую он доставлял в Мукден, входили военные контрразведчики отдела “Смерш”, осуществлявшие подготовку операции и непосредственное задержание Пу И.4
В воспоминаниях полковника И.Т. Артеменко “Забайкальцы за Хинганом” также содержатся сведения о задержании Пу И. Автор воспоминаний – особоуполномоченный советского военного командования, вручивший ультиматум о капитуляции японских войск командующему Квантунской армией генералу Отодзо Ямаде, возглавлял военно-воздушный десант и парламентеров, которые осуществляли в Чанчуне захват в плен командующего этой армией вместе с его штабом. Будучи осведомленным о подготовке десантов на других направлениях, он оценивает пленение бывшего императора как результат хорошо продуманной и умело проведенной операции.5
Когда советские войска вступили в Маньчжурию, японское командование приняло решение вывезти императора в Японию. Самолет, на борту которого следовал Пу И в сопровождении японских генералов Есиоко и Хасимото, приземлился на японском военном аэродроме в Мукдене в 11 часов утра. Здесь их поджидал другой самолет, который должен был доставить императора, его свиту и сопровождавшую охрану из Мукдена в Японию. В это время неожиданно для всех раздался мощный гул моторов и советский воздушный десант совершил посадку, быстро блокировал аэродром и разоружил японскую охрану.
На следующий день Пу И и его свита из восьми наиболее близких ему людей (среди них брат императора, его племянники, врач и слуга) были переправлены в Читу, а оттуда в Молоковку, где размещался штаб Главного командования советских войск на Дальнем Востоке. Вслед за ними прибыли десять интернированных министров и тринадцать чиновников правительства Маньчжоу-Го во главе с премьер-министром Чжан Цзинкуем.
Затем стали поступать японские пленные генералы со своими денщиками, адъютантами и поваром Нимбу. Их было 54 человека: десять генерал-лейтенантов, один вице-адмирал Кэнго Кобояси – комендант морского гарнизона Порт-Артура, двадцать генерал-майоров, полный генерал Дзюн Усироку – командующий 3-м фронтом Квантунской армии (этот фронт противостоял войскам Забайкальского фронта), генерал-лейтенант Сеодзиро Инда – командующий 30-й армией, генерал-лейтенант Есио Хонго – командующий 44-й армией, генерал Осуба Кадзима – начальник штаба 3-го фронта, начальники штабов армий, командиры пехотных дивизий и бригад, командующие военными округами, инспекторы и советники.6
Японские военнопленные содержались отдельно от императора с его свитой и чиновниками. Все жили в деревянных зданиях с печным отоплением. Их охраняла рота старшего лейтенанта Ахмадуллина. Никаких ограждений, тем более колючей проволоки, не было.
Распорядок дня был поистине санаторный. Японские генералы поднимались в 8 часов утра, а в 9 завтракали, обедали в 14, пили чай в 17, ужинали в 20, ложились спать в 24 часа. Императору и его подданным давали лишний час на сон – они вставали в 9 часов. В течение дня были три прогулки – с 11 до 14 часов, с 16 до 18 и с 19 до 20 часов. Питание проводилось по санаторной норме за счет Забайкальского фронта.
Император и его свита кроме того имели возможность слушать радио, читать свежие газеты и журналы ( двое в свите знали русский язык), а также издаваемую советскими войсками в Порт-Артуре на китайском языке газету “Ши хуа бао”. Через переводчиков подробно знакомились с ходом военных событий и политической жизнью. По просьбе Пу И ему и его окружению стали выдавать, “хоть понемногу, вина для аппетита”. Императора, его свиту и чиновников постоянно осматривали и лечили доктора и медицинские сестры.
Некоторые средства массовой информации тиражируют неправду, связанную с окончанием второй мировой войны, - о том, что Россия якобы должна “оплатить” труд японских военнопленных, работавших на заводах, рудниках, леспромхозах и стройках Сибири, Забайкалья и Дальнего Востока, а также об “ужасных” условиях их содержания. Однако имеющиеся данные опровергают эти измышления. Счет за экономическое отставание Забайкалья в 30-е гг. и затраты на войну значительно превосходят все то, что было сделано японскими военнопленными в этом крае. Что касается условий их содержания, то они соответствовали тогдашнему экономическому состоянию страны. Питание, медицинское обслуживание, жилье и весь быт военнопленных были не хуже, а зачастую лучше, чем у забайкальских тружеников и членов их семей. Так, в 1945 – 1949 гг. в Читинской области умерло около 8 тыс. пленных японцев. В областном центре, население которого было примерно равным общей численности военнопленных, за это же время умерло от недоедания, дистрофии и других сопутствующих военному лихолетью болезней 8021 человек, не считая больных и детей.7
Отношение местного населения к военнопленным было доброжелательное, сочувственное. С окончанием боевых действий в Забайкалье была проведена большая работа по организации лагерей для военнопленных японцев, их обустройству и оборудованию необходимым инвентарем, имуществом. Из области и освобожденной Маньчжурии с бывших японских складов в необходимом для военнопленных количестве был организован завоз теплой одежды, постельных принадлежностей, мыла и медикаментов, продовольствия, особенно риса и овощей, сушеного картофеля. Выявлялись факты недостатков и упущенной в организации работы лагерей, принимались меры по их устранению, виновных строго наказывали.8
С интернированными и военнопленными в Молоковке обходились предупредительно, их не допрашивали, а опрашивали. Беседовали с ними работники Читинского управления госбезопасности, в частности, заместитель начальника подразделения майор Веденский, владевший японским языком, военные контрразведчики подполковник Ахмин, майор Сосновский, начальник следственного отдела ГРУ Генштаба Красной Армии полковник юстиции Иванов, переводчики лейтенанты Курочкин, Деев, Меньшиков, Соболев, Лян.9
Императора Пу И не беспокоили, он сам обратился с просьбой выслушать его показания. Беседа состоялась 3 сентября в присутствии представителей трех восточных провинций Маньчжоу-Го – Цицикарской, Гиринской, Мукденской. Переводил военный переводчик лейтенант Соболев. Император сказал: “Япония, захватывая Маньчжурию, объявила, что она преследует цели ликвидации старого китайского милитаризма, содействия установлению независимости Маньчжурии и во всём мире.”10
Как свидетельствовал Пу И, Маньчжурия оказалась под жестокой и безраздельной властью японцев, которые использовали политическую организацию “Сохакуй” якобы для выражения воли народа, а на деле активно внедряли культ так называемого “священного пути”. В соответствии с этой доктриной без Японии не было бы Маньчжоу-Го, а потому Япония должна именоваться впредь “отцом Маньчжоу-Го”. Это означало, что Маньчжурия, приняв навязанный ей синтоизм, не может, как другие страны, считать Японию союзником или другом, а должна называть её “страной-родителем”.
Японский оккупационный режим, таким образом, обрекал народ Маньчжурии на полную беспомощность, лишая его какой-либо возможности к сопротивлению. Чудовищные условия режима японские власти прикрывали пропагандистским лозунгом “Политика гармонии и единства”, но в экономической области это оборачивалось настоящим ограблением страны. Промышленность и торговля резко упали и пришли с состояние развала. Все продукты сельского хозяйства, в том числе самые необходимые населению, принудительно скупались по установленным японцами ценам и направлялись для снабжения японской армии. Экономика с каждым днем хирела и наконец пришла в состояние такого упадка, при котором населению стало невозможно жить.
Находясь под пятой японской оккупации, Маньчжурия была лишена права самостоятельно устанавливать дипломатические отношения и могла их поддерживать только с ведома и согласия японцев. Населению запрещалось выражать свое отношение и симпатии к Советскому Союзу – это преследовалось суровыми законами, установленными японскими властями.
В таком положении, продолжал показания Пу И, Маньчжурия оставалась 13 лет. Только тогда она смогла смыть свой позор, когда Советский Союз её освободил: “Этому я очень рад и бесконечно благодарен… Я желаю работать для общей цели единодушно с Советским Союзом. Являясь простым гражданином, я выражаю безграничную преданность всему китайскому народу и желаю ему счастья.”11
Пу И подробно рассказал о своих злоключениях после 9 августа. Вступление СССР в войну с Японией было для императора полной неожиданностью. Когда он и его свита еще находились в императорской резиденции в Чанчуне, в один из дней августа над гордом вдруг появились самолеты. Вначале Пу И решил, что это американские самолеты, но они оказались советскими. На второй день налет повторился, император и его окружение были вынуждены скрываться в убежище. С этого времени во дворце было введено военное положение, император ложился спать одетым, в его кармане все время хранился пистолет.
Пу И, его свита и министры не хотели эвакуироваться из Чанчуня, всячески затягивали отъезд, но командующий Квантунской армией генерал Ямада отдал приказ об их отправлении вместе с семьями в Тунхуа, куда переводилась столица марионеточного государства. Японское командование принимало спешные меры, чтобы важный свидетель не оказался в плену у советских войск. 13 августа Пу И поездом прибыл в Тунхуа, а 15-го (в этот день по радио передали сообщение императора Хирохито о капитуляции Японии) состоялось его отречение от престола.
Премьер-министр Чжан Цзинкуй, министры и советники под наблюдением японской охраны приняли “Манифест отречения”,составленный японским синологом Сато и зачитанный бывшим императором. Руководил церемонией отречения японский генерал Хасимото, ранее командовавший дивизией японской дворцовой охраны, затем назначенный президентом Палаты церемонией Маньчжоу-Го, ответственным за охрану священных предметов.12 С горькой усмешкой генерал вычеркнул из текста манифеста фразу, восхвалявшую “японского императора” и “освященное правительство богини солнца”, - эта фраза раньше обязательно присутствовала во всех императорских манифестах.
В Тунхуа бывшему императору предложили одному выехать в Японию. Пу И справедливо опасался, что японские власти могли избавиться от него как от нежелательного и даже опасного свидетеля. Поэтому он настоял, чтобы вместе с ним в Японию были направлены восемь человек свиты, его “верные до гроба люди”. События после этого развивались динамично. “Нас силой оружия, - продолжал Пу И, - привели на аэродром, посадили на три самолета с японской охраной и четырьмя японскими представителями. Если бы кто-то попытался бежать, нас бы убили, так предупредили нас… Мы прилетели в Мукден. Вскоре после этого на аэродром Мукдена неожиданно опустились самолеты Красной Армии. Один из японских представителей – Хасимото мог говорить по-русски. Его вызвали в штаб, и с ним долго разговаривали офицеры Красной Армии.”13
Возвратился Хасимото не один, а с советским офицером и завел разговор с японцами. О чем шла речь, Пу И не понимал, так как не знал ни японского, ни русского языков. Однако присутствующий здесь же брат императора - Пу Дэ, хорошо знавший японский, не глядя на Пу И, сказал по-китайски, что решается его судьба. Японский представитель настаивал на отправлении Пу И в Японию, но советский офицер желал знать мнение самого императора. Встретившись с ним взглядом, Пу И дал понять, что в Японию ехать не желает. После этого советский представитель твердо заявил, что император в Японию не поедет.
Вошедший вскоре генерал-майор А.Д. Притула, подтянутый и четкий, забрал императора со свитой и отправил на советском самолете в Тунхяо, где их “хорошо разместили, угостили вином и вкусно накормили”.
Очевидно, именно на молоковский период пришлось начало глубокой морально-психологической эволюции императора. В санатории он постоянно размышлял над итогами и смыслом пережитого. Одновременно вызревала надежда “вписаться” в новый политический и социальный порядок, создаваемый в Китае, “пригодиться” ему впоследствии. В этом Пу И откровенно признавался в своих показаниях: “Мое пожелание – пусть Маньчжурия снова станет китайской территорией, как это было до 1931 г. Пусть Китай развивается, растет и крепнет политически, экономически, пусть в Китае растет и развивается промышленность, сельское хозяйство, торговля и поднимается благосостояние китайского народа… Пусть развиваются дружеские взаимоотношения между СССР и Китаем. Китайский народ никогда не забудет той роли, которую сыграла Красная Армия Советского Союза в деле освобождения китайского народа от японского гнета.”14
18 октября 1945 г. Молоковский санаторий опустел – император со своей свитой и чиновниками, которые к этому времени уже не осмеливались называть Пу И императором и говорили ему просто “высочайший”, а также японские военнопленные специальным поездом выехали в Хабаровск. В августе 1946 г. Пу И участвовал свидетелем на Международном военном трибунале, судившем в Токио японских военных преступников.
Позднее в своих воспоминаниях он писал: “Японцев я ненавидел. Когда Советский Союз вел расследование злодеяний японских бандитов на Северо-Востоке, я с большой готовностью давал показания. Потом меня вызвали в Токио в качестве свидетеля на Международный военный трибунал, где я с большим удовлетворением разоблачал японских военных преступников, всячески замалчивая свою вину и стараясь выгородить себя, ибо боялся, что меня самого будут судить.” В ходе следствия Пу И дал интересовавшие трибунал подробные показания о японском владычестве и их военных действиях против СССР с территории Маньчжурии.
Неудивительно, что Пу И всячески старался оправдать себя и своих приближенных, уйти от ответственности за измену китайскому народу и пособничество японскому военно-политическому оккупационному режиму. К чести своей, он признавал это: “Ужасно стыдно вспоминать свои показания. Я боялся, что в будущем и мне придется держать ответ перед своим народом, и сердце мое учащенно билось. Чтобы оставить пути к отступлению, я скрывал свои преступные деяния, умалчивал об исторических фактах, рассказывал лишь о части злодеяний, совершенных японскими захватчиками, не разоблачив до конца преступную политику японского империализма.”15
Из мест пребывания в СССР Пу И (в течение пяти лет он вместе с сопровождавшими лицами содержался в лагере для почетных заключенных) четырежды обращался к советскому правительству с просьбой оставить его на постоянное жительство в Советском Союзе. Так, на имя Сталина он отправил письмо следующего содержания: “Я всегда испытывал к Вам чувство глубокой любви и восхищения, вследствие чего хочу сообщить о своей просьбе быть оставленным на жительство в СССР. Впервые за 40 лет я прочитал Вашу книгу “Вопросы ленинизма” и “Историю ВКП(б). Краткий курс”. Теперь я узнал, что СССР действительно самая демократическая и прогрессивная страна в мире, путеводная звезда малых и угнетенных народов… Правительство СССР отменило смертную казнь. Это новая для СССР эра в охране гуманности…)
В прошлом я просил об оставлении меня в СССР. До сего времени еще нет ответа. Я хочу работать здесь. Желаю Вам неизменного здоровья и счастья.”16
У императора к этому времени окончательно созрело тайное решение остаться в СССР лишь с тем, чтобы позднее перебраться в Америку или Англию, являвшиеся союзниками СССР по антигитлеровской коалиции, и стать там иммигрантом. В своих воспоминаниях он упоминает, что у него оставалось еще немало драгоценностей и украшений, “которых вполне хватило бы до конца жизни”. Часть драгоценностей под предлогом оказания помощи в послевоенном экономическом строительстве Пу И передал в дар Советскому государству. Но переданное им на “восстановление народного хозяйства СССР” было возвращено по принадлежности представителю МИД КНР в августе 1950 г.
Иными были намерения императорских чиновников. Они подали прошение советским властям разрешить им вернуться в Маньчжурию, утверждая, что там их ждали семьи и “требовавшие завершения дела”. Свои надежды они возлагали на Чан Кайши, полагая, что тот с помощью американцев придет к власти и возвращение чиновников будет не только безопасным, но и сулит немалые выгоды. Однако победа народной революции в Китае полностью расстроила эти расчеты. Тогда, по свидетельству Пу И, почетными заключенными и было решено “при всеобщем одобрении” направить поздравительную телеграмму правительству КНР.
Пу И был передан властям КНР по их просьбе, в частности, по личному обращению Чжоу Эньлая. Рано утром 1 августа 1950 г. на станции Пограничная представитель китайской стороны встретил Пу И и его свиту словами: “Я прибыл встретить вас по приказу премьер-министра Чжоу Эньлая. Теперь все вы вернулись на родину…”
После этого Пу И находился сначала в тюремном заключении в Фушуне и Харбине, а с конца 1952 г. – на режиме спецпоселения. Он не был судим, активно “проходил процесс перевоспитания” - занимался физическим трудом, посещал лекции и политзанятия, изучал политическую литературу, сам приобщился к пропагандистской работе. В конце 1959 г. был амнистирован, ему разрешили проживание в Пекине.
Последний период жизни Пу И был насыщенным. Он избирался депутатом Всекитайского Народно-Политического Консультативного совета, вел большую агитационно-пропагандистскую и разъяснительную работу среди населения, занимался науками, писал мемуары, был близок с Чжоу Эньлаем. Его автобиографическая книга “Первая половина моей жизни” вышла в свет в 1964 г. еще при жизни автора и принесла ему довольно широкую известность. Книга была переведена на русский язык. В ней автор тепло вспоминает о своем кратковременном пребывании в живописном местечке под Читой. В октябре 1967 г. агентство “Синьхуа” передало сообщение о кончине Пу И.
В Чанчуне, административном центре китайской провинции Цзилинь (Гирин), находится “последний приют” Пу И – резиденция бывшего императора Маньчжоу-Го. Здесь размещен прекрасно оборудованный музей истории Северо-Востока Китая. Залы и экспозиции музея посвящены не только жизни последнего императора, но и борьбе китайского народа против японского владычества, огромной роли Советского Союза в освобождении Китая, дружбе двух великих народов.
Во время пребывания в Чанчуне в 1997 г. доктор исторических наук, профессор Н.В. Гордеев лично встречался с администрацией музея, интересовался последним периодом жизни Пу И, прошедшего, по его признанию, “путь от императора до простого гражданина Китая”. Директор музея Фань Гуанде так оценивал жизнь и деятельность последнего императора Маньчжоу-Го:
- Конечно, вина Пу И перед своим отечеством и народом неоспорима. Но зачислять его в “герои” или “злодеи” не корректно. Бывший император – далеко не простая фигура в истории нашей страны, он как бы отражает трагическую судьбу Китая той эпохи. Не нужно также сбрасывать со счетов, что, в отличие от многих соотечественников, он не порвал с родиной, нашел силы и мужество пройти путь от императора до простого гражданина и при этом “не потерять лица”. Словом, это часть нашей истории, относиться к ней нужно бережно и по достоинству.
1. Честь и верность. 70 лет военной контрразведке Тихоокеанского флота. – Владивосток, 2002. – С. 117 – 118.
2. Забайкальский рабочий. – 1993. – 8 мая.
3. Музей истории войск СибВО, личный фонд А.К. Желвакова; Горьковская правда. – 1969. – 23 февраля; Красная Звезда. – 1987. – 25 апреля; На боевом посту. – 2000. – 1 – 8 июля.
4. Архив Управления военной контрразведки ФСБ РФ по СибВО за 1998 г.
5. Артеменко И.Т. Забайкальцы за Хинганом. (Рукопись). – С. 105, 183. // Музей истории СибВО. Акт №4 от 27 апреля 1994 г. (временных поступлений).
6. Архив РУФСБ РФ по Читинской области, д. 16, л. 7 – 9.
7. Государственный архив Читинской области, ф. 1645, оп. 5, д. 40, л. 8; д. 51, л. 98; д. 67, л. 143; д. 79, л. 125.
8. Там же, ф. П – 3, оп. 1982, л. 81 – 83.
9. Мы службу несем в Забайкалье. – Чита, 1995. – С. 227.
10. Так в протоколе показаний Пу И. //Архив РУФСБ РФ по Читинской области,. д. 16, л. 140.
11. Там же, л. 141 – 147.
12. Пу И. Первая половина моей жизни. – Пекин, 1979. – С. 383 – 384 (На кит. яз.).
13. Архив РУФСБ РФ по Читинской области, д. 16, л. 147 – 148.
14. Там же, л. 149. – 151.
15. Пу И. Указ. соч. – С. 394 – 395.
В.И. БУГРЕЕВ, Н.В. ГОРДЕЕВ, Н.Н. ЖДАНОВА
первоисточник: Военно-исторический журнал. - 2003. - №5
15 августа 2006
В двух десятках километров от Читы, в долине таёжной речушки среди живописных сопок уютно разместился военный санаторий “Молоковка”. Назван он так в честь известной высокими целебными свойствами местной минеральной воды. В столетней истории санатория особое место занимают два месяца, в течение которых здесь проживали не совсем обычные гости. Именно сюда в конце августа 1945 г. с военного аэродрома Читы автомашинами был доставлен вместе со своей свитой Пу И, последний император Маньчжоу-Го.
читать дальше
В двух десятках километров от Читы, в долине таёжной речушки среди живописных сопок уютно разместился военный санаторий “Молоковка”. Назван он так в честь известной высокими целебными свойствами местной минеральной воды. В столетней истории санатория особое место занимают два месяца, в течение которых здесь проживали не совсем обычные гости. Именно сюда в конце августа 1945 г. с военного аэродрома Читы автомашинами был доставлен вместе со своей свитой Пу И, последний император Маньчжоу-Го.
Прибывших встретила группа советских военнослужащих. Один из них, начальник Читинского военного гарнизона генерал – майор Рожнов, официальным тоном объявил:
– Именем Союза Советских Социалистических Республик вы арестованы.
Он пояснил, что здесь пленники будут находиться в ожидании дальнейших распоряжений и, указав на бутылки, стоявшие на столе, добавил уже другим тоном:
- Это знаменитая минеральная вода, напиток, очень полезный для здоровья.
Бледный Пу И, оборачиваясь к свите, обречённо произнёс:
– Это мой последний приют …
Однако судьба и на этот раз оказалась благосклонной к бывшему императору.
Созданное в 1932 г. японцами марионеточное государство Маньчжоу-Го участвовало в так называемом союзном договоре против коммунизма, подписанном в 1939 г. совместно с Японией, Италией и Германией. После начала войны на Тихом океане этот договор был пролонгирован “в целях защиты против вредоносной активности Коминтерна” и для “сплоченного сотрудничества против общего врага”. К договору присоединились и другие марионеточные государства Малайского архипелага, установившие дипломатические отношения с Маньчжоу-Го.
Выбор японцам кандидатуры бывшего императора маньчжурской цинской династии 26-летнего Пу И и утверждение его в качестве марионеточного “верховного правителя”, а затем императора Маньчжоу-Го не были случайны. Используя притязания Пу И и его окружения на восстановление власти Цинов на всей ранее подвластной маньчжурам территории, японцы рассчитывали создать необходимые условия для последующего захвата всего Китая и МНР. Еще в 1927 г. на специальной конференции под председательством премьер-министра Танаки был одобрен меморандум “Об основной политике в отношении Китая”. Цель документа была выражена фразой: “Маньчжурию и Монголию следует рассматривать отдельно от Китая в силу специальных интересов Японии”. В меморандуме Танаки говорилось о необходимости войны Японии против СССР, в силу чего Маньчжурия рассматривалась как удобный плацдарм для “броска в Сибирь и за Байкал”. Этот документ, получивший название “меморандума Танаки”, был предъявлен японским военным преступникам на Токийском процессе, в нем прямо указывалось на подготовку войны с Советским Союзом: “В программу нашего национального роста входит, по-видимому, необходимость вновь скрестить наши мечи с Россией на полях Южной Маньчжурии для овладевания богатствами Северной Маньчжурии. Пока этот подводный риф не будет взорван, мы не сможем пойти быстро вперед по пути проникновения в Маньчжурию и Монголию”.1
В исторической литературе нет пока документально подтвержденного однозначного ответа, была ли операция по задержанию Пу И в Мукдене заранее спланированной, или она носила случайный характер. Вместе с тем имеются заслуживающие внимания свидетельства непосредственных участников этого события, исключающие случайный характер пленения императора.
Командовавший Забайкальским фронтом Маршал Советского Союза Р.Я. Малиновский позднее отмечал, что особую роль в разгроме Квантунской армии сыграли советские военно-воздушные парламентеры и десанты, посланные в крупнейшие военные, экономические и политические центры японцев с требованием о прекращении огня и полной капитуляции. Надежно прикрытые наземными танковыми соединениями, десанты захватили эти центры у растерявшегося противника, тем самым ускорили окончание боевых действий на Дальнем Востоке.
В Мукдене десант был совмещен с группой парламентеров, которую возглавил уполномоченный Военного совета, начальник политотдела Забайкальского фронта генерал – майор А.Д. Притула. Для проведения операции военно-воздушный десант 6-й гвардейской танковой армии в составе 225 человек под командованием майора П.Е. Челышева совершил высадку на аэродроме Мукдена утром 19 августа. В группу военных контрразведчиков из 30 человек, непосредственно осуществлявших пленение Пу И, входил офицер связи командования Забайкальского фронта капитан Я.К. Кайгородов. Позднее он свидетельствовал, что “командование фронта осуществило и с успехом выполнило операцию по захвату императора".2 За участие в этой операции Кайгородов в числе других был награжден орденом Боевого Красного Знамени.
Важным является мнение и другого участника операции – младшего лейтенанта А.К. Желвакова, осуществлявшего охрану и сопровождение плененного императора с его свитой на территорию Советского Союза, награжденного за выполнение этого задания орденом Отечественной войны II степени. Он отмечал, что десантники, выполняя задание по задержанию Пу И, действовали безукоризненно. Для обеспечения успешного проведения операции “быстро были взяты под охрану почта, телеграф, водоснабжение, вокзал, радиостанция, электростанция, типография, банк, имеющий большое значение мост через реку Ляохе.” После этого мукденский гарнизон стал разоружаться и сдаваться в плен.3
Пу И после задержания был направлен в Читу самолётом. Командовал экипажем опытный лётчик из отряда управления 12-й воздушной армии лейтенант И.П. Воронин. Он также подтверждает, что в состав группы во главе с А.Д. Притулой, которую он доставлял в Мукден, входили военные контрразведчики отдела “Смерш”, осуществлявшие подготовку операции и непосредственное задержание Пу И.4
В воспоминаниях полковника И.Т. Артеменко “Забайкальцы за Хинганом” также содержатся сведения о задержании Пу И. Автор воспоминаний – особоуполномоченный советского военного командования, вручивший ультиматум о капитуляции японских войск командующему Квантунской армией генералу Отодзо Ямаде, возглавлял военно-воздушный десант и парламентеров, которые осуществляли в Чанчуне захват в плен командующего этой армией вместе с его штабом. Будучи осведомленным о подготовке десантов на других направлениях, он оценивает пленение бывшего императора как результат хорошо продуманной и умело проведенной операции.5
Когда советские войска вступили в Маньчжурию, японское командование приняло решение вывезти императора в Японию. Самолет, на борту которого следовал Пу И в сопровождении японских генералов Есиоко и Хасимото, приземлился на японском военном аэродроме в Мукдене в 11 часов утра. Здесь их поджидал другой самолет, который должен был доставить императора, его свиту и сопровождавшую охрану из Мукдена в Японию. В это время неожиданно для всех раздался мощный гул моторов и советский воздушный десант совершил посадку, быстро блокировал аэродром и разоружил японскую охрану.
На следующий день Пу И и его свита из восьми наиболее близких ему людей (среди них брат императора, его племянники, врач и слуга) были переправлены в Читу, а оттуда в Молоковку, где размещался штаб Главного командования советских войск на Дальнем Востоке. Вслед за ними прибыли десять интернированных министров и тринадцать чиновников правительства Маньчжоу-Го во главе с премьер-министром Чжан Цзинкуем.
Затем стали поступать японские пленные генералы со своими денщиками, адъютантами и поваром Нимбу. Их было 54 человека: десять генерал-лейтенантов, один вице-адмирал Кэнго Кобояси – комендант морского гарнизона Порт-Артура, двадцать генерал-майоров, полный генерал Дзюн Усироку – командующий 3-м фронтом Квантунской армии (этот фронт противостоял войскам Забайкальского фронта), генерал-лейтенант Сеодзиро Инда – командующий 30-й армией, генерал-лейтенант Есио Хонго – командующий 44-й армией, генерал Осуба Кадзима – начальник штаба 3-го фронта, начальники штабов армий, командиры пехотных дивизий и бригад, командующие военными округами, инспекторы и советники.6
Японские военнопленные содержались отдельно от императора с его свитой и чиновниками. Все жили в деревянных зданиях с печным отоплением. Их охраняла рота старшего лейтенанта Ахмадуллина. Никаких ограждений, тем более колючей проволоки, не было.
Распорядок дня был поистине санаторный. Японские генералы поднимались в 8 часов утра, а в 9 завтракали, обедали в 14, пили чай в 17, ужинали в 20, ложились спать в 24 часа. Императору и его подданным давали лишний час на сон – они вставали в 9 часов. В течение дня были три прогулки – с 11 до 14 часов, с 16 до 18 и с 19 до 20 часов. Питание проводилось по санаторной норме за счет Забайкальского фронта.
Император и его свита кроме того имели возможность слушать радио, читать свежие газеты и журналы ( двое в свите знали русский язык), а также издаваемую советскими войсками в Порт-Артуре на китайском языке газету “Ши хуа бао”. Через переводчиков подробно знакомились с ходом военных событий и политической жизнью. По просьбе Пу И ему и его окружению стали выдавать, “хоть понемногу, вина для аппетита”. Императора, его свиту и чиновников постоянно осматривали и лечили доктора и медицинские сестры.
Некоторые средства массовой информации тиражируют неправду, связанную с окончанием второй мировой войны, - о том, что Россия якобы должна “оплатить” труд японских военнопленных, работавших на заводах, рудниках, леспромхозах и стройках Сибири, Забайкалья и Дальнего Востока, а также об “ужасных” условиях их содержания. Однако имеющиеся данные опровергают эти измышления. Счет за экономическое отставание Забайкалья в 30-е гг. и затраты на войну значительно превосходят все то, что было сделано японскими военнопленными в этом крае. Что касается условий их содержания, то они соответствовали тогдашнему экономическому состоянию страны. Питание, медицинское обслуживание, жилье и весь быт военнопленных были не хуже, а зачастую лучше, чем у забайкальских тружеников и членов их семей. Так, в 1945 – 1949 гг. в Читинской области умерло около 8 тыс. пленных японцев. В областном центре, население которого было примерно равным общей численности военнопленных, за это же время умерло от недоедания, дистрофии и других сопутствующих военному лихолетью болезней 8021 человек, не считая больных и детей.7
Отношение местного населения к военнопленным было доброжелательное, сочувственное. С окончанием боевых действий в Забайкалье была проведена большая работа по организации лагерей для военнопленных японцев, их обустройству и оборудованию необходимым инвентарем, имуществом. Из области и освобожденной Маньчжурии с бывших японских складов в необходимом для военнопленных количестве был организован завоз теплой одежды, постельных принадлежностей, мыла и медикаментов, продовольствия, особенно риса и овощей, сушеного картофеля. Выявлялись факты недостатков и упущенной в организации работы лагерей, принимались меры по их устранению, виновных строго наказывали.8
С интернированными и военнопленными в Молоковке обходились предупредительно, их не допрашивали, а опрашивали. Беседовали с ними работники Читинского управления госбезопасности, в частности, заместитель начальника подразделения майор Веденский, владевший японским языком, военные контрразведчики подполковник Ахмин, майор Сосновский, начальник следственного отдела ГРУ Генштаба Красной Армии полковник юстиции Иванов, переводчики лейтенанты Курочкин, Деев, Меньшиков, Соболев, Лян.9
Императора Пу И не беспокоили, он сам обратился с просьбой выслушать его показания. Беседа состоялась 3 сентября в присутствии представителей трех восточных провинций Маньчжоу-Го – Цицикарской, Гиринской, Мукденской. Переводил военный переводчик лейтенант Соболев. Император сказал: “Япония, захватывая Маньчжурию, объявила, что она преследует цели ликвидации старого китайского милитаризма, содействия установлению независимости Маньчжурии и во всём мире.”10
Как свидетельствовал Пу И, Маньчжурия оказалась под жестокой и безраздельной властью японцев, которые использовали политическую организацию “Сохакуй” якобы для выражения воли народа, а на деле активно внедряли культ так называемого “священного пути”. В соответствии с этой доктриной без Японии не было бы Маньчжоу-Го, а потому Япония должна именоваться впредь “отцом Маньчжоу-Го”. Это означало, что Маньчжурия, приняв навязанный ей синтоизм, не может, как другие страны, считать Японию союзником или другом, а должна называть её “страной-родителем”.
Японский оккупационный режим, таким образом, обрекал народ Маньчжурии на полную беспомощность, лишая его какой-либо возможности к сопротивлению. Чудовищные условия режима японские власти прикрывали пропагандистским лозунгом “Политика гармонии и единства”, но в экономической области это оборачивалось настоящим ограблением страны. Промышленность и торговля резко упали и пришли с состояние развала. Все продукты сельского хозяйства, в том числе самые необходимые населению, принудительно скупались по установленным японцами ценам и направлялись для снабжения японской армии. Экономика с каждым днем хирела и наконец пришла в состояние такого упадка, при котором населению стало невозможно жить.
Находясь под пятой японской оккупации, Маньчжурия была лишена права самостоятельно устанавливать дипломатические отношения и могла их поддерживать только с ведома и согласия японцев. Населению запрещалось выражать свое отношение и симпатии к Советскому Союзу – это преследовалось суровыми законами, установленными японскими властями.
В таком положении, продолжал показания Пу И, Маньчжурия оставалась 13 лет. Только тогда она смогла смыть свой позор, когда Советский Союз её освободил: “Этому я очень рад и бесконечно благодарен… Я желаю работать для общей цели единодушно с Советским Союзом. Являясь простым гражданином, я выражаю безграничную преданность всему китайскому народу и желаю ему счастья.”11
Пу И подробно рассказал о своих злоключениях после 9 августа. Вступление СССР в войну с Японией было для императора полной неожиданностью. Когда он и его свита еще находились в императорской резиденции в Чанчуне, в один из дней августа над гордом вдруг появились самолеты. Вначале Пу И решил, что это американские самолеты, но они оказались советскими. На второй день налет повторился, император и его окружение были вынуждены скрываться в убежище. С этого времени во дворце было введено военное положение, император ложился спать одетым, в его кармане все время хранился пистолет.
Пу И, его свита и министры не хотели эвакуироваться из Чанчуня, всячески затягивали отъезд, но командующий Квантунской армией генерал Ямада отдал приказ об их отправлении вместе с семьями в Тунхуа, куда переводилась столица марионеточного государства. Японское командование принимало спешные меры, чтобы важный свидетель не оказался в плену у советских войск. 13 августа Пу И поездом прибыл в Тунхуа, а 15-го (в этот день по радио передали сообщение императора Хирохито о капитуляции Японии) состоялось его отречение от престола.
Премьер-министр Чжан Цзинкуй, министры и советники под наблюдением японской охраны приняли “Манифест отречения”,составленный японским синологом Сато и зачитанный бывшим императором. Руководил церемонией отречения японский генерал Хасимото, ранее командовавший дивизией японской дворцовой охраны, затем назначенный президентом Палаты церемонией Маньчжоу-Го, ответственным за охрану священных предметов.12 С горькой усмешкой генерал вычеркнул из текста манифеста фразу, восхвалявшую “японского императора” и “освященное правительство богини солнца”, - эта фраза раньше обязательно присутствовала во всех императорских манифестах.
В Тунхуа бывшему императору предложили одному выехать в Японию. Пу И справедливо опасался, что японские власти могли избавиться от него как от нежелательного и даже опасного свидетеля. Поэтому он настоял, чтобы вместе с ним в Японию были направлены восемь человек свиты, его “верные до гроба люди”. События после этого развивались динамично. “Нас силой оружия, - продолжал Пу И, - привели на аэродром, посадили на три самолета с японской охраной и четырьмя японскими представителями. Если бы кто-то попытался бежать, нас бы убили, так предупредили нас… Мы прилетели в Мукден. Вскоре после этого на аэродром Мукдена неожиданно опустились самолеты Красной Армии. Один из японских представителей – Хасимото мог говорить по-русски. Его вызвали в штаб, и с ним долго разговаривали офицеры Красной Армии.”13
Возвратился Хасимото не один, а с советским офицером и завел разговор с японцами. О чем шла речь, Пу И не понимал, так как не знал ни японского, ни русского языков. Однако присутствующий здесь же брат императора - Пу Дэ, хорошо знавший японский, не глядя на Пу И, сказал по-китайски, что решается его судьба. Японский представитель настаивал на отправлении Пу И в Японию, но советский офицер желал знать мнение самого императора. Встретившись с ним взглядом, Пу И дал понять, что в Японию ехать не желает. После этого советский представитель твердо заявил, что император в Японию не поедет.
Вошедший вскоре генерал-майор А.Д. Притула, подтянутый и четкий, забрал императора со свитой и отправил на советском самолете в Тунхяо, где их “хорошо разместили, угостили вином и вкусно накормили”.
Очевидно, именно на молоковский период пришлось начало глубокой морально-психологической эволюции императора. В санатории он постоянно размышлял над итогами и смыслом пережитого. Одновременно вызревала надежда “вписаться” в новый политический и социальный порядок, создаваемый в Китае, “пригодиться” ему впоследствии. В этом Пу И откровенно признавался в своих показаниях: “Мое пожелание – пусть Маньчжурия снова станет китайской территорией, как это было до 1931 г. Пусть Китай развивается, растет и крепнет политически, экономически, пусть в Китае растет и развивается промышленность, сельское хозяйство, торговля и поднимается благосостояние китайского народа… Пусть развиваются дружеские взаимоотношения между СССР и Китаем. Китайский народ никогда не забудет той роли, которую сыграла Красная Армия Советского Союза в деле освобождения китайского народа от японского гнета.”14
18 октября 1945 г. Молоковский санаторий опустел – император со своей свитой и чиновниками, которые к этому времени уже не осмеливались называть Пу И императором и говорили ему просто “высочайший”, а также японские военнопленные специальным поездом выехали в Хабаровск. В августе 1946 г. Пу И участвовал свидетелем на Международном военном трибунале, судившем в Токио японских военных преступников.
Позднее в своих воспоминаниях он писал: “Японцев я ненавидел. Когда Советский Союз вел расследование злодеяний японских бандитов на Северо-Востоке, я с большой готовностью давал показания. Потом меня вызвали в Токио в качестве свидетеля на Международный военный трибунал, где я с большим удовлетворением разоблачал японских военных преступников, всячески замалчивая свою вину и стараясь выгородить себя, ибо боялся, что меня самого будут судить.” В ходе следствия Пу И дал интересовавшие трибунал подробные показания о японском владычестве и их военных действиях против СССР с территории Маньчжурии.
Неудивительно, что Пу И всячески старался оправдать себя и своих приближенных, уйти от ответственности за измену китайскому народу и пособничество японскому военно-политическому оккупационному режиму. К чести своей, он признавал это: “Ужасно стыдно вспоминать свои показания. Я боялся, что в будущем и мне придется держать ответ перед своим народом, и сердце мое учащенно билось. Чтобы оставить пути к отступлению, я скрывал свои преступные деяния, умалчивал об исторических фактах, рассказывал лишь о части злодеяний, совершенных японскими захватчиками, не разоблачив до конца преступную политику японского империализма.”15
Из мест пребывания в СССР Пу И (в течение пяти лет он вместе с сопровождавшими лицами содержался в лагере для почетных заключенных) четырежды обращался к советскому правительству с просьбой оставить его на постоянное жительство в Советском Союзе. Так, на имя Сталина он отправил письмо следующего содержания: “Я всегда испытывал к Вам чувство глубокой любви и восхищения, вследствие чего хочу сообщить о своей просьбе быть оставленным на жительство в СССР. Впервые за 40 лет я прочитал Вашу книгу “Вопросы ленинизма” и “Историю ВКП(б). Краткий курс”. Теперь я узнал, что СССР действительно самая демократическая и прогрессивная страна в мире, путеводная звезда малых и угнетенных народов… Правительство СССР отменило смертную казнь. Это новая для СССР эра в охране гуманности…)
В прошлом я просил об оставлении меня в СССР. До сего времени еще нет ответа. Я хочу работать здесь. Желаю Вам неизменного здоровья и счастья.”16
У императора к этому времени окончательно созрело тайное решение остаться в СССР лишь с тем, чтобы позднее перебраться в Америку или Англию, являвшиеся союзниками СССР по антигитлеровской коалиции, и стать там иммигрантом. В своих воспоминаниях он упоминает, что у него оставалось еще немало драгоценностей и украшений, “которых вполне хватило бы до конца жизни”. Часть драгоценностей под предлогом оказания помощи в послевоенном экономическом строительстве Пу И передал в дар Советскому государству. Но переданное им на “восстановление народного хозяйства СССР” было возвращено по принадлежности представителю МИД КНР в августе 1950 г.
Иными были намерения императорских чиновников. Они подали прошение советским властям разрешить им вернуться в Маньчжурию, утверждая, что там их ждали семьи и “требовавшие завершения дела”. Свои надежды они возлагали на Чан Кайши, полагая, что тот с помощью американцев придет к власти и возвращение чиновников будет не только безопасным, но и сулит немалые выгоды. Однако победа народной революции в Китае полностью расстроила эти расчеты. Тогда, по свидетельству Пу И, почетными заключенными и было решено “при всеобщем одобрении” направить поздравительную телеграмму правительству КНР.
Пу И был передан властям КНР по их просьбе, в частности, по личному обращению Чжоу Эньлая. Рано утром 1 августа 1950 г. на станции Пограничная представитель китайской стороны встретил Пу И и его свиту словами: “Я прибыл встретить вас по приказу премьер-министра Чжоу Эньлая. Теперь все вы вернулись на родину…”
После этого Пу И находился сначала в тюремном заключении в Фушуне и Харбине, а с конца 1952 г. – на режиме спецпоселения. Он не был судим, активно “проходил процесс перевоспитания” - занимался физическим трудом, посещал лекции и политзанятия, изучал политическую литературу, сам приобщился к пропагандистской работе. В конце 1959 г. был амнистирован, ему разрешили проживание в Пекине.
Последний период жизни Пу И был насыщенным. Он избирался депутатом Всекитайского Народно-Политического Консультативного совета, вел большую агитационно-пропагандистскую и разъяснительную работу среди населения, занимался науками, писал мемуары, был близок с Чжоу Эньлаем. Его автобиографическая книга “Первая половина моей жизни” вышла в свет в 1964 г. еще при жизни автора и принесла ему довольно широкую известность. Книга была переведена на русский язык. В ней автор тепло вспоминает о своем кратковременном пребывании в живописном местечке под Читой. В октябре 1967 г. агентство “Синьхуа” передало сообщение о кончине Пу И.
В Чанчуне, административном центре китайской провинции Цзилинь (Гирин), находится “последний приют” Пу И – резиденция бывшего императора Маньчжоу-Го. Здесь размещен прекрасно оборудованный музей истории Северо-Востока Китая. Залы и экспозиции музея посвящены не только жизни последнего императора, но и борьбе китайского народа против японского владычества, огромной роли Советского Союза в освобождении Китая, дружбе двух великих народов.
Во время пребывания в Чанчуне в 1997 г. доктор исторических наук, профессор Н.В. Гордеев лично встречался с администрацией музея, интересовался последним периодом жизни Пу И, прошедшего, по его признанию, “путь от императора до простого гражданина Китая”. Директор музея Фань Гуанде так оценивал жизнь и деятельность последнего императора Маньчжоу-Го:
- Конечно, вина Пу И перед своим отечеством и народом неоспорима. Но зачислять его в “герои” или “злодеи” не корректно. Бывший император – далеко не простая фигура в истории нашей страны, он как бы отражает трагическую судьбу Китая той эпохи. Не нужно также сбрасывать со счетов, что, в отличие от многих соотечественников, он не порвал с родиной, нашел силы и мужество пройти путь от императора до простого гражданина и при этом “не потерять лица”. Словом, это часть нашей истории, относиться к ней нужно бережно и по достоинству.
1. Честь и верность. 70 лет военной контрразведке Тихоокеанского флота. – Владивосток, 2002. – С. 117 – 118.
2. Забайкальский рабочий. – 1993. – 8 мая.
3. Музей истории войск СибВО, личный фонд А.К. Желвакова; Горьковская правда. – 1969. – 23 февраля; Красная Звезда. – 1987. – 25 апреля; На боевом посту. – 2000. – 1 – 8 июля.
4. Архив Управления военной контрразведки ФСБ РФ по СибВО за 1998 г.
5. Артеменко И.Т. Забайкальцы за Хинганом. (Рукопись). – С. 105, 183. // Музей истории СибВО. Акт №4 от 27 апреля 1994 г. (временных поступлений).
6. Архив РУФСБ РФ по Читинской области, д. 16, л. 7 – 9.
7. Государственный архив Читинской области, ф. 1645, оп. 5, д. 40, л. 8; д. 51, л. 98; д. 67, л. 143; д. 79, л. 125.
8. Там же, ф. П – 3, оп. 1982, л. 81 – 83.
9. Мы службу несем в Забайкалье. – Чита, 1995. – С. 227.
10. Так в протоколе показаний Пу И. //Архив РУФСБ РФ по Читинской области,. д. 16, л. 140.
11. Там же, л. 141 – 147.
12. Пу И. Первая половина моей жизни. – Пекин, 1979. – С. 383 – 384 (На кит. яз.).
13. Архив РУФСБ РФ по Читинской области, д. 16, л. 147 – 148.
14. Там же, л. 149. – 151.
15. Пу И. Указ. соч. – С. 394 – 395.
В.И. БУГРЕЕВ, Н.В. ГОРДЕЕВ, Н.Н. ЖДАНОВА
первоисточник: Военно-исторический журнал. - 2003. - №5
@темы: история, Япония, Китай, СССР, Маньчжоу-Го