Письма Николая (Касаткина) бывшему русскому консулу в Японии И.А. Гошкевичу

[Samuray-08]

Письма Николая (Касаткина) бывшему русскому консулу в Японии И.А. Гошкевичу

Письма Николая (Касаткина) бывшему русскому консулу в Японии Гошкевичу
И.А. Подготовил к публикации В.А. ОНИЩЕНКО // ИЗВЕСТИЯ ВОСТОЧНОГО
ИНСТИТУТА Дальневосточного государственного университета. № 14.
Владивосток, 2007 г. С.294-311

Николай (Касаткин) (1836-1912) прибыл в г. Хакодате (Хоккайдо) в качестве священника церкви Воскресения при русском консульстве в июне 1861 года, где активно занимался миссионерской деятельностью, основал первые в Японии православные общины, преподавал в школе при консульстве и изучал историю Японии и японский язык.

Письма[1] его к бывшему русскому консулу в Японии Иосифу Антоновичу Гошкевичу (1814-1875) относятся к начальному периоду просветительской и миссионерской деятельности Николая и датированы 1865-73 гг. В письмах нашли отражение как разные стороны жизни и деятельности Николая (оформление церкви, устройство школы, изучение Николаем японского языка), так и картины быта сотрудников консульства, межличностные отношения иностранцев, пребывавших в Хакодате и многое другое.

Жизнь и деятельность Николая Японского достаточно подробно освещена в работе Г.Д. Ивановой[2]; для знакомства же с Николаем как историком можно рекомендовать ознакомиться с его очерком «Сёгуны и микадо»[3] – первым на Западе действительно историческим трудом по истории системы управления японского государства, базирующимся на личном знакомстве с японскими источниками.



Публикуемые впервые письма являются ценным источником по истории начального периода русско-японских отношений, истории православного миссионерства на Дальнем Востоке и отражают состояние японского общества конца 60-х – начала 70-х гг. XIX века, т.е. в переломный период японской истории – во время т.н. революции Мэйдзи, повлёкшей за собой кардинальные изменения как во внешней и внутренней политике, так и в экономике и социальной жизни страны. И автор публикуемых писем – Святой Равноапостольный Николай Японский – был активным участником этих изменений, много сделавшим для дела взаимопонимания двух культур – японской и русской.

Расшифровку писем затрудняет тот факт, что Николай писал о людях и событиях, известных ему и адресату, в то время как исследователь выведен из этого информационного поля; кроме того, он иногда использует японские слова, относящиеся к реалиям XIX века, в русской транслитерации, и это, учитывая неразборчивость почерка Николая, в некоторых случаях не позволяет расшифровать слово.

В данной публикации нами сохранены оригинальная пунктуация и сокращения, использовавшиеся Николаем. Слова, вызывающие сомнения в правильности их прочтения, отмечены значком (?), и <нрзб> – в случаях, когда слово не удалось прочитать.


[1] Письма обнаружены в Институте рукописей Центральной Научной библиотеки (Киев), папка ДА 500Л.

[2] Иванова Г.Д. Архиепископ Николай и его японские ученики. – Из истории общественной мысли Японии XVII – XIX вв. М., Наука, 1990, сс. 192-212

[3] Николай, иер. Сёгуны и микадо. Исторический очерк по японским источникам. - Русский вестник, 1869, №№ 11-12

@темы: история, Россия, Япония, Гошкевич, Касаткин

Comments

[Samuray-08]

письмо первое

Многоуважаемый Осип Антонович!
После Вашего отъезда, у нас были следующие казусы.
1) Вечером того же дня, когда Вы ушли, несколько матросов с китобоя, забравшись в яп. лавку, в глазах хозяина унесли ящик с деньгами; хозяин за ними, да закричал. Собралось множество японцев и до 30 других китобоев,- драка была на славу, даже с пальбой; раненых с той и другой стороны было несколько человек, да убито наповал один китобой: пожарным крючком ему дано в голову 7 раз, из которых после первой он верно, уже был мёртв. Тут-то пошла потеха! Ганс горячился, как никогда; <нрзб> представлял это дело политическим (должно быть, уже рассчитывал, что ему предстоит нагреть руки, когда будут брать с яп. правительства контрибуцию ); бедного Хираямку чуть не за волосы таскали же к телу – смотрели, каковы раны. В первый день решили, чтоб не брать тело из конторы, пока не найдут убийцу; при этом Ганс требовал, чтоб убийцу тотчас казнили, на месте смерти матроса; и чтобы побудить японцев ещё более к отыскам убийцы, Ганс просил с Богатыря десанта, чтобы арестовать всю часть города – почти от конторы до крепости, пресечь торговлю в этой части, не допуская входа и выхода… каково?! Когда Вы уезжали из Хакодате, здешние иностранцы в недоумении вопрошали друг друга: Что же Ганс будет делать без Mr-a Goshkavitch-a? Как видите, Ганс не замедлил фактически ответить им, что «он будет делать глупости!». Но тут многие, особенно Хираяма и конторские чиновники пожалели о Вашем отсутствии. Впрочем, наш консул вёл себя хладнокровно; десанту, конечно, не дал. Да и всё дело кончилось очень тихо: попросили меня отпеть убитого, да и похоронили; просили было музыку с Богатыря, и того им не дали. Убийцу, говорят, нашли и посадили в тюрьму.
2) Неделю спустя после этого происшествия, 4 солдата князя Айдзу, вечером, похитили из дома Howell-а одного слугу (жена одного из этих солдатов, бывшая мекаке* Howell-я, была заподозрена слугою в краже одной своей <нрзб>); не успели они ещё его утащить, куда им нужно было, кк Howell и Vyse с одним из слуг догнали их; трое солдат убежали, четвёртого схватили и повели в дом, чтобы призвать чиновников и сдать его им; дорогою он выхватил саблю, но Howell так неловко толкнул его и схватил за руки, что японец ранил сам себя в ногу. Дело было вышло чуть не обще-народное; несмотря на то, что торжественное собрание всех консулов и яп. чиновников разобрали дело кк <нрзб>, перетрусившие Vyse, Howell, а за ними и прчие, чтобы обезопасить себя от мнимых заговоров, торжественно адресовали к нашему консулу просьбу принять их под защиту стоящего на рейде рус. военного судна. Наш консул и бухгалтер, по этому поводу, сочинили небольшое артиллерийское ученье на берегу, с музыкой; весь народ в Хакодате был очень доволен этим, кк новым зрелищем,- это факт; а был ли кто-нибудь устрашён – того не слыхал.
3) Дня три спустя после этого происшествия, в Хакодате пришёл Варяг с Адмиралом. Перед этим он (Адмирал) был в Йокохаме и даже покушался поехать в Эдо, но яп. чиновники <нрзб>, поэтому он удовлетворился лишь тем, что послал Министрам письмо с жалобой на нагасакского губернатора: каковы наши Адмиралы! К иностранным губернаторам им нипочём давать чин! Согласно заранее принятому мною решению, я не замедлил побывать с визитом у Адмирала и благопочтеннейше представить ему «тетрадь для пожертвований»; но увы! Мои надежды далеко не сбылись: с обоих судов, где команды больше 660 чел. и тьма офицеров, собрано всего 329 рублей, да и то со скандалом. Адмирал, рассматривая «тетрадь для пожертвований», нашёл там записанные ещё Маховым расходы в 40 бу; «какже так?» – сказал он своей свите: «столько денег собрано с судов, а в расходе всего 40 бу; должно быть, священник крадёт, нужно назначить комиссию для пожертвований церкви.» Заговорили на обоих судах о комиссии; доброжелатели предупредили меня, советуя привести в исправность документы; потом и сам Адмирал, бывая у Цивилькова, выразил сильное подозрение на счёт того, что я ворую у церкви. Не выдержал я, написал Адмиралу письмо, в котором благодарил его за пожертвования, дал ему заметить, что он не имел права назначать ревизии не по своей части, объяснил, что на 1075 руб. 66 коп. (столько пожертвовано всеми моряками с прежних судов) построить церковь, в которой одни колокола стоят 1250 рублей, да ещё красть из этой суммы – нет физической возможности; в заключение, безцеремонно посоветовал ему – прежде узнавать об людях и потом уже судить их.
Могу, впрочем, похвастать, что последнее, по сдержанности тона, сделало бы честь 70-летнему старцу <нрзб> Адмирал удостоил меня письмом, за безграмотность которого, если бы он был в 3-м классе училища, его поставили бы на колена, а за безнравственность которого, если бы он был в школе, его непременно высекли бы; он отказался от всего, свалив всё на сплетника, под которым, должно быть, разумел Цивилькова, как будто бы слухов о комиссии и не существовало; в заключении письма, в параллель к моему совету, и он советует мне «быть осторожней»; т.е. пригрозил камнем из-за пазухи – своим Адмиральством, - смешно! Вообще, Адмирал не произвёл хорошего впечатления в Хакодате. На визиты иностранцам не отвечал, <нрзб> Вайс сделал визит на Богатырь, и так как ему не ответили, то на Варяг он уже не поехал, а послал карточку, поэтому Адмирал хорошо, по-моему, сделал, что даже и офицера не послал к нему с визитом, а Вайс теперь делает запрос Винчестеру, как ему вести себя на случай будущего прихода сюда русских адмиралов.
Касательно счетов с Дюсом, я имею Вам сообщить следующее: на одной бумажке Вашею рукою написано следующее: «на уплату за уголь на Абрек, Калевалу и <нрзб> получено 2929 долларов, из них удержано за холст для госпиталя 378 долл.» Затем есть расписка Дюса в получении им от Вас 7000 бу за уголь, доставленный на Калевалу, Абрек и Гайдамак; расписка – 8 Сент. 1863г. Наконец, есть ещё расписка Дюса, на которой имя его вырезано – Вами, как он говорит; означена 20 Апреля 1863г.,- по этой расписке ему следует за уголь на Калевалу 1332 1/2 бу. По словам Дюса, в последний приход сюда Калевалы, он спрашивал деньги, но получил ответ, что Вы ему должны заплатить, так как с Калевалы получили. <нрзб> все эти документы и показания Дюка, можем придти к следующему заключению: с Калевалы Вы действительно получили деньги, но часть их издержали на гошпиталь, и поэтому Дюсу следует заплатить. Кроме того, у Дюса есть какой-то счёт Вам ещё от Шмидта – бу на 300 (Дюс теперь в горы уехал, а судно уходит, определённое число я после узнаю). Тот и другой счёт я взялся уплатить и уплачу из церковной суммы, оставленной Вами здесь. Если Вы <нрзб> Департамент, получите деньги, то после пришлёте их в церковь, а если <нрзб> вообще – нет, то всем обязанная Вам церковь будет очень рада Вашими же средствами оказать Вам маленькую услугу. Если не хватит немного церковной Вашей суммы, я приложу из своих и после дам знать <нрзб>
Прошу засвидетельствовать моё почтение: Федоре Ив…не, Владимиру Ивановичу и Евгении К…
<нрзб> Грамматику я послезавтра оканчиваю,— славно перевели.

[Samuray-08]

письмо второе

Многоуважаемый Осип Антонович!

За уголь деньги Дюсу платить не нужно. <нрзб> уже покончены, — за уголь не потребовали, стало быть не следовало платить; верно, было уплачено, а Дюс что-нибудь напутал. Сегодня он окончательно мне сказал, что дело это кончено, а есть у него за Вами кой-какие частные небольшие долги, – он и сам ещё не знает, сколько именно, ‑ это я уплачу.

А вот с другим-то долгом, о котором документы тут же препровождаются к Вам, – как быть? Меня Цивильков просил написать Вам, что мнение Губернатора такое, что Вы не обязаны платить: отчего кредиторы не <нрзб>, пока Вы были в Хакодате? Кто же не знал, что Вы уезжаете? Наверное, этот кредитор мошенник, желающий получить с Вас в другой раз. Да и можно ли теперь, после пожара, испепелившего множество документов, доказать что он мошенник? Он знает это, разумеется: Вам на глаза не показывался, потому более, что Вы припомните и прогоните его ни с чем. А теперь вот вздумал представлять расписки, которые вероятно, Вы не раз забывали брать у них – мошенников. Он ещё взвалил на Вас долг, гораздо больший, чем по расписке, да об этом едва ли нужно и говорить, – конечно, Вы не обратите на него внимание, и Губернатор сказал, что это – верно. Вы не в какой случай не станете платить. Вообще, мнение Губернатора, что Вы имеете право не платить и японец не может жаловаться на Вас, потому – зачем скрывался, пока Вы были в Хакодате, а просил лишь Цивилькова написать Вам и отдать на Ваше усмотрение. Если Вы решите платить этот долг (быть может, припомните, что Японцу действительно не уплачено), то как быть? Мне выплатить? Только я сказал(?) – не могу уплатить, – это сумма крупная, а у меня много ещё в долгах.

Буду ли я платить, ещё неизвестно, а между тем, Осип Антонович, будьте отцем родным – заплатите за меня, я могу выслать Вам потом или книгами или деньгами. Просят очень купить следующие книги:

1., 2 наших лексикона; 2., Навигацию; 3., Горное инженерство; 4., Артиллерию; 5., руководство по штурманству; 6., Географию; 7., Физику. Ещё в первом письме я писал Вам о лексиконе Дейора(?) с Русского и о Грамматике Иванова, ‑ и то очень нужно, да ещё вообще ‑ какие-нибудь школьные учебники – по Всеобщей истории и по Арифметике. Всё это в совокупности будет стоить верно очень много, да что делать! Деньги, говорят, после, и деньги верные, потому что эти книги для школы Сендайского князя; если нельзя будет купить эти книги, то напишите, по крайней мере, приблизительную цену их, я тогда деньги вперёд потребую и вышлю.

5го Сент. ученики в Россию поехали на Богатыре – до самого Кронштадта. Они в России будут больше всего под Вашим влиянием; я дал им рекомендательные письма к некоторым из наших духовных; пожалуйста, сделайте, чтобы они не пренебрегли этими знакомствами; если не обратить, то хотя бы расположить их к христианству, – и это бы дало важные шансы нам в Японии.

Сига-то сознался, в Эдо прокутил <нрзб>, в Ёсивара* <нрзб> и он до сих пор ещё под арестом, – дело об нём в Тородзиу, быть может, его лишат чинов, а то так и брюха.

30 Августа ураган у нас свалил крест и будку с колоколом, повредил крышу и дома все, а главное – спалил весь сад: всё желто и голо – как в саду, так и везде – на открытых местах. У Мацмая и Эсаси только потонуло 150 джонок. В Японии готовится голод; рис – 9 бу мешок; <нрзб> – причина неурожая риса. Вчера в Хакодате <нрзб> Мациката отданы приказы, чтоб с этого времени ели не кашу, а похлёбку рисовую, пот.ч. из Цунгару и Нанибу рису не выпускают, и в Хакодате дефицит 70 т. мешков.

Тайкун с 120 т. армией пошёл на Цёосиу, но остановился в Оосака и неизвестно, что будет. В Ооми его чуть не убили заговорщики.

Тютцов на днях приехал и стоит у меня; кажется, хороший малый.

Костерев перессорился, кроме меня, Тютцова и кое-кого, со всеми в Хакодате. Была сильная перепалка! На него кто-то распустил, что он обругал всех купцов здесь ворами и мошенниками, а консулов – ослами. С ним перестали кланяться. Он разыскивает – кто распустил. Суды были, узнал он, кто, но в продолжение дела – ещё больше разошёлся с обществом. Указали на Тимродта и Залесского, Костерев официально потребовал Богатырь сюда; кстати, Богатырь сам пришёл, – он у Адмирала просил – Коништского(?); – которое кончилось ничем, и он более чем когда-нибудь с носом, – ждёт не дождётся времени уехать в Россию. Всё дело предыдущее он вёл так, что «оскорбили всю Россию, оклеветав его, т.к. он официальное лицо».

M-me Блекстон уехала отсюда в страшном горе. Какова Anie-то? Хотя и безобразная! <нрзб> Тут из-за неё все истории.<нрзб> M-me Бл[екстон] приревновала её к мужу и выгнала из дому, <нрзб> на неё с этого времени; в тот же вечер, как уехала она, Anie явилась в дом Блекстона и живёт.

Mm Rice сама пишет Вам. Вайс переведен в Нагасаки консулом, <нрзб>

Новый сад мы сделали очень порядочный. Церковь – в <нрзб> А иконы? Не забудьте, пожалуйста.

Док. Залесский остаётся ещё на год; приехал хороший женатый фельдшер. Америка пришла лишь 1-го Сентября и сегодня уходит.<нрзб>

Хакодате С глубоким уважением, <нрзб>

1865, Сент. 11 Иеромонах Николай


Свидетельствуйте моё искреннее почтение Федоре Ильинишне. Прошу поклониться также Викт. Иван.


* Ёсивара – знаменитый «весёлый квартал» в Эдо (Токио)

[Samuray-08]

письмо третье

Многоуважаемый Осип Антонович!

Помню Ваше завещание: не ждать от Вас писем, исключая случаев необходимости; знаю и Ваш характер, действительно, неподатливый на письма, но тем не менее, вместе с другими Вашими друзьями здесь, с нетерпением ожидаю уведомления от Вас: как Вы приехали в Петербург и как устроились там? – А между тем вот кое-что из Хакодатской хроники. Вы помните, как Mrs Blackston преследовала бедного Whitely? Так же точно стал преследовать его и ненавидеть и сам Blackston, после уезда своей жены; причина была в дружбе Вайтли с врагом Blackston-а – Вайсом, который снабжал Вайтли деньгами и вообще питал к нему большое, по-видимому, расположение. Когда же однажды Blackston уехал в горы, а его возлюбленная Anie (помните, над безобразием которой мы, бывало, потешались) хотела оставить Вайтли полуголодным, когда последний не выдержал, дал ей хорошего kick, а она тотчас с плачем ускакала к Blackston-у в горы жаловаться на Вайтли, – бедный Вайтли пал жертвой своей неблагоразумной отваги: он сам был kicked out из блекстонского дома. Русское консульство приняло его: доктор предложил ему комнату, Бюцов – стол, я – сигары.

Между тем ещё в Июле Вайс, наш доктор. Howell, Вайтли и ещё один незнакомый Вам англичанин поехали в Айнские деревни и вырыли из могил 5 айнских черепов, по черепу на брата; но Howell пожадничал, взял себе два черепа и Вайтли не досталось ни одного; натурально, что у него было желание приобрести и на свою долю эту редкость; и вот, прежде чем перейти в русское консульство, когда он оставил дом Блекстона, он поселился в аглицком office, свёл короткую дружбу с <нрзб> и с ними, в числе троих, отправился добывать черепа; разрывая могилы, они не взяли никаких предосторожностей, так что их видели Японцы во время самой операции; да и захватили они не по черепу на брата, а 13 черепов и 5 трупов. Не успели они вернуться в Хакодате, как Губернатору уже стало известно их дело. В городе родилось подозрение, что Ганс и Дюс (оба враги Вайса) донесли губернатору, чтоб насолить Вайсу. Губернатор поднял дело; виновные было отказывались от всего, но когда ночью захвачен был из русского госпиталя слуга, бывший вместе с виновными и скрывавшийся потом в госпитале, под видом больного, и когда стало известно, что его пытают, а потом отрубят голову, то виновные, имея <нрзб> в виду, что им не ускользнуть <нрзб> так как губернатор <нрзб> дело передать на суд министра, с жалобой, что Вайс <нрзб>, что он без крайних причин отказывается слушать свидетелей – очевидцев, которых губернатор <нрзб>, сознались, что они вырыли 13 черепов, которые и готовы возвратить, вырыли также 5 трупов, но бросили их потом в море из-за запаху (что хотя на суде было принято за факт, но, между нами, неправда: эти 5 субъектов, кажется, отправлены в Шанхай). 13 черепов возвращены губернатору, а 3 виновных сидят в тюрьме с 1го Января нашего 1866г; Вайтли присудили к годовому тюремному заключению, а другие два к 13-тимесячному, все с тяжёлой работой. Жаль бедного Вайтли! И у Блекстона родилось опять чувство к нему: на <нрзб>по его хлопотам были тут митинги и <нрзб> petition к Английскому Министру об облегчении наказания. Завтра Вайтли с другими 2мя везут в Ёкохаму, в тюрьму. Вайс тоже завтра уезжает: на место его уже приехал консулом Sosner(?). Вайса прежде назначили консулом в Нагасаки, но кажется, не быть ему там: Министр на него сердит за скверное ведение айнского дела. Министр прислал для Айнов 1000 бу, но Губернатор не берёт, говорит, что «вот айнские головы, а <нрзб> ».

Из приятных Хакодатских событий стоит упомянуть разве то, что однажды Портер дал оплеуху Дюсу, за то, что последний утверждал, будто Портер «не имеет права осматривать суда, т.е. что у него нет диплома на то».

Дюс купил у Флетчера сквер, что под аглицким консульством и строится. Вы, верно, знаете, что компания Линза лопнула, всё продано с молотка и Дюс теперь купец – сам по себе.

М-м Флетчер не только выздоровела в Англии, но и родила. Третьего дня М-м Винке родила другаго сына.

Гансы живут по-прежнему. Не доказано, что старик Ганс с Дюсом показали на Вайтли и пр. Я иногда хожу к М-м Ганс, дать ей мат, причём мы обыкновенно вспоминаем Вас.

Д<нрзб> тоже скоро закрывает контору в Хакодате и Howell уедет. Новых лиц в Хакодате не прибыло, а старые разъезжаются: скоро также уедут Роберт, <нрзб>. В рус. консульстве всё по-старому и тихо(?). Костерев <нрзб> смирно, не ссорится, не даёт балов, его как будто и нет в Хакодате. Кар. Густав. откармливает своих дочек. Перелешин выздоравливает <нрзб>.

В моём прежнем доме живёт Бюцов, а я в госпитале; стол мы с доктором имеем у консула. – Доктор тоже весь в долгах и всё грозится написать отчёт, которым надеется затмить <нрзб>, но едва ли напишет – ленив. Недавно консула взяли на Варяге в Ёкохаму; Костерев, доктор и С<нрзб> были с ним. Церковь моя в порядке: прошлым летом вся снаружи окрашена, кресты позолочены; ждём мы только икон от Вас. Жду я также, осип Антонович, книги, о которых писал прежде: Грамматику Иванова, Лексикон, <нрзб> . На деньги, которые будут употреблены Вами на покупку книг и которые я здесь получу, я вышлю Вам чего хотите. Я уже приготовил Вам карту, которую Вы искали, - великолепная, издание кайсее<нрзб>, стоит 16 бу; ещё списана для Вас книга законов; ещё Сига посылает Вам какие-то книги о чинах(?); с первой почтой весной всё это я вышлю через Николаевск. Карта Ваша <нрзб> получена мною из Эдо, - я уверен, Вы будете довольны ею. Сига ещё сидит под арестом. Зимой были тут и балы, но меньше, чем в былое время. М-м Райс порхает бабочкой; я, впрочем, не бываю на балах и обедах <нрзб>

Евгений писал мне, <нрзб>

Войны в Японии ещё нет <нрзб>

Преданный Вам И. Николай
26 Февраля

1866 г.
Моё глубочайшее почтение Федоре Ильинишне. <нрзб> Елисавету Степановну. Мой искренний дружеский поклон Владимиру Ивановичу. Что он поделывает? Я был бы рад получить от него письмецо.

[Samuray-08]

письмо четвертое

2 Мая 1866 Хакодате
Многоуважаемый Осип Антонович! Невесело было читать мне Ваше письмо, только что полученное мною, от 22 ноября прошлого года. Отблагодарили Вас за Ваши заслуги, за неисчислимые труды и лишения! Пусть бы только холодность только со стороны наших директоров и прочего чиновного люда, – для человека с убеждениями, служащего не директорам и разным чиновникам, а Государю и Отечеству, – это ровно ничего не значит, а то даже материальные лишения в награду за службу! Не дурно Ваше правило, и (действительно?), не мешало бы знать его раньше: "Не доверяй Департаменту <нрзб>" Быть может не пропала бы ваша пенсия и премия. А то неужели они еще из жалованья станут вычитать, если еще не восполнили все передержки? Это было бы уже слишком! Но при этом, как хотите, я не думаю, что бы Вы в состоянии были последовать хоть на минуту второму правилу, выведенному Вами: "выбросить из головы все утопии, под названием польза и слава России и проч." Чтобы патриотизм истинно русского сердца, честность и добросовестность, – не свеженькие, только что выхваченные из школьных тетрадок, а составляющие воздух и пищу для души, наконец способность исполнения инструкций – не немецкая, выкроенная так, чтобы ее хватало лишь на букву – ни больше ни меньше, а русская, сообразующаяся с духом и смыслом Высших Распоряжений, чтобы все эти качества, соединенные вместе и окрепшие от долголетней практики, разбились во прах о груду чернильных <нрзб>, чиновничьих крючков и даже о саму любезность! Нет, этого не может быть! Что до меня, то я скорей допущу разорвать себя в клочки, чем позволю всем чиновникам в свете убить во мне хоть тысячную долю той энергии, которая одушевляет меня в моей службе, а я не <нрзб> сделать и тысячной доли того, что Вы сделали. Вас не ценят там, зато ценят здесь: иностранцы не расстаются с мыслью, что Вы приедете Министром в Японию; японцы говорят: "нет, уже такого консула не бывать здесь, как был русский консул." Буквально во всей Японии знают и уважают Вас, – говорю на основании фактов; видел я людей здесь, которые приезжали издалека собственно, чтобы увидеть Вас, как знаменитость... Простите, пожалуйста, что я пишу Вам откровенно все это. Но я хочу лишь сказать Вам не мучиться от придирок чиновников, вовсе не составляющих ни Правительства, ни России, когда Вы, исполнявший миссию Правительства и России, имеете полное право утешаться сознанием, что блистательно исполнили Вашу миссию. Посмотрим, как другие будут служить, с немецким духом по пути славы, корысти, далеко не уедет, хоть и верно, что передержки не сделает. Очень жаль, что Владыки не обращают внимания на нашу Церковь. Значит, вся надежда на Вас <нрзб>. В случае крайности, я смогу прислать на иконы отсюда рублей 500, хоть я и предназначал эти деньги на железную крышу для церкви, в прошлом году как ни починяли купол, все течет при больших дождях с ветром. Вот что: есть у меня брат в канцелярии Обер-Прокурора столоначальником; он писал мне когда-то, чтоб в случае нужд церковных обращаться к нему, и чрез него или прямо к Прокурору, – этот господин, по имени Александр Николаевич Касаткин, вообще человек очень практический, честный и любимец директора канцелярии – Гаевского. Если бы Вы пригласили его к себе запиской, или заехали к нему, то быть может и он был бы полезен в деле украшения нашей церкви. Я написал бы к Прокурору, да не знаю, в каком положении теперь дело, – ведь Ваше письмо от ноября, а теперь Май. К брату, впрочем, я напишу и попрошу его на всякий случай познакомиться с Вами. Пять дней тому назад я писал Вам о книгах. После того мне пришла в голову мысль, отчего бы книги для школы не требовать оффициально – казенных? Я с согласия консула и написал ему список книг этих. Ему показалось "страшно много!", "ужасно много!" Я ответил: "по моему мнению, это нужно, а он может делать со списком что хочет". Знаю я, что он отошлет все-таки список в Департамент, но не <нрзб> – в каком виде. И книг-то всех в списке рублей на 75, – не знаю, чего тут "страшно и ужасно многаго", если иметь еще в виду, что школа, существующая от Правительства, до сих пор, кроме известных Вам скамей, ни копейки не издержала. Будьте добры наблюсти, чтобы список консульский не попал под сукно, и чтобы книги были высланы в наискорейшем времени. Если же и Департамент найдет это "страшным и ужасным" или станет медлить высылкой книг, то будьте добры все эти книги купить на мои деньги – прилагаемые при этом письме. Вот книги, нужные для школы: Азбука гражданской печати 10 экземп. Грамматика 10, Арифметика 10; Алгебра 5; Геометрия 5; География с Атласами 5; Всеобщая история 5; Русская история 5; Физика 3; Механика 3; Астрономия 3; Лексикон Ваш - Японско-русский 10; Лексикон Гебора(?) с рус. 2; с аглицкого 2; с немецкого 1; с франц. 1; Академический Лексикон 1; прописей 5; Золотая метода для обучения чтению 1. Все эти книги, кроме Гебора с немец. и франц. – в консульском списке помещены мною; что будет куплено на казенный счет, то на мой, конечно, не нужно, но так или иначе все (подчеркнуто авт.) эти книги решительно нужны. Теперь у меня, кроме переводчиков, 3 ученика – учащиеся для науки, все за 25 лет и образованные очень хорошо: <нрзб> книги. Еще один ученик, вроде их, на днях прибудет в Хакодате; 5го подготовляет здесь один из первых трех; наконец, когда составлю для них Лексикон, возобновлю грамматику и кончу теперь составляемые мною и изучаемые ими разговоры, то – нет сомнения – явится <нрзб> учеников. Словом, я не перестану трудиться для школы, и школа, уверен, будет; если Азиатский Департамент не захочет помогать мне, я вынесу все на своих плечах, а все-таки школа будет. – Если же вышеупомянутые книги будут посланы Департаментом (при Вашем содействии и быть может – Вы возьметесь купить их? Я обещал консулу просить Вас об этом.), то прошу на эти деньги купить книг, собственно для меня: Физику большую Писаревского, Космическую физику Миллера, Историю Вебера, если нет лучше, Соловьева историю – Краткую, Астрономию Араго, Механику, Химию, Естественную историю – хорошо бы с картинками (они помогли бы при составлении Лексикона), Энциклопедию Законоведения, или что-нибудь в этом роде для познания наших законов, Технологию, Географию Диттера(?), и еще что сочтете нужным. Денег если не достанет, тотчас вышлю, или пришлю япон. книг. Некоторые книги хорошо бы в двух-трех экземплярах, для подарков ученикам. – Сендайский доктор ждет книг, о которых я в прошлом году писал, идут ли <нрзб>? Очень благодарен Вам за портреты, как нельзя более кстати, – альбом-то мой сгорел. – Портрет Федоры Ильинишны у меня просто силой отняла Mrs Ганс, дав мне видеть его, – Вашей работы портрет Фед. Ил. вместе с офицерами Сахалина. Ганс <нрзб>пишет Вам <нрзб>Мой низкий поклон и благодарность за портрет Федоре Ильинишне и Владимиру Ивановичу. А что поделывает Ив. Ив.? Старуха Каса<нрзб> слезно просит портрет Сударыни. Политич. дела в Японии: Хтоцубаси с конца прошлого года – опекуном Тайкуна, и оба они еще в Оосака с войском; Цеосиу помирился: у него отбирают 10 ман коку за стрелянье по иностранным судам и за приготовление к войне с Тайкуном; Са(си?), Цеосиу и старший сын его – инке, а князем – младший сын его; нападение на Микадо они свалили на 2 первых кераев, поэтому их домы цубусарета*. О мире Тайк. и Цеос. особенно старались князья на Киу-Сиу, наверно, потому что Сацума замыслил овладеть всем Киу-Сиу и ждал только, когда князья за(вершат?) войну; теперь эти замыслы обнаружены и поэтому-то Тайкун еще не возвращается с войском в Едо. Весь Ваш иер. Николай Я видел консульский список книг, – очень сокращен. Пожалуйста, пополните недостающие за мой счет. Для учеников нужны учебники собственно. Перелешин выздоровел, только ноги не раздвигаются, влюблен здесь он страшно в Кане-гейку, – желает здесь примазаться к консульству в каком-либо звании, хоть напр. второй секретарь. Костерев совсем уложился в дорогу, поехал бы теперь на Семерик, да говорит: "Подлецы все там, не хочу!" (Вы помните его истории с Болтиным?) Я найму его дом. Теперь я у Цивилькова, а стол у консула. А как разграниченье Сахалина? Японцы что-то начинают хлопотать. Губернатор Хакодате скоро едет в Кусунай, откуда, говорят, хочет пробраться в Николаевск. – Перепортят они дело без Вас! Нельзя ли поруководить их как? Вы, верно, знаете, что в Кусунае была драка между Японцами и нашими? По письму (?) губернатора, наших 6 ранено, японцев 2, <нрзб> японцев 8<нрзб>. Причины неизвестны: по японск. известиям, наши били их без причины. (Вдоль поля дописка) А не думают ли консулы <нрзб> в Екохаму? Сига только третий день как выпущен из-под ареста за свои похождения в Едо.

[Samuray-08]

окончание четвертого письма

30 Сент. 1866 Хакодате Многоуважаемый Осип Антонович! Из политических новостей в Японии самая важная та, что Тайкун и Цеосиу уже таскают друг друга за волосы, чья возьмет – неизвестно. Тайкун, впрочем, помер, говорят, и голландского доктора, будто бы, возили к нему из Нагасаки, не помогло. Дорговизна – страшная, теперь рис в Хакодате 16 бу мешок. – Сегодня только что консул получил из Едо известие, что Конда Яматоно ками отправился в Россию послом по вопросу о разграничении Сахалина. – На политическом горизонте Хакодате проносятся иногда тучки, в виде ссоры Ганса с Вевом, или неудовольствие Кар<нрзб> на Бюцова, но впрочем все обстоит благополучно. На днях уехали из Хакодате: Робертсон, – причина, кк говорят, страшное волокитство Енсли за Mm, будто бы вынудившее мужа просить у Министра перевести его в другое место; – Веф (Weuve), – дороговизна долларов(?), как об этом заявлено было и в Japan Times; уехал он должный Дюсу и Енсли 6000 дол.; – Ганс с женою и дочерью, – причина – воспитание Miss Anie; сам старик надеется скоро вернуться, а жену и дочь оставить в Америке, да впрочем чуть ли он не думает хлопотать в <нрзб> Немного попрежде уехали на Изумруде в Нагасаки: доктор Залеский, оставшийся должным здесь полторы тысячи дол., и, неразлучный с ним, Перелешин. Какая-то игра природы соединяет эти два существа, непримиримо ненавидящие друг друга; в последнее время в Хакодате Перел. окончательно перессорился с Залеским, и отдал свой бедный организм в Никудай-Тиу, японскому доктору, шарлатану, который еще больше начинил его меркурием и привел в ужасное состояние; он тоже уехал в больших долгах; в Нагасаки его отдадут в госпиталь и не будут на руки давать ни копейки, авось поправится. Залеский сильно кутил в последнее время, причина: "что он не получает никаких поощрений от начальства", – оттого и вошел в долги, но имел утешение, по крайней мере, быть проведенным из Хакодате не хуже, чем проводили Альбрехта, и далеко лучше, чем проводили Костерева, которого проводили лишь я, да низший люд. Дня два по уходе Залеского, от Яп. правит. прислана была ему великолепнейшая сабля, которая препровождена ему в Нагасаки. Да <нрзб> and Co. прислал ему часы, за службу их компании. На обеде, данном Вевом Залескому, хозяин сыграл уморительнейшую штуку: он оскорбился, что капитан Изумруда, в ответ на тост за русский флот, провозглашая здоровье наших учителей, моряков аглицких, америк., франц. и голландских, поставил французов на третьем месте, оставил вечер и назавтра, провожая Залеского, просидел в шлюпке у судна 1 1/2 часа, а не взошел на палубу, – как Вам нравится? Mm Фабертсон, бывшая Queen and flower of Hakodate (к немалой тайной досаде Карол. Густ.) шлет Вам сердечный привет и благодарит за портреты Ваш и Фед. Ильинишны. Она хотела сама написать Вам. Mm Ганс продолжает по-прежнему быть Вашим первейшим friend и я иногда бью ее на шахматной доске, а больше уступаю из вежливости, причем она непременно помянет Вас. Ганс, при уезде, не мог таки обойтись без штуки; приготовился к дороге секретно, так что Хакодате рот разинуло, увидя что он идет на судно с саквояжами, – а этого эффекта ему и нужно было. Ваши портреты я все роздал, так что пришлось отдать и тот, что я оставил для себя, чтобы не попасть в неловкое положение. Будьте добры, вознаградите меня за эту потерю. Нужно было прислать побольше, – все очень интересовались иметь Вашу карточку. – Mm Блекстон очень несчастна, живя в разлуке с мужем; к довершению несчастий у нее и мать померла; она крайне хочет переписываться с Вами, и писала сюда, чтобы я написал по-русски адрес и послал ей; я исполнил это. Жаль ее бедной! Утешьте ее, – Ваш голос участия будет дорог ей; если бы Вы были в Хакодате, едва ли бы и случилось это ее несчастие – разлука с мужем. Блекстон сам идет теперь на <нрзб> в Шанхай, кажется - высматривать пути для новых предприятий: лес дешев в Китае, с тех пор как кончилась америк. война, а дорог в Хакодате и мало его здесь. У Портера рана на ноге: французик (Вев) подпрыгивая в разговоре, пырнул его шпагой в ногу, да так деликатно, что Портер слег. – Mm Вильке (?), говорят, опять беременна <нрзб> но каждая считает себя хоть на волосок лучше другой, вот и считаются визитами; а главное поле раздора, – это торговля, – та скупа страшно, а наша хочет спустить ей, под предлогом отьезда из Хакодате, то то, то другое. И с Бюцовым наша великолепная Каролина уже успела окончательно разойтись. А за что! "А как же не иметь должного почтения к нам, не исполнять наших поручений, не чествует нас подарками, – ведь мы дамы, любим все это!" Право, больше причины нет. Только я остался неизменным другом ее; и вливают же они в меня, с муженьком, всякую дрянь, всякую сплетню и желчь, особенно муженек, окончательно расползающийся в тряпку под башмаком тяжеловесной супружницы и сохраняющий неизменно единственную страсть – к приобретению денег всякими путями, не исключая и мелочной торговли. Впрочем, я по-прежнему люблю их, – что теперь говорю – это только Вам. Доктор, кажется, хороший человек, по крайней мере, до крайности смирный; докторша – так себе. – Весной писал я к Евгении, но от нее писем не получал. Слышно, что к ней сватались и хорошие люди, но она отказывается; причиною, кажется, любовь к одному кадету, по крайней мере, одно письмо ее к нему получило огласку в Николаевске. Бедная, как бы не свернули ей голову! Хорошо, если найдется добрый человек около нее, который бы поберег ее. Я живу теперь в доме Костерева, но уступаю его доктору, а сам прошусь в храм, в видах изучения монастырской жизни и службы; обещаюсь жить совершенно по-японски, не портить комнату и даже есть японскую пищу, лишь бы пустили в храм; теперь идет дело, не знаю удастся ли, спрошусь в Кореудзи, на основании пятилетней дружбы моей с Осе, но Осе уже сделался моим врагом по этому делу. Для фельдшера, <нрзб> и переводчиков, устраивается дом по-зимнему, ниже франц. консула. – На что же, наконец, будет строиться консульство, или нас переведут в Jokohamу? Известите, пожалуйста. – А что же, Осип Антонович, Ваше обещание издавать журнал? Начните! Право, я один берусь снабжать Вас материалами <нрзб>. Вот и теперь, увлеченный вопросом о возникновении сегунства, написал большую статью, да так и положил, – боюсь посылать в другие журналы, скажут: "не современное, неинтересно." – Я получил летом ящик с новым крестом и Евангелием и старым свящ. облачением. Благодарю за хлопоты; но не знаю, кого благодарить за вещи, – хоть бы намек, от кого; уведомите, пожалуйста, от кого. Но главное – икон, икон, икон, хоть бы для царских врат, если не все. Церковь у меня хранится и чистенькою, и красивенькою, – в нынешнее лето опять красил, – но икон, ради Бога! – благодарю за 5 лексиконов, как нельзя кстати после пожара. С нетерпением жду книг на высланные деньги, без книг, как без рук, особенно – без Академического Словаря! Что касается до литографии, то если на нее мало тех 100 долларов, крые я вручил Вам в Хакодате, и если приплачивать нужно много, то бог с ней! После пожара я опять залез в страшные долги, а тут еще денег родителям нужно, – да главное, в нынешнее лето им денег не мог послать отсюда, п.г. было сюда из Николаевска только одно судно, рано и без корреспонденции (приходило за Бюцовым свезти его к Корсакову для совета о Сахалине), я прозевал, да и теперь я доверяю посылать лишь пустые письма. Если литография куплена, то я все-таки очень рад буду получить ее; если нет и дорога, то будьте добры послать деньги поскорее по прилагаемым адресам, и будьте добры уведомить меня по этому вопросу поскорее; мне очень нужно знать это рано весной, чтобы опять не прозевать. Всей душою преданный Вам и. Николай Прошу засвидетельствовать мое глубокое почтение Федоре Ильинишне и поклониться Влад. Ивановичу. Его конь был куплен Залеским, а теперь у аглиц. консула. Ржак еще жив и дерется. Пришлите сочинение Ямато-ва, если издали, – в счет денег, посланных мною на книги. В промежутках между моими письмами мне все успели надавать поклонов Вам и Фед. Ил. Я не перечисляю имен, но действительно Вас все еще помнят <нрзб> в Хак. и кланяются. А что японские ученики? Напишите про них, пожалуйста, ведь очень интересно знать о них. Теперь будьте добры передать им мой поклон. Адреса, по которым выслать деньги, если литографский прибор еще не куплен и если, чтобы купить прибор с камнями, на которых можно было бы отлитографировать до 50 тысяч листов в осьмую долю, нужно переплатить к 100 долларам еще не менее 100: ---- В Торжок Тверской губ. Его Высокоблагородию Алексею Федоровичу Соловьеву, учителю Новоторжского Духовного училища. Со вложением 80 рублей В Белой, Смоленской губ. В Духовное правление, для пересылки заштатному Диакону села Березы Бельского уезда, Димитрию Ивановичу Касаткину Со вложением 52 рублей. ----- В первое из этих писем будьте добры вложите записочку с моим именем. Во второе, пожалуйста, вложите, вырезавши, следующее: (Далее вырезано) Вы упомянули в письме, что отцу моему не выслали денег за два года, и что Департамент не знает его адреса. За 1865 г. жалованье мне было выслано сюда вполне. А вот не знаю, получил ли отец за 1864 год? Правда, я имел от него письма в начале 1865 года, но о получении или неполучении денег не было там ни слова, а писано о нуждах, которые терпит отец. Быть может, старик церемонится писать мне, что не получает от меня денег. <нрзб> если ему не будут посылать его 200 р., то он с голоду может помереть; его же за штат выслали за то только, что он обеспечен мной. Пожалуйста, не поставьте в труды узнать наверное, выслал ли Департ. деньги отцу за 1864 г. и высылает ли за этот, 1866 г. Если нет, то побеспокойтесь взять эти деньги, на основании прилагаемой доверенности, и выслать их. Простите, наконец, великодушно, что я обременяю Вас таким множеством поручений, но право же, все самые близкие к сердцу <нрзб> Еще раз усерднейше прошу поскорей уведомить меня (не чрез Николаевск только, ради Бога!) пойдут ли деньги по вышеперечисленным двум адресам. Если не пойдут, то весной мне рано нужно послать отсюда, и притом за два года, а не за один – будущий. Ваш покорнейший слуга, и. Николай

* Разрушены

[Samuray-08]

пятое письмо

30 Сент. 1866
Многоуважаемый Осип Антонович! Помню Ваше завещание: "не ждать от Вас писем"; но не забываю также, что Вы прибавили: "В нужных случаях, впрочем, буду писать." А нужно, право, очень! Нужны мне, во-первых, книги за посланные мною в прошлом году, после пожара, 100 р.; нужно также известие о том, как Вы распорядились со 100 дол., данными мною на литографию. Я писал еще осенью, что очень рад буду приобрести литографию, если не дороже или немного дороже этой суммы. В противном случае я просил Вас послать из этих 100 дол. рублей 80 в Торжок учителю Д. Уч. Алексею Соловьеву, а остальные брату, Симб. губ. А<нрзб> уез. свящ. села Кувач Васил. Касаткину, или употребить на книги, вместе с теми 100 руб. Я надеялся получить ответ Ваш в скором времени, пот.ч. деньги Соловьеву я дол. был послать в прошлом году, а не послал по неимению случая, – след., если Вы не пошлете ему, купив литографию, то в эту весну я должен буду послать ему за два года; если же он получил от Вас, то лишь за настоящий год. Я почти не сомневаюсь, что Ваш ответ теперь уже идет ко мне; если же нет, то умоляю Вас написать хоть пять строк по этому письму, как можно скорее! Денежные дела для меня – нож вострый! Долги начинают просто душить меня! Пью чай без сахару, курю японский табак, а все еще должен и по сие время ровно 1400 бу. Новости Японские вообще и Хакодатские в частности рассказаны Вам Кайде. Я много сообщить не могу. Общество наше расползлось. Mm Ганс с дочерью и сыном уехала в Америку. Старый Ганс живет бирюком здесь. Одиночество разогревает его до поэтизма; на днях я заходил к нему, <нрзб> сыграл пьесу своего сочинения и прочитал, под секретом, плаксивые стихи, адресованные к нежной супруге с бесчисленными "let me go (home)". Балов нет, шуму никакого, интриг почти не слышно. Но какие развалины представляет наше, некогда славное, консульство! Слава Богу, церковь – так же хороша, как была при Вас. (Кстати, что же живопись? Пожалуйста, не забудьте этого предмета!!!!!). Сад при ней тоже хорош, затем <нрзб> мой прежний домик с консулом, в углу – переводческий с Цивильковым, – все прочее покрыто мусором и кирпичами. Мы разбросаны по Японским домишкам: доктор – занимает бывший Костеревский, там же и аптека, т.ч. больные прижимаются; я – живу ниже франц. консульства; под <нрзб> дом занимают: Сарток, Переводчик и Фельдшер. У меня дверью служит – широкая доска, затем – бумажный щит; первая комната служит классом, вторая – моей комнатой и всем прочим, – третья – конурка – спальней. Во всякую минуту, когда не пылает камин (у меня – с квадратным футо – расколотая в пожар; другая – с <нрзб> согревает спальню), холодно, как на дворе; всю зиму я принужден спать не раздеваясь, под двумя шерстяными одеялами, – нужно же беречь себя от ревматизма: голь на выдумки хитра! И так-то придется жить еще года два, если не больше: в Питере вовсе не чувствуют неудобств нашей жизни. Конечно, им, нашим отцам, лучше про то знать, нужна ли нам представительность, или нужно нас на позор свету закупоривать, как сельдей в бочке, и в бочке-то чужой, – и изнурять простудами. А госпиталя-то и в помине нет! После пожара поставили было кроватей пяток в Японском доме, потом и тот уничтожили, да и фельдшера еще уничтожат! Вон оно как! <нрзб> докуда дошли! Хоть бы уже фельдшера-то оставили! 500 р. на его содержание не истощат русскую казну. А то извольте видеть: в блестящее время рус. госпит. здесь (при Вас, после Залеский опустился) приходило в день свыше 50 человек в госпиталь; вот и изволь доктор всех осмотреть, да 50 лекарств сделать, да урок прочитать ученикам! Ведь то дичь, в самом деле, что Японец может быть фельдшером, – его нужно 5 лет учить, самому делать лекарства; а когда выучите, он уйдет. Значит: систематически теперь ведется к упадку русской медицины здесь, как прежде ведено было к процветанию ее. Умные головы, кто это выдумывает, – патриотические! Можно поблагодарить! А ведь русская медицина здесь была выражением гуманности и дружественности русского правительства! Она по преимуществу способствовала возбуждению народной симпатии к нам. Доктор наш новый – мастер своего дела; заткнет за пояс Альбрехта и Залеского; только уж слишком сонлив. Я занимаюсь яп. языком с постоянно возрастающим интересом. Далеко продвинулся вперед; Гвайси, напр., читаю один; но за книги, написанные ломаными буквами, еще не принимался; да много времени, впрочем, уходит на другое: каждый день 4 часа у меня составление лексиконов, теперь уже кончаем букву И. Недавно месяца 3 употребил все вечера на составление разговоров; теперь вечерами переводим их; через месяц они выйдут, и будут посланы, в рукописи, между прочим и в Питер, на потребу, если пригодится, яп. ученикам. Переводим также Св. Писание: Евангелие от Матфея уже переведено и выправлено; печатать японский перевод, впрочем, я решусь не прежде, как узнаю досконально яп. грамматику и не выправлю перевод еще раз. А что Яп. ученики? Будьте любезны передать им мой искренний поклон и желание успехов, и будьте добры известить об их успехах. Дай Бог, чтобы они выехали из России с чувством приязни и уважения к ней. На Вас вся надежда, – едва ли ими кто займется усерднее Вас, виновника их отправления в Россию. В Англию ездить <нрзб>: недавно 150 человек Сацумских брали билет; во Францию поехал даже родной брат Тайкуна, сын покойного Мито: как бы хорошо было, чтоб из России хоть мало, да хороших вышло! Ведь и Россия может выучить! А каковы успехи Койда Яматоно Ками? Чем Вы теперь заняты? Не пришлете ли сочинение Та<нрзб> (которому кланяюсь) об Японии и Вашу грамматику, если Вы написали? Федоре Ильинишне свидетельствую глубочайшее почтение. Пожурила бы она меня теперь за подрясники, – престарые ношу! Владимиру Ивановичу прошу передать сердечное приветствие и желание успехов в науках. С искренним почтением, Вам преданный, Иеромонах Николай 1867 Февр. 22. Хакодате.

[Samuray-08]

шестое письмо

29 Июля 1867 Хакодате
Многоуважаемый Осип Антонович! Бью челом за все полученное! А получено не мало. 1.) Книги для школы, по консульскому каталогу; по моему еще нет верно и не будут; да спасибо и за то, что есть. 2., Кое-что для библиотеки консульства; что есть – превосходно: выбора лучше и не может быть; но чувствуются значительные пробелы; напр. по Минералогии и Геологии – ничего! Хоть бы <нрзб> По Ботанике тоже ни слова; не лишне, наконец и Сельское Хозяйство. А то хоть бы этот факт: надавали там Койде русских семян, он их прислал в Хакодате; тут призвали моего учителя: "напиши, как разводить все это"; стянул я в один фокус все свои сведения по Сельскому Хозяйству, рылся в книгах, – а все статья вышла неудовлетворительная. За Технологию особенно спасибо! Ученики прежде всего хватились за нее, хорошо бы и еще что-нибудь подобное. 3., Книги – мои – на 35 руб. <нрзб>; На днях пришла и царская ризница. Жаль, что гвоздями пробит был ящик и верхние покровы немного попортились. Пожалуйста, примите все предосторожности при укупорке икон: ящик нужно как можно крепче, дерево толще, чтоб не пробило. По смыслу Ваших писем я еще должен ждать книг. Из Пекина писали консулу, что был ящик на мое имя; не знаю, отчего не привезли его из Шанхая; должно быть то и есть книги. Я не говорю о книгах от товарищей: они пришли вместе с училищными. На днях ожидается судно из Николаевска, первое в этом году (Да и то еще будет ли!), значит, придет Путятинский крест. Придет, быть может, и жесть для крыши и кровельщик; если нет, то скверно: из Шанхая и из Иокохамы мы имеем справочные цены, – больно дорого; а кровельщик из Шанхая по доллару в день и путь оттуда и туда, – не по карману будет! Придется, пожалуй, возиться с Японцами. Впрочем, в нынешнем году, во всяком случае, не успеть. Крышу, разумеется, покрашу, – краска давно выписана. Недавно приехали сюда два катол. миссионера <нрзб> и собираются на <нрзб> строить церковь – такую, чтоб могла вместить все Хакодате. Большому кораблю и большое плавание! Ревностно подвизаются – пока в подбирании учеников: французский язык, пожалуй, привлечет школу побольше людей, чем русский в мою. Посмотрим, как они станут обращать этих учеников! Увидим, много ли привлекут и вообще из жителей Хакодате. Уж мой Симмей и сам японец а при всех стараниях не может найти людей в Хакодате. Мы с ним покраснеем до ушей, если патеры будут успешнее нас. Впрочем, чего доброго! Ведь на моем месте патер давно бы уж почтительнейше донес кому следует о крещении девятерых. А я не только не думаю доносить, но и не крестил ни одного, хоть мог бы сейчас. – Ровно через полтора месяца все будет готово, чтоб Симмею отправиться на Ниппон. Эх, если бы он нашел человека 3-4 молодых, способных и преданных делу людей, готовых поступить под мое руководство! Зажил бы я тогда! Кроме того, Симмей имеет в виду, пропутешествовав на севере Ниппона до весны следующего года, основать, где можно, хоть крошечные общества Христианские. В Хакодате он уже положил маленькое основание этому обществу, – то его семейство, другое – из трех человек, и еще один японец: всего 5 взрослых и 4 младенца; у него в доме теперь устроена божница, где образ богоматери с Пресвятым младенцем; каждый праздник все вместе собираются читать Евангелие и утренние молитвы, переведенные нами с китайского. Он сам давно уж готов к крещению, да не может пока разделаться с кумирней, хоть и опротивела ему до невероятности его служба; прочие – пока учатся. В Нагасаки, несколько месяцев тому назад, открыто общество Христиан – остаток прежних времен, быть может вызванный на дневную поверхность новыми миссионерами. Много засажено в тюрьму, и дано знать об этом Тайкуну, – казнят ли – неизвестно. Политические новости Вы, верно, знаете из бумаг Бюцова. В Хакодате особенных перемен нет. Сам старый Ганс вернулся из Иокохамы в Хакодате, и отправил затем все семейство в Санфранциско. С неделю тому я получил от Nathan-а письмо из С. Фран. Пишет, что живут в самой аристократической сфере (sic!). Завтра зайду к старику, чтоб отдать ему Ваш поклон и карточку, <нрзб>. Верно, чтоб не ударить лицем в грязь пред православ. и католиками, заводит у себя по воскресеньям службы; жена, знать, будет заместо протопопа. А скоро ли нам построят консульство? Ведь надоело жить в лачужках! Цивилькова теперь нет в консульстве; уехал по своим делам в Николаевск; как приедет, придется собираться в путь в годовой отпуск: а как не хочется-то! Нет, Каролина Густавовна совсем оседает, теряет поэтический элемент! То горела нетерпением ехать в Питер – казать плоды свои, а теперь и того нет, – просто давай денег, денег, денег! Больше никаких интересов! Впрочем: "и мы ведь дамы! Мы избалованы, мы..." – да что сплетничать! Картолина(?) и Югакова(?) нет в Хакодате: по бумаге из Департамента они отосланы в Николаевск. Значит, случилось теперь консулу поехать в Едо с <нрзб>, то доктор, со всей своей медициной, пас! Прошу засвидетельствовать мое глубокое почтение Федоре Ильинишне и поклониться Владимиру Ивановичу. Если Вы это письмо <нрзб> будучи в стенах Департамента, будьте добры сопутствующие ему мои письма к разным священникам захватить в карман и передать О. Демкину для раздачи по адресам. Истинно преданный Вам Иеромонах Николай.

[Samuray-08]

седьмое письмо

12 Июня 1873 Едо

Многоуважаемый Осип Антонович! Как я благодарен Вам за письмецо Ваше от 25 Марта, только что полученное мною! Сам-то все время собираюсь писать Вам, да вот поди ж ты! Недостатком-то времени уж никак нельзя отговориться в такой промежуток времени. Ох, вины на моей голове накопилось столько, что не знаю, как и быть! Но только в том безвинно виноват, что, будучи в России, не побыл у Вас. Мне самому страстно хотелось быть в Мае! Да Вы знаете течение дел по нашим присутственным местам: коли уж зачали, то то тянуть, Бог весть когда кончать, а от дела не отпускают. Оно, правда, и я-то, по неопытности, не знал всего, что теперь знаю; можно было временем распорядиться иначе и выгадать многое; а то, представьте, я даже у отца родного, во всю бытность в России, пробыл всего четыре дня, и то в два приема: поздравствовался двумя днями и попрощался двумя. К Вам мне не менее хотелось, чем к отцу, и все-то собирался, но кончилось тем, что не виделся с Вами; уже как я-то сержусь на себя и на обстоятельства за это! Что будешь делать! Об Японии писать нужно-бы много, да на этот раз действительно нет времени; притом же из оффициальных бумаг в Петербурге и от посланников Вы, наверно, узнали все главное. Скажу на этот раз кое-что о Миссии. Дело Миссии, слава Богу, понемногу идет: в Хакодате уже до 2хсот японских прихожан; я здесь крестил человек около 50ти; да в Сендае верующих свыше 300. К несчастью, там еще нельзя быть нам, чтоб преподать крещение. В Хакодате много помогает делу Миссии благолепие тамошней церкви; а им мы обязаны Вам. Да наградит Вас Бог! Иконы все, о которых Вы так много хлопотали, пришли благополучно, – ни одной попорченной. В запрошлом году я заново отделал церковь, т.е. побелил тем же способом, который употребили да и изобрели Вы, – чрез накладывание белил и полировку ватой; прибавил кое-где золченых рейков(?), которые остались от Вас же (Вы тогда выписывали чрез Дюса), затем развесил все иконы. Можете представить, как хорошо вышло! Просто загляденье! Недаром Преосвященный Вениамин Камчатский, посетивший в прошлом году Миссию, рапортовал, что во всей его эпархии лучше Хакодатской церкви только один кафедральный собор. Иконы Карзалина особенно хороши; поступил я с ними совершенно так, как Вы велели выписал из Шанхая прекрасные стекла, и поставил иконы за стекла, так что стекла не касаются их и проч. Праздничные иконы тоже развешены по стенам. Когда открылось богослужение, после уборки церкви, то за каждым звоном народу – смотреть церковь – полна церковь: катихизаторам то-то работы обьяснять иконы, да обьяснять их все – значит дать довольно ясное понятие о всем христианстве: сколько людей из слышавших это обьяснение уже теперь христиане! И сколько еще впереди будет – благодаря Вашим иконам и Вашей церкви. За Вас ведь в Хакодатской церкви молятся и вечно будут молиться, как за ктитора. Только вот что: консульство из Хакодате переводится; я бьюсь, чтобы не потревожили как-нибудь и церковь, а это будет до слез жаль! Об этом еще речи ни у кого нет, и этого, по всей вероятности, никогда не случится. Но на всякий случай мне кажется, лучше всего сделать вот что: Вы ведь трудились для Хакодатской церкви, так Вы имеете и право изьявить Вашу волю, чтоб иконы и крест (Полик. Тихоныча) оставались навсегда в Хакодатск. церкви. Будьте добры написать задним числом (от 6 Июля 1867 года, – от этого числа Ваше письмо, извещавшее о поставке икон) ко мне документ, что иконы и крест должны навсегда остаться именно в Хакод. церкви и не быть переведены никуда, пока церковь существует, будет ли она консульской или со временем сделается миссионерскою. Только ради Бога – пусть это между нами. Документ этот теперь не нужен и не предвидится его нужды: я здесь в лучших отношениях со всеми, но что как. А. Николай Прошу Вас заочно познакомить с Вашею супругою и засвидетельствовать ей мое глубокое почтение. Адрес: Jokohama (Japan) Rcvd NNickolas, Russian Missionary Care of A<нрзб> Heard and Co. Позвольте хоть здесь расписаться: Искренно, от всей души, преданный Вам Архимандрит Николай.