отдельные битвы

[Samuray-08]

Битва при Удзи

Провинция Ямасиро,
Февраль 1184 года.

В феврале 1184 г. Ёсинака узнал, что к Киото приближается большое войско во главе с Ёсицунэ. Ёсинака решил использовать для обороны реку Удзи как естественный рубеж, подобно тому как четыре года назад это сделал Минамото Ёримаса, только защищал он теперь противоположный берег. По примеру Ёримаса он снял настил с моста через Удзи и в качестве дополнительной предосторожности вбил в дно колья с привязанными к ним сетями. Реку и без того было непросто решиться форсировать: она разлилась и была забита подтаявшим снегом.

Когда армия Камакура вышла к берегу, Ёсицунэ едва сумел удержать своих воинов, которые все как один готовы были броситься в воду, подражая деяниям своих героев. Хатакэяма Сигэтада уже готов был направить своего коня к берегу, когда его внимание привлекли два воина выше по течению, которые очевидно собрались устроить собственные гонки через реку. Их звали Кадзивара Кагэсуэ и Сасаки Такацуна, и их соперничество при Удзи, пожалуй, вдохновило больше художников, чем любой другой эпизод из истории самураев. Есть множество цуба, ксилографии и ширм, изображающих этот эпизод и хитрость Сасаки, которая помогла ему одержать победу в этом состязании.

«Кадзивара скакал впереди, обогнав Сасаки примерно на шесть кэн. "Эй, господин Кадзивара, - крикнул ему Сасаки. - Осторожней, у тебя ослабла подпруга, затяни-ка ее потуже!"» Кадзивара, как видно, поверил. Он бросил стремена, закинул повод коню на шею, распустил и заново затянул подпругу. Тем временем Сасаки промчался мимо и на всем скаку бросился в реку. Кадзивара понял, что соперник обманул его, и поспешил вдогонку, но догнать не смог, хотя Сасаки и наткнулся посредине реки на сети и ему пришлось разрубать их мечом. Таким образом Сасаки Такацуна стал первым, кто переправился через Удзигава.

Вслед за этим произошел еще один забавный случай. Конь Хатакэяма Сигэтада был убит под ним, и ему пришлось добираться вплавь. Когда он уже достиг противоположного берега, кто-то повис на нем сзади. То был молодой самурай по имени Огути Сигэтика. Хатакэяма хорошо знал Огути, ибо сам надел на него шапку взрослого при обряде совершеннолетия. Под ним тоже убили коня, и он был слишком слаб, чтобы самому выбраться из реки. Хатакэяма схватил его и вытолкнул на берег. А тот, едва коснувшись земли, вскочил, выхватил меч и закричал: «Я, Сигэтика Огути из Мусаси, первым преодолел реку Удзи в пешем строю!».

После переправы поражение Ёсинака последовало столь же быстро, как и разгром Ёримаса в 1180 г. Минамото Нориёри, другой брат Ёсицунэ, перешел Удзи у Сэта, и теперь обе армии двинулись на Киото. Конец Ёсинака был близок.

@темы: история, япония, сражения

Comments

[Samuray-08]

Ити-но-тани

Провинция Сэтцу,
18 марта 1184 г..

После смерти Ёсинака война Гэмпэй вступила в свою последнюю стадию, неразрывно связанную с именем Ёсицунэ. 13 марта 1184 г. Ёсицунэ и Нориёри отправились довершить то, что не удалось их двоюродному брату - окончательный разгром Тайра.

Нападение Ёсицунэ на Ити-но-тани, где силы Тайра перегруппировались и построили крепость, отличалось отчаянной дерзостью. Ити-но-тани, на границе провинций Сэтцу и Харима (к западу от нынешнего Кобэ), было идеальным местом для обороны. Замка там не было, только частокол, хотя и очень прочный. Место для нее было выбрано очень удачно, особенно с точки зрения семьи, связанной с морем, поскольку в Ити-но-тани высокие утесы окружают узкую полоску земли и побережья. Эти утесы образовывали северную стену крепости, а с юга находилось море, где стоял на якоре флот Тайра.

Минамото разработали следующий план штурма: Нориёри должен был двигаться вдоль берега с востока, а Ёсицунэ намеревался обойти крепость вокруг, через Сэтцу, и одновременно с Нориёри нанести удар с запада. Если бы удалось проделать все это быстро и слаженно, у них появился бы шанс прорвать линию обороны Тайра прежде, чем те успеют взять императора и выйти в море.

После разработки плана Нориёри с войсками выдвинулся к крепости с востока вдоль прибрежной дороги. Господин Куро в сопровождении воинов под командованием Миура-но Дзюро Ёсицура направился к горе Ити-но-тани. Он шел очень быстро, за один день преодолев расстояние, на которое обычно требуется два: от Киото до восточного склона горы Микаса, где встречаются три провинции: Тамба, Сэтцу и Харима. Шестнадцатого марта, когда уже стемнело, Ёсицунэ доложили, что в восьми милях к юго-западу стоят лагерем около 3000 воинов Тайра. Он сразу же решил напасть на них, не дав своим войскам отдохнуть, и при свете факелов пошел вперед. Воины Тайра потеряли хладнокровие, были разбиты и отступили.

Наутро семнадцатого марта Куро Ондзоси [1] разделил 10000 своих всадников на две группы и послал к западному склону Ити-но-тани Той-но Дзиро Санэхира и 7000 воинов. Сам же он решил пройти с 3000 позади Ити-но-тани, через проход, и обрушиться на Тайра с тыла со стороны Тамба. Вот что сказано о переходе через гору Ити-но-тани в «Хэйкэ моногатари»:

Воины сказали: «Мы слышали, что это опасное место. Мы не боимся умереть, сражаясь с врагом, но мы не хотим погибать просто так. Неужели никто не знает этих гор?»
Хираяма-но Мусядокоро, родом из Мусаси, выступил вперед и сказал: «Господин, я, Суэсигэ, знаю, как провести вас».
Куро сказал: «Вы выросли на востоке и впервые увидели западные горы сегодня. При этом вы утверждаете, что сможете провести нас. Как я могу верить вам?»
Хираяма продолжил: «Не могу поверить, господин, что эти слова принадлежат вам. Поэт знает о цветах Ёсино и Хатсусэ, грубый воин знает, как провести людей в тыл крепости, в которой враги заперли себя» [2].
Тогда вперед выступил юноша по имени Бэппу-но Котаро. Ему едва исполнилось восемнадцать, и он тоже был родом из Мусаси. Он сказал: «Господин, монах Ёсисигэ, мой покойный отец, говорил мне: "Напали ли на тебя враги или ты оказался в горах, но если ты заблудился, отпусти Поводья старой лошади и пусть она идет сама. Ты обязательно выйдешь на дорогу"».
Куро произнес: «Хорошо сказано! Я помню и другие слова: "Снег может засыпать поле, но старая лошадь знает свою дорогу" [3]».
И он бросил окаймленное золотом седло и белые удила на старую лошадь, перевязал поводья, перекинул их через ее спину и отпустил ее. Так он вступил в горы, где прежде никогда не бывал. Шел уже второй месяц, снег на вершинах гор почернел и стал пестрым. Иногда им попадались прилетевшие из долины певчие птицы. Когда воины карабкались вверх, белые облака сгущались и сверкали; когда спускались вниз, зеленые горы пересекали голые утесы. Снег на соснах уже потемнел; узкая, покрытая мхом тропа едва проглядывала. Когда порывом ветра сдувало с сосен снег, людям он порой казался цветами сливы. Они двигались то на восток, то на запад. Наконец солнце скрылось за верхушками гор, и все расположились на ночлег.

Мусасибо Бэнкэй привел к Куро старого человека.
«Кто это?» — спросил Куро.
«Он охотится в этих горах».
«Что ж, тогда ты должен хорошо знать эти места, — сказал Куро. - Скажи-ка, как нам здесь пройти?»
«Я был бы последним дураком, если бы не знал этих мест, господин».
«Я хотел бы добраться до крепости Тайра в Ити-но-тани. Что ты на
это скажешь?»
«Это совершенно невозможно, господин, — ответил старик. -Здешние места, я уверен, не пройти и человеку, а тем более лошадям. Кроме того, в самой крепости они вырыли ямы и утыкали дно острыми рогатинами».
«Но олени могут пройти?»
«Да, господин, олени могут пройти, - сказал старик. - Когда теплеет, олени в поисках густой травы перебираются из Харима в Там-ба. С наступлением же холодов олени возвращаются из Тамба в Ина-мино, что в Харима, туда, где снежный покров тонок и можно добраться до пищи».
«Значит, там должна быть тропа! - сказал Куро. - «Если есть путь для оленей, то почему не смогут пробраться лошади? Немедленно отведи нас туда».
«Я слишком стар для этого, господин», — ответил старик.
«Разве у тебя нет сына?»
«Есть, господин». И охотник привел к Куро молодого юношу по имени Кумао, которому было восемнадцать лет. Совершили обряд посвящения в мужчины, и так как отца звали Васио-но Сёдзи Такэхиса, юноша получил имя Васио-но Сабуро Ёсихиса. Он поехал впереди как проводник.

Седьмой день. Шел снег. Около четырех утра господин Куро подошел к холму позади Ити-но-тани. Он уже приготовился было ринуться вниз, когда два самца-оленя и одна самка, напуганные его воинами, бросились к крепости Тайра. Воины в крепости заметили их и озабоченно сказали: «Даже около деревни олени боятся нас и не спускаются с гор. Эти же бегут прямо сюда - верный знак того, что с вершины горы на нас идут воины Минамото!»
Такэтино Мусядокоро Киёнори из провинции Иё выступил вперед и сказал: «Какая разница! Эти олени бегут к нам от врага и незачем пропускать их». После чего он убил двух оленей, позволив самке убежать.
Бывший губернатор Эттю осудил его, сказав: «Зачем же стрелять в оленей, господин! Каждая из этих стрел могла бы защитить нас от десяти врагов! Вы согрешили, да еще и потратили стрелы».

Куро понаблюдал какое-то время за крепостью внизу и произнес: «Пустим вперед лошадей и посмотрим, что будет». Оседланных лошадей пустили вниз. Некоторые переломали ноги и упали, другие же без помех мчались вниз. Три лошади остановились у хижины Эттю Сэндзи.

И тогда Куро сказал: «Спускайтесь вниз осторожно, и вы не потеряете лошадей. Поехали! Следуйте за мной!»
И он поехал первым во главе тридцати всадников. За ним последовали остальные. Склон был такой крутой, что стремена ехавших сзади ударяли по шлемам и доспехам ехавших впереди. По песку, вперемешку с галькой, люди быстро скользили вниз. Наконец, ярдов через двести, они остановились. Перед ними лежал огромный, размером ярдов в сорок пять, валун, покрытый мхом. Воины не могли ни повернуть назад, ни двигаться дальше. Видя, что спускаться более некуда, они смущенно говорили друг другу: «Все, это конец!»
Тут вперед выступил Сахара-но Дзюро Ёсицура и сказал: «В Миура, преследуя птицу, мы днем и ночью носились по таким же, как эти местам. Пусть будет, как в Миура!» Он бросился вперед, и воины последовали за ним.
Спускаясь, они подбадривали лошадей глухими словами: «Иди же иди!» Было так страшно, что они закрывали глаза. Казалось, что всё это совершают не люди, а какие-то демоны или божества. Еще до того как спустились все воины, раздался боевой клич. Кричали всего три тысячи человек, но горное эхо отзывалось так, будто кричали все сто тысяч.

Немного ранее Кумагаэ-но Дзиро Наодзанэ и Хираяма-но Муся-докоро Суэсигэ из провинции Мусаси вышли на дорогу перед Ити-но-тани и, соперничая друг с другом, атаковали крепость со стороны моря, громко крича, что идут впереди главных сил Минамото. Тогда командир Левого крыла стражи Внешнего дворца Хида-но Сабуро Кагэцуна, Эттю-но Дзиро Морицугу из стражи Среднего дворца, командир стражи Среднего дворца Кадзуса-но Горо Тада-мицу и Акусицу Кагэкиё из стражи Среднего дворца во главе двадцати-тридцати всадников распахнули деревянные ворота и сражались с ними. Кумагаэ-но Кодзиро Наоиэ был ранен1, а воин Суэсигэ погиб безвременной смертью.

[Samuray-08]

продолжение (Ити-но-тани)

Вскоре подошел Нориёри с людьми из Асикага, Титибу, Миура и Камакура. Воины Минамото и Тайра были брошены в хаос, их белые и красные знамена перемешались.

Воины командира Мураками-но Мотокуни сожгли все хижины и временные дома Тайра. Налетел сильный ветер, который понес вниз черный дым, и солдаты Тайра запаниковали. Многие кинулись к морю в надежде спастись. На берегу стояло несколько кораблей, люди наперегонки прыгали в них, так что в каждый набилось четыреста, пятьсот, даже тысяча воинов в доспехах. Их невозможно было сдвинуть с места. Наконец корабли все-таки отплыли от берега, но не прошли они и трехсот ярдов, как три самых больших из них пошли ко дну.

Затем раздался крик: «На корабли садятся только знатные!» Тех же людей низкого звания, которые тоже пытались забраться на корабли, рубили мечами и алебардами. Зная, что их ждет, они все равно цеплялись и карабкались. Некоторым отрубили руки, другим вывернули локти, и они лежали, залитые кровью, на берегу Ити-но-тани. А на берегу среди членов семьи Тайра появились первые жертвы - погиб Тайра Таданори, победитель при Удзи, уцелевший в сражении при Курикара. Он пробивался к берегу, «как вдруг его заметил Тададзуми Окабэ из клана Иномата». «Вот славный противник!» - подумал Тададзуми, помчался вдогонку, подгоняя коня хлыстом, колотя стременами, и, приблизившись, крикнул:
- Что за человек, кто таков? Назовись!
- Свой! - оглянувшись, отвечал Таданори, но в этот миг Тададзуми заметил блеснувшие из-под шлема покрытые чернью зубы. «Среди наших воинов нет ни одного, кто чернил бы зубы. Это вельможа Тайра!» - подумал он и, поравнявшись, схватился с правителем Сацума. Увидев это, все воины Таданори врассыпную бросились наутек, ни один не пришел на помощь своему господину, ибо все они были наемниками, взятыми из разных земель.

Тем временем племянник Таданори – Сигэхира, также пробирался к лодкам. Его быстрый конь оставил позади всех преследователей, но тут стрела поразила его в крестец. Он соскочил с коня и бросился в воду, чтобы утопиться, но попал на мелководье. Тогда он выхватил кинжал, намереваясь совершить харакири. В этот миг к нему подскочил один из самураев Минамото и взял его в плен - довольно необычный поступок для того времени.

На другом конце пляжа имел место один из самых знаменитых поединков в истории самураев. Кумагай Наодзанэ ехал по узкой тропе, надеясь перехватить какого нибудь знатного Тайра, «и вдруг увидел: какой-то воин на скаку бросился в воду вместе с конем и уже проплыл несколько танъов, направляясь к судну, дрейфовавшему поодаль. На всаднике был светло-зеленый панцирь, книзу переходящий в темно-зеленый, на кафтане вышиты журавли, на голове двурогий шлем, у пояса меч с золотой насечкой, конь — серый в яблоках, под селом, украшенным позолотой».
«Несомненно, это знатный военачальник!»—подумал тут Кумагай.
— Эй, вернись! Стыдно показывать врагу спину! — крикнул он и, развернув веер, стал махать им, призывая беглеца возвратиться. И тот принял вызов, повернул коня и вернулся. Едва он поднялся на берег, как противники поравняли коней, схватились и оба рухнули наземь. Кумагай сдавил врага, прижал к земле и уже сдвинул с него шлем, чтобы снять голову, как вдруг видит: перед ним юноша не старше семнадцати лет, лицо слегка набеленное, зубы покрыты чернью, почти ровесник Наоиэ, его собственному родному сыну...

Сын Кумагая был ранен во время атаки на частокол. Кумагай пожалел юношу и уже готов был отпустить его, когда заметил, что их уже со всех сторон окружили самураи Минамото.

- Раз уж все равно тебе погибать, - сказал Кумагай, - лучше умри от моей руки, а я буду молиться за твою душу!
- Не медли же, рази поскорей! - отвечал юноша. От великой жалости сердце Кумагая, казалось, остановилось; не в силах собраться с духом, он не знал, куда направить удар. Но бесконечно медлить было нельзя - и, обливаясь слезами, он снял юноше голову.
Немного погодя он снял шлем с отрезанной головы и хотел уже завернуть ее в кусок ткани, как вдруг заметил флейту в парчовом футляре, заткнутую за пояс убитого.
- Несчастный! Это он играл сегодня утром на флейте в крепости Тайра! Велико наше войско, десятки тысяч воинов, но не сыщешь ни одного, кто взял бы с собой флейту в боевой стан! У знатных вельмож и впрямь нежная, утонченная душа! - подумал Кумагай. Потом он показал эту флейту Ёсицунэ, и все, кто был при этом, пролили слезы. И узнал тогда Кумагай, что убитый - юный Ацумори, семнадцатилетний сын Цунэмори, главы Ведомства построек.

Кумагай был так потрясен этой смертью, что принял монашеский сан, а история гибели юного Ацумори вошла в самурайскую мифологию.

Быстрое наступление Ёсицунэ привело к полному разгрому Тайра в сражении у Ити-но-тани: было убито более тысячи воинов, в том числе девять генералов. В ходе сражения у залива Акаси Кагэтоки и Иэкури взяли в плен капитана стражи Внутреннего дворца, третьего ранга Тайра-но Сигэхира. Губернатор Этидзэна, третьего ранга Митимори, был убит у реки Минато Гэнсаном Тосицуна. Включая его, воины Нориёри и Ёсицунэ схватили или убили семерых: губернатора Сацума Таданори; губернатора Вакаса Цунэтоси; губернатора Мусаси Томоаки; Ацумори, имевшего пятый ранг; Наримори и бывшего губернатора Эттю Моритоси. Губернатор Тотоми Ёсисада захватил бывшего губернатора Тадзима Цунэма-са, губернатора Ното Норицунэ и губернатора Биттю Моромори. Избежавшие смерти или плена бежали через Внутреннее море в Ясима на острове Сикоку, чтобы там собрать новые силы.


Примечания.

[1] Ондзоси означает «почетный сын». Применительно к Минамото термин означал сына по прямой наследственной линии. Речь идет о Ёсицунэ.

[2] «Поэт знает» - имеется в виду обычная в те дни практика, когда поэты, сдавая стихи на «заданную тему», писали о том, чего они, быть может, никогда не видели. Ёсино и Хатсусэ, в нынешней Нара, славятся цветением вишни, что являлось одной из главных поэтических тем весны.

[3] Происхождение этой поговорки связано с историей об одном китайском полководце, отправившемся как-то весной в поход. Когда он возвращался, наступила зима, и под снегом он не смог найти дорогу. Тогда он пустил вперед старую лошадь, пошел за ней следом и так смог добраться до крепости.

[Samuray-08]

Дан-но-ура

Пролив Симоносэки у побережья провинции Нагато,
15 апреля 1185 г..

Перед последним сражением с кланом Тайра успех Ёсицунэ был его главным козырем. Вожди самураев видели, как он дважды разбил Тайра в бою, и поспешили связать свою судьбу с белым стягом Минамото. Для Ёсицунэ особенно полезными из новых союзников были самураи-мореплаватели, которые помогли доставить армию Минамото к месту одной из самых решающих битв в истории Японии - Дан-но-ура.

Ситуация накануне битвы, 24 апреля 1185г., складывалась следующая: флот Тайра под командованием Тайра Томомори базировался на Хикосима, откуда они могли контролировать западные подходы к проливу Симоносэки. Флот Минамото быстро подходил со стороны Сикоку, когда флот Тайра покинул базу и вышел в море, как они обычно поступали со времен Ити-но-тани. Они плыли на восток по проливу, пока не поравнялись с Та-но-ура на Кюсю, в нескольких милях к востоку от современного города Кита-Кюсю. В это же время флот Минамото подошел к острову Мандзусима. Теперь оба флота стояли всего в двух милях друг от друга.

Тайра были уверены в себе. В войне на море они бесспорно были опытнее Минамото, однако благодаря недавно заключенным Ёсицунэ союзам флот Минамото превосходил их численностью: соотношение было примерно 850 к 400, и новые союзники Минамото управлялись с кораблями не хуже Тайра. Тайра Томомори обратился с проникновенной речью к членам своего клана, напомнив им, что на этот раз отступать будет некуда. Им следует не страшиться за свою жизнь, а сражаться как можно храбрее. Затем Тайра Кагэкиё призвал своих самураев прежде всего вступить в схватку с Ёсицунэ. «Узнать его будет нетрудно», - сказал он, - «Он лицом бел, ростом мал, зубы торчат вперед». Единственный самурай, в верности которого Томомори сомневался, был некий Тагути Сигэёси. Подозревая его в предательских замыслах, Томомори спросил у Мунэмори позволения на всякий случай его обезглавить. Но эта просьба была отвергнута и, поскольку сражение уже начиналось, Сигэёси позволил занять место в боевом порядке Тайра. В качестве меры предосторожности императора поместили на обычный корабль, а увешанный вымпелами флагман служил прикрытием. Суда, которые они использовали, были очень простыми. Никакого собственного вооружения они не имели, и служили лишь в качестве плавучих платформ для самураев.

Минамото выстроили свои суда в линию, а Тайра разбились на три эскадры. Сражение началось между 6 и 8 часами утра 15 апреля 1185 г. напротив пляжа на Хонсю, известного как Дан-но-ура. Тайра воспользовались приливом, и течение понесло их суда на восток, на флот Минамото. Когда их передовые суда подошли на расстояние около 300 метров, завязалась перестрелка. Течение было несильным, и стрелки Тайра поразили многих противников. Казалось, сражение разворачивается так, как они хотели, и Томомори старался использовать это преимущество, насколько позволяли обстоятельства.

Около 11 часов два флота сблизились, и вокруг Ёсицунэ разгорелась жестокая схватка. Тайра Норицунэ едва не захватил его в плен, проложив себе путь на судно Ёсицунэ. Ёсицунэ спасся, перебравшись на другую лодку, а тем временем три самурая набросились на Норицунэ. Он столкнул одного за борт, а двух других обхватил руками и бросился в море.

Два фактора, однако, существенно изменили ситуацию. Во-первых, изменилось направление приливного течения, и теперь преимущество было на стороне Минамото, которые со скоростью восьми узлов теснили Тайра к Дан-но-ура. Вторым фактором стала измена Тагути Сигэёси, который внезапно спустил красный флаг Тайра и покинул их строй, чтобы присоединиться к Ёсицунэ. Поднявшись на борт корабля Ёсицунэ, он раскрыл ему местопребывание императора, и тогда все силы Минамото были брошены против одного корабля.

Еще большее смятение среди Тайра вызвал отданный Ёсицунэ приказ лучникам сосредоточить огонь на гребцах и рулевых. Вскоре многие суда Тайра уже беспомощно дрейфовали по течению, Минамото обступили их со всех сторон, и Томомори понял, что все потеряно. Он взошел на борт судна, где находился малолетний император, чтобы сообщить, что сражение проиграно и единственным выходом остается самоубийство. Бабка императора, вдова Киёмори, взяла восьмилетнего государя за руку, и они медленно подошли к борту корабля. Здесь они вознесли молитвы Великой богине в Исэ и Будде и со словами: «Там на дне, под волнами, мы найдем другую столицу», бросились в волны.

Тут началось самое трагическое массовое самоубийство в истории самураев. Мать императора бросилась в море вслед за ними, но ее выловил один из самураев Минамото, подцепив за волосы боевыми вилами. Жена Сигэхира тоже собиралась броситься в воду, но стрела пригвоздила край ее одежды к борту судна, заставив выронить шкатулку, которую она несла. Оказалось, что в ней находилось священное зеркало, одна из императорских регалий. Священный меч уже бросили в море. Тайра Норимори и Цунэмори тем временем привязали к своим доспехам по тяжелому якорю и бросились в море, взявшись за руки. Так же поступили другие члены семьи Сукэмори, Аримори и Юкимори. Однако Мунэмори, слабый духом, стоял в нерешительности, пока один самурай, которому подобное поведение вождя показалось отвратительным, не столкнул его в воду. Мунэмори оказался хорошим пловцом и продержался на воде до тех пор, пока Минамото не взяли его в плен. Его мать высказалась по поводу его трусости, прежде чем броситься в воду с юным императором. Она якобы сказала даже, что Мунэмори сын вовсе не прославленного Киёмори, а торговца зонтиками, который согласился отдать его в обмен на новорожденную девочку. Последним в тот день покончил с собой Тайра Томомори. Он бросился в море, облачившись в два комплекта доспехов.

О скорбный вид! Алые знамена, алые стяги, брошенные, изорванные, плавали в море, как багряные кленовые листья, что устилают воды реки Тацута, сорванные порывами бури. Алым цветом окрасились белопенные волны, набегающие на берег. Опустевшие судна, потерявшие кормчих, гонимые ветром, увлекаемые течением, качались на волнах и уносились в неведомые морские дали...

Сражение при Дан-но-ура закончилось полным уничтожением клана Тайра. Едва ли кто из упомянутых здесь членов этого рода уцелел в этом бою, и после Дан-но-ура имя Тайра исчезает со страниц японской истории. Ни одна из побед в истории самураев не была столь полной, как эта. Сами масштабы побоища, жертвой которого стал целый клан, отвели ему достойное место в многообразном мире японских рассказов о призраках. Массовая гибель стольких людей не могла не произвести впечатления и на местных жителей. В течение многих столетий моряки боялись заходить в воды Дан-но-ура, опасаясь встречи с неугомонными призраками Тайра, обреченными бродить среди волн. Фантазия крестьян рисовала целые призрачные армии, выходившие из моря с бездонными черпаками, которыми они пытались очистить его от вековой скверны, а в панцирях крабов хэйкэ и до сих пор чудятся лица павших в той битве самураев.

[Samuray-08]

Анэгава

Провинция Оми,
21 июля 1570 года.

Первый поход Нобунага на Асакурэ Ёсикагэ в марте 1570 года оказался неудачным, так как Асаи Нагамаса [1] неожиданно вступил в союз с Асакура, и возникла реальная опасность, что вся армия Нобунага будет отрезана от Киото и окружена. В результате Нобунага пришлось спешно отступить со всеми войсками, и в Оми он вернулся снова уже в июле. В этот раз дело закончилось жестокой битвой при Анэгава.

Нобунага выступил из своей ставки Гифу в Мино по дороге Накасэндо и вдоль левого берега озера Бива в сторону Нагахама. 21 июля он подошел к Отани, ставке Асаи, и начал штурм замка Йокояма в пяти милях к юго-востоку от нее, угрожая при этом и самой ставке. Здесь к нему присоединился Иэясу с пятью тысячами воинов Токугава из его родной провинции Микава.

Главные силы Асаи, подкрепленные войсками Асакура, блокировали дорогу на Отани, так что река Анэгава оказалась между ними и войском Нобунага. Они планировали атаковать на рассвете силами 8 000 воинов Асаи и 10 000 воинов Асакура. Армия Нобунага превышала их по численности примерно в два раза, и Нобунага надеялся использовать это численное превосходство, атаковав первым. На самом деле не все его войска были надежными, но они находились под внимательным надзором Хидэёси, так что Нобунага нечего было бояться. Первоначально он хотел позволить Иэясу встать против Асаи, но затем передумал из-за личных отношений с последним и выставил против шурина собственные войска, насчитывавшие 23 000 воинов. Чтобы выдержать шок атаки, они были выстроены в тринадцать рядов.

В четыре утра обе армии вступили в широкие мелкие воды Анэгава. Отряды Иэясу, где впереди были Сакаи и Исикава, а Хонда и Сакакибара шли во вторых рядах, встретили силы Асакура посреди реки и задержали их. Клубы черногодыма от аркебуз поплыли над рекой, а сражавшиеся промокли от пота и красноватой воды Анэгава. У войск Нобунага дела шли не столь успешно. Асаи прорвался через его рады и угрожал самому Нобунага. Поэтому Сакакибара и Хонда вывели свои части из сражения на левом фланге, пересекли реку и обрушились на правый фланг Асаи, в то время как Инаба Иттэцу, которого Иэясу держал в резерве до последнего момента, пришел на помощь левому флангу Нобунага, В битву вступили и отряды, осаждавшие замок Йокояма, которые оставили свои позиции и поспешили к месту сражения. В результате победа осталась за Нобунага. Командиры северной армии отступили, половина их войска полегла. В знак признательности Нобунага подарил Иэясу отличный меч и наконечник стрелы, некогда принадлежавший «великану» Минамото Тамэтомо.

Во время этой битвы произошел случай, легший в основу сюжета одной из самых известных ксилографий Кунэёси – «Копьеносец против мушкетеров». Самурай по имени Сасаи Масаясу храбро ворвался в ставку Асаи Нагамаса с копьем в руке. Он был встречен аркебузным залпом, который отбросил его назад. Всего в него попало пятьдесят пуль, и самурай скончался на месте.

Битва при Анэгава принесла Нобунага далеко не решающую победу, и ему еще предстояло столкнуться с Асаи и Асакура вновь.


Пояснения к вступлению.

[1] Асаи Нагамаса - шурин Ода Нобунаги, и на тот момент он со своей армией охранял проходы в северной Оми.

[Samuray-08]

Миката-га-хара

Провинция Тотоми,
1572 год.

К 1572 г. Такэда Сингэн с помощью политических союзов обезопасил свои провинции от неожиданных нападений, и единственной опасностью для него оставалось возможное нападение Уэсуги Кэнсина. Но, так как эта опасность исчезала в зимнее время, когда проходы из Этиго перекрываются снежными заносами, то в октябре Такэда Сингэн оставил Каи и двинулся на Киото. У него было 20000 самураев и асигару, отборные войска Такэда, верность которых и неугасимый боевой дух были несомненны. Силы Сингэна, к которым присоединились 2000 самураев Ходзё, прошли на юг от Синано до Тотоми, чтобы выйти на дорогу Токайдо у Хамамацу.

Комендантом замка Хамамацу был Токугава Иэясу, который выслал навстречу войскам Сингэна разведчиков под командованием Окубо Тадаё и Хонда Тадакацу. Они наткнулись на авангард Сингэна и вернулись изрядно потрепанными. Их настроение несколько поднялось, когда пришло подкрепление из 3 000 самураев от Нобунага, который и сам более чем когда-либо нуждался в людях, но, очевидно, понимал, что наступление Сингэна представляет для него наибольшую опасность. Иэясу встал перед выбором: вступить в сражение при таком перевесе сил в пользу противника было равносильно самоубийству, но оставаться за стенами Хамамацу - значило играть на руку Сингэну, который, вероятно, выделил бы небольшой контингент, чтобы сдерживать армию Токугава, а сам беспрепятственно пошел бы на Киото.

Иэясу храбро повел армию по дороге на север. В трех четвертях мили от Хамамацу была поросшая кустарником гряда, известная как Миката-га-хара. Рядом с правым флангом Иэясу протекала река Магомэ, а слева мили на две тянулся кустарник. Он выстроил свои войска в линию - японцы дали такому построению поэтичное название «крылья аиста». Подкрепление, пришедшее от Нобунага, он поставил справа вместе с отрядом Сакаи Тадацугу - на самом фланге, где начинался склон. Другие его си-тэнно стояли слева, а сам Иэясу возглавлял основные силы, расположившись немного позади от центра. Напротив них стояло войско Такэда, один авангард которого едва ли не превышал по численности всю армию Токугава. За ним стоял сам Сингэн с пятнадцатитысячной армией.

Когда обе армии встали в боевой порядок, пошел снег. Снегопад продолжался непрерывно до четырех вечера, когда авангард Такэда двинулся вперед, чтобы атаковать фланги Токугава. Левый фланг держался твердо, но правый, люди Нобунага, вскоре отступил, оставив Сакаи Тадацугу в окружении врагов. Он попытался пробиться назад, но Такэда Кацуёри, сын Сингэна, обошел его и атаковал с тыла. Поскольку стало темнеть, центр Такэда предпринял атаку во фронт, заставив Токугава поспешно отступить. Чтобы перегруппировать силы, Иэясу установил свой штандарт, большой золотой веер, на возвышенности в тылу войска. Опасаясь, что гарнизон в Хамамацу поддастся панике, Иэясу позвал одного самурая, который отрубил голову какого-то вражеского воина, и велел ему отнести ее в Хамамацу и объявить, что это голова Сингэна.

В это время самураи Такэда уже находились в опасной близости от Иэясу, стрелы и пули свистели у него над головой. Он уже подумывал о том, чтобы умереть как истинный самурай, но мысли о будущем взяли верх, и Иэясу ускакал в направлении Хамамацу. Он едва спасся. Один из людей его свиты успел выбить лук из рук вражеского самурая, когда они проскакали мимо, а Иэясу пронзил стрелой самурая, который бросился на него с копьем. Прибыв в замок, Иэясу велел оставить ворота открытыми и зажечь факелы, чтобы указать путь отступающим. «Это должно также смутить врага, - добавил он. - Если закроем ворота, они подумают, будто мы их боимся». Наконец подошли самураи Такэда. По пути они заметили, что все Токугава, которые пали при отступлении, погибли, стоя лицом к противнику. В эту ночь они не пытались штурмовать замок. Ночью Иэясу мирно спал, а отряд самураев добровольцев подобрался к лагерю Сингэна, который встал у Сай-га-дани. Поскольку местность была им хорошо знакома, они сумели подойти достаточно близко, прежде чем открыть огонь, так что самураи Такэда провели весьма беспокойную ночь.

Итогом этого сражения стало решение Такэда Сингэна не осаждать замок, а отступить и двинуться в Микава.

[Samuray-08]

Битва при Нагасино

Провинция Микава,
29 июня 1975 года

Нагасино — название замка в Микава, построенного на очень выгодном от природы месте, там, где реки Такигава и Оногава сливаются, образуя реку Тойокава. У места слияния реки имеют в ширину около ста метров, берега их высокие и крутые. Несмотря на неприступный вид, замок Нагасино несколько раз переходил из рук в руки, и в мае 1575 г. его удерживал для Ода Нобунага Окудайра Садамаса, энергичный давдцатичетырехлетний самурай, один из людей Токугава Иэясу родом из Микава.

16 июня замок Нагасино осадил Такэда Кацуёри. Гарнизон стойко сопротивлялся всем тактическим приемам, которые могли быть в распоряжении сына Сингэна. Он привел с собой команду рудокопов с золотых рудников Такэда, которые стали подводить подкоп под стены. Защитники ответили контрминой. Тогда Кацуёри построил плоты и переправил самураев через реку, но эти платформы оказались столь же хорошей мишенью, как сидячие утки. Были построены и подведены под стены осадные башни, но защитники с легкостью разнесли их из крупнокалиберных мушкетов. К 22 июня Кацуёри решил превратить штурм в осаду: был возведен частокол, через реку протянуты канаты, а самураи Такэда расположились вокруг, надеясь уморить защитников замка голодом.


Поскольку пищи у осажденных осталось всего на несколько дней, они забеспокоились. Послали Иэясу просьбу о помощи, он в свою очередь попросил подкрепления у Нобунага, но защитникам ничего не было известно об этом. В это время произошел один из тех героических эпизодов, которые так разнообразят монотонное повествование о кампаниях XVI века, когда личная самурайская доблесть проявляет себя во всей красе. Самурай по имени Тории Сунъэмон вызвался доставить Иэясу послание из осажденного замка, В полночь 22 июня Тории тихо пробрался к реке и проплыл мимо часовых Такэда, разрезав канаты кинжалом. Вскоре он добрался до Окадзаки, где Иэясу и Нобунага обещали незамедлительно прислать помощь, и Тории поспешил назад с доброй вестью. К несчастью, этот доблестный самурай слишком спешил, чтобы сообщить гарнизону, что все в порядке, ибо зажег сигнальный огонь на холме, который заметили Такэда и что-то заподозрили. Когда Тории поплыл вверх по течению, он обнаружил, что к канатам на этот раз привязаны колокольчики. Звон колокольчиков и выдал Тории. Его схватили и привели к Кацуёри, который обещал ему жизнь, а также хорошую награду, если он согласится подойти к стенам замка и сообщить гарнизону, что помощь не придет и что им осталось только сдаться. Тот согласился, но Кацуёри, мало ему доверяя, велел привязать его к большому деревянному кресту, который установил перед замком. Гарнизон позвали на стены, чтобы все могли выслушать послание Тории. В качестве дополнительной меры предосторожности несколько пехотинцев окружили крест и приставили наконечники копий к телу Тории. Тогда Тории крикнул: «Через три дня к вам придет помощь. Держитесь!» Как только он произнес это, копья пронзили его. Мужественный поступок Тории — лучший пример самой совершенной формы самурайской доблести, подвиг, который снискал ему уважение как друзей, так и врагов. Один самурай из стана Такэда был так потрясен примером Тории, что велел изобразить его на кресте на своем знамени.

Итак, подкрепление было в пути, и это было немалое войско. В операции по снятию осады с Нагасино Нобунага увидел возможность окончательно сокрушить клан Такэда, так что с ним шло 30 000 воинов, тогда как у Иэясу было 8 000. Войско Такэда, осаждавшеее замок, едва ли насчитывало 15 000, так что старые и мудрые приближенные Сингэна посоветовали своему молодому господину отступить. К несчастью, Кацуёри хотел сражаться; тогда Баба и Найто попытались спасти хотя бы честь клана, если не голову, предложив общий штурм замка, чтобы занять его до прихода Нобунага. Кацуёри отклонил и это предложение, и старым командирам не осталось иного выбора, кроме как приготовиться храбро умереть.

Увидев, что Кацуёри готов сражаться, Нобунага спланировал свои действия соответствующим образом. Он знал, что Кацуёри пользуется, насколько это в его силах, отцовским на следством в виде хорошо обученного и очень верного войска, главная сила которого заключалась в мобильности. Постоянная практика при Каванакадзима превратила кавалерию Такэда в силу, с которой нельзя было не считаться, и хотя армия Нобунага была больше, его войска были не столь надежны, и нельзя было рассчитывать, что они выдержат хорошую кавалерийскую атаку. Приготовления, которые сделал Нобунага, чтобы „ротивостоять этой угрозе, обеспечили ему достойное место в военной истории. Его людям были выданы колья и веревки, чтобы на возвышенности за ручьем, под горой Гамбо, примерно в миле от позиций Такэда, соорудить частокол. Это был довольно редкий частокол, как раз такой высоты, чтобы через него не смог перескочить конь, с проходами через каждые пятьдесят метров для более удобного проведения контратаки. Но гениальность плана Нобунага была не в том, что он просто разместил всю армию за частоколом, а в том, что он выделил из своего войска три тысячи аркебузиров и выстроил их в три ряда, по тысяче в каждом, под командованием Саса Наримаса, Маэда Тосииэ и Хонда Тадакацу. Приказ, который он отдал им, в полной мере показывает, сколь верно он оценил потенциал аркебузы. Он понимал, что основными недостатками этого оружия являются небольшая дистанция прицельного огня и медленная перезарядка, поэтому приказал каждому ряду аркебузиров стрелять по очереди, залпами, и не стрелять до тех пор, пока враг не подойдет достаточно близко.


На левом фланге, рядом с частоколом, он поставил Сакума Нобумори в качестве приманки для кавалерии Такэда, а справа от частокола — Окубо Тадаё и перегородил дорогу в ожидании атаки с фланга. Самый край левого фланга удерживали Тоётоми Хидэёси и Сибата Кацуиэ, в то время как Нобунага, два его сына и Иэясу оставались за частоколом с основными силами. Ночью 28 июня Сакаи Тадацугу из войска Токугава с небольшим отрядом самураев зашел в тыл армии Такэда. С рассветом, в пять часов утра 29 июня 1575 г,, началась битва при Нагасино.

Кацуёри разделил свою армию на пять групп по 3 000 человек для атаки: Баба был на правом фланге, Найто — в центре, а Ямагата — на левом фланге. Кацуёри следовал за тремя ветеранами с 3 000 воинов, а последняя группа продолжала осаду. Группа Ямагата первой пошла в атаку против Окубо Тадаё, который не был защищен частоколом. Атака превратилась в яростный рукопашный бой, то же случилось и на левом фланге Ода, который атаковал Баба. Тем временем центр Такэда предпринял атаку на частокол. Местность была неровная, земля размокла от ночного дождя. Конница Такэда двигалась медленно, и как только она добралась до берега ручья, в нее ударил смертоносный залп тысячи аркебуз. Залп следовал за залпом до тех пор, пока все люди и кони не полегли на склоне. Правый фланг под командованием Баба тоже попал под огонь, когда Сакума притворно отступил, а Хидэёси и Сибата Кацуиэ обошли его кругом, чтобы атаковать во фланг. Тогда Кацуёри приказал ввести в бой резервы и сам повел атаку на частокол. Но залпы чередовались с той же регулярностью и с той же эффективностью. Каждые двадцать секунд тучи пуль косили ряды и отправляли самураев Такэда в вечность. Баба Нобухару, Ямагата Масакагэ и Найто Масатоё лежали среди мертвых вместе со многими другими старыми приближенными Сингэна. Когда гарнизон замка Нагасино увидел, что чаша весов склоняется в их сторону, его воины сделали вылазку и атаковали Такэда с тыла. Одновременно основные силы Ода вышли из-за частокола и вступили в рукопашную схватку. События того памятного дня запечатлены на шестисоставной расписной ширме конца XVI века. Несмотря на некоторую стилизацию, она очень живо передает накал самурайской битвы, и на ней можно различить нескольких конкретных персонажей. Такэда Кацуёри с его белым стягом ведет в бой резерв. Иэясу узнаваем по его штандарту в виде золотого веера; Ода Нобунага изображен в левом верхнем углу, перед Хидэёси несут его штандарт — «золотой ковш». По мере того как продвигалась военная карьера Хидэёси, он, говорят, добавлял к штандарту по ковшу после каждой победы. У частокола можно без труда различить, по его оленьим рогам, Хонда Тадакацу.

Сражение при Нагасино стало триумфом современных методов Нобунага, но часть вины за поражение все же следует возложить на Такэда Кацуёри, нетерпеливость которого сделала возможной эту бойню. Такэда Сингэн никогда бы не сделал такой ошибки, и его ветераны это прекрасно понимали, но их верность молодому господину взяла верх над здравым смыслом, и они повели солдат в роковую атаку. Что касается Кацуёри, он бежал с поля битвы и продолжал борьбу с Нобунага, но уже не с прежней энергией. Только в 1582 г. Нобунага получил возможность лицезреть его отрубленную голову.

[Samuray-08]

Оборона Фусими

27 августа 1600 г.

Стратегически важный замок Фусими был построен Хидэёси в нескольких милях к югу от Киото, чтобы вместе с замком Осака завершить линию обороны Кинаи. Благодаря своему положению замок Фусими господствовал над подходами к столице, поэтому, когда августе 1600 года полководец клана Тоётоми Исида Мицунари со своими войсками двинулся на Киото, то по пути он первым делом осадил Фусими.

Иэясу доверил защиту Фусими своему старому другу, Тории Мототада, которому было шестьдесят два года. Прежде чем отправиться на восток, Иэясу посетил Тории, и их встреча завершилась трогательным прощанием, поскольку оба знали, что как только начнутся военные действия, Фусими примет на себя первый удар Западной армии. Токугава выразил опасение, что войск в замке недостаточно. Но Тории сказал, что замок падет, даже если численность его защитников увеличить в десять раз, и уговорил господина взять с собой в поход на восток все войска. В эти дни Мототада написал и отправил своему сыну завещание, в котором наставляет быть верным клану Токугава и заботиться о младших братьях, воспитывая и у них храбрость и преданность своему господину.

Штурм Фусими начался 27 августа, и в течение десяти дней его защитники с невероятной стойкостью отбивали все атаки. Тории знал, что должен выиграть время, чтобы Иэясу мог захватить все стратегически важные крепости вдоль Токайдо и Накасэндо, пока значительная часть самураев Исида бьется головой о стены замка Фусими. Гарнизон дрался храбро и уступил только 8 сентября, когда один предатель, жену и детей которого Исида грозился распять, поджег одну из башен.

Но даже тогда Тории отказался сдаваться и отверг предложение покончить жизнь самоубийством. Он укорил того, кто предлагал ему покончить жизнь самоубийством, и сказал, что настал час отблагодарить господина за его доброту. Важна не его честь, заметил он, а то, что он должен задержать Исида, насколько это в человеческих силах. С двумя сотнями самураев, остатками его храброго гарнизона, он совершил пять вылазок из крепости, после которых у него осталось десять человек. Тогда Тории отступил в замок и в изнеможении упал. Некий самурай по имени Сайга Сигэтомо подбежал к нему с копьем, рассчитывая взять его голову. Тогда Тории назвал себя, и молодой самурай с почтением дождался, когда Тории совершит харакири, а затем уже отсек ему голову. Тактика Тории сработала, и он задержал Западную армию на достаточный срок, дав необходимое время Иэясу. А партия Исида насладилась сомнительным удовольствием от пирровой победы, ибо при штурме замка они потеряли 3000 человек.