Из истории ядерного щита СССР. ПВО

[Samuray-08]

автор материала: Александр Курсаков (kursakov.narod.ru/toch.htm )
на указанном сайте много фото посвященных Семипалатинскому полигону и полигону Сары-Шаган.

9 апреля 1960 года американский пилот Боб Эриксон поднял в небо свой самолет-разведчик U-2. Самолет стартовал на аэродроме Пешавар в Пакистане, набрал высоту около 20 километров и пересек границу СССР южнее города Андижан. Затем воздушный шпион посетил четыре особо важных объекта Советского Союза: космодром Байконур, Сары-Шаганский ракетный полигон, Семипалатинский ядерный полигон и аэродром Дальней авиации в Чагане. Он заснял все объекты и благополучно ушел за границу. Исходя из высших интересов, руководство страны приняло решение закрыть это направление от повторных пролетов.
19 апреля зенитно-ракетный полк - войсковая часть 62872, был поднят по тревоге. Полк получил приказ на передислокацию, оставил свои позиции у города Барнаул и погрузился в эшелоны. 21 апреля эшелоны с техникой и личным составом полка прибыли на станцию Чаган под Семипалатинском. Штаб части разместился в военном городке летчиков, а дивизионы ушли в степь и заняли позиции в обозначенных на карте местах.
Зенитно-ракетные комплексы были приведены в боевое положение и закрыли воздушное пространство над Семипалатинским полигоном и базой стратегических бомбардировщиков в Чагане. В первые дни после прибытия на полигон солдаты и офицеры готовили технику к боевому применению, ночевали в кабинах станции наведения ракет и в автомашинах. Потом все вместе жили в палатках.
В 5.30 утра 1 мая 1960 года полк был поднят по боевой тревоге. РЛС разведки и целеуказания обнаружили приближающийся высотный самолет-нарушитель. Это был американский U-2 под управлением Френсиса Пауэрса. Он прошел в трехстах километрах западнее Семипалатинского полигона, далеко проник на территорию СССР и был сбит под Свердловском. Больше американцы не рисковали летать над территорией Советского Союза, а ракетчики остались на своих новых позициях. В этом же году полк был преобразован в бригаду и силами шести зенитно-ракетных дивизионов много лет охранял воздушное пространство над полигоном и аэродромом Дальней авиации.
Места расположения ракетных комплексов определяла необходимость надежного прикрытия охраняемого объекта. Для подразделений ПВО вокруг была обычная степь. Для руководителей полигона вокруг была не степь, а взрывные поля испытаний ядерного оружия. Каждое ведомство выполняло свою задачу. Никто не считал нужным предупреждать об этом людей. К осени военные строители построили в местах дислокации дивизионов казармы и жилые домики. Офицерам предложили перевезти сюда семьи, а вскоре проснулся ядерный полигон. Скоро ракетчики узнали, что это означало.

Мой отец служил на пятом зенитно-ракетном дивизионе. Сначала был офицером наведения, затем командиром батареи и зам.командира дивизиона. Пятый дивизион располагался на Тридцатой площадке Семипалатинского полигона. Тридцатая площадка находилась в 30 километрах юго-западнее Курчатова и в 18 километрах от площадки Ш. Сразу за площадкой Ш начиналось знаменитое Опытное поле. На Опытном поле в то время взрывали наземные и воздушные ядерные заряды. Площадка Ш была для нас ближним обитаемым местом, но перед взрывом людей оттуда вывозили, оставались лишь наблюдатели в специальных укрытиях.
До прибытия ракетчиков жителей на Тридцатой площадке не было, стояла только аппаратура для дозиметрической разведки. Семьи военных стали первыми мирными жителями на территории полигона. Разве могла цивилизованная страна поселить своих граждан на территории ядерного полигона? Но тогда Государство сделало вид, что все нормально. А спустя годы просто отреклось от всего.
Зенитно-ракетный дивизион - это шестьдесят солдат, десяток офицеров, десяток гражданских жителей - женщин и детей. Еще в дивизионе была стартовая позиция со станцией наведения ракет и пусковыми установками, хранилище ракет, боксы для машин, четыре четырехквартирных офицерских домика, казарма, несколько хозяйственных построек. Все окружено колючей проволокой, а вокруг до горизонта степь. На нашем языке это называлось - "Точка".
В 1961-1962 годах, перед запретом ядерных взрывов в атмосфере была проведена самая мощная в мире серия воздушных ядерных взрывов. На Семипалатинском полигоне за два года было взорвано 72 термоядерных устройства. Взрывы иногда происходили несколько раз за день. Что такое ядерный взрыв знают все. Интереснее было видеть.
Для сброса бомбы заходил самолет-носитель ядерного оружия в сопровождении 2х истребителей. Ракетчики контролировали этот момент. На индикаторе пульта наведения было видно, как цель-носитель ядерного оружия разделялась. Это означало, что бомба сброшена. После сброса бомбы вся аппаратура на нашем дивизионе выключалась - электромагнитный импульс взрыва мог вывести ракетный комплекс из строя. Эпицентры взрывов широкой дугой охватывали площадку Ш. Ближние взрывы происходили от нас в 18, дальние в 40-50 километрах - это подтверждалось средствами объективного технического контроля зенитно-ракетных комплексов.

Семьям на время ядерного испытания предписывалось открыть двери и окна, выйти из помещений, отойти от строений на безопасное расстояние. Мы стояли поодаль от домов и ждали. В назначенное время небо над площадкой Ш вспыхивало. Степь заливал ослепительно яркий свет, который быстро заволакивало облако с клубящимся огнем. С земли к облаку тянулся хобот смерча. Взрыв рос и поднимался во весь свой исполинский рост. В грибе взрыва ворочалась гигантская мощь. Потом приходила ударная волна. Тугой ветер бил в грудь, со звоном вдребезги разлетались стекла домов. Затем доходил обвальный, перекатывающийся гром. Мы, ребятишки, со своими мамами стояли и смотрели на это.


Семипалатинский Полигон. Точка. 1964 год.

Классический гриб стоит недолго: ножка опадает, облако светлеет и уплывает в сторону, теряясь среди множества мирных облаков. Под стенами наших домов толстым слоем лежала россыпь битого стекла. Мы, ребятишки, собирали стекло в ведерки и уносили от домиков. Окна вставляли, а через день или месяц все повторялось вновь. В некоторые дни взрывы шли один за другим.
Радиация на нашей точке была предельно велика, но штатные дозиметры у ракетчиков ничего не показывали и излучение для военных не существовало. Это сейчас люди паникуют при дозе облучения, измеряемой в микрорентгенах - миллионных долях рентгена. Штатные дозиметры Советской Армии показывали только рентгены. Тысячи и десятки тысяч микрорентген для армейских дозиметров была незначительная величина. Зачем разводить панику? Надо стойко переносить тяготы военной службы!
Радиация чувствовалась во всем. Любая царапина много дней сочилась лимфой. Нередко солдаты при работе теряли сознание. Частым явлением было кровотечение из носа. Многие люди, жившие на точках, распрощались тогда со своим здоровьем. Присутствие на площадках Полигона людей в погонах еще можно как-то объяснить. Но кто сможет объяснить мне, зачем там находились женщины и дети?
Взрывы на картинках похожи на пушистые грибы. Но наземный взрыв - это поднимающаяся вверх стена земли и огня, а высотный - далекое облако. Но главное, чего нет на фотографиях, все взрывы были страшными. В "живом" взрыве металась и хотела вырваться, казалось, вся земная злоба. Может такое ощущение - реакция подсознания на поток радиации. Может просто обостренное детское восприятие, но чувство нарастающей опасности, от которой нельзя спрятаться, я впервые почувствовал именно там. На месте таких взрывов теперь заросшие камышом степные озера. На их берегах и сейчас звенят дозиметры, да среди навала грунта встречаются спекшиеся куски расплавленной породы.
Вода, хлеб, все средства жизнеобеспечения у нас на точке были привозные. В этих условиях наши отцы несли боевое дежурство, а семьи ждали их дома. Кроме выполнения основной задачи солдаты и офицеры части обеспечивали безопасность испытаний, завозили и убирали с испытательных полей технику. По просьбе руководства полигона делали разные работы.
После перехода на подземные испытания хорошо тоже не стало. Когда мимо нас по дороге на Ш появлялась большая колонна, это значило что везут "Изделие." Значит скоро взрыв. Будет землетрясение, будет качаться и дрожать под ногами земля. От подземных взрывов постоянно шли прорывы радиоактивных газов. Только в 1987 году струя радиоактивных газов 6 раз достигала стоящий в стороне Семипалатинск, повышая там радиационный фон до 450 микрорентген.
В 1963-1964 годах мы с мамой жили на Берегу и на точку только приезжали. Моя мама работала в войсковой части 52605, в лаборатории исследовательского центра Полигона, в так называемом Cекторе. Они обрабатывали результаты испытаний, делали фильмы о взрывах. В тех фильмах было видно, как рушатся здания и сооружения. Танк превращается в груду металла. В Секторе была превосходящая все пределы секретность: в отпуске нельзя было даже упоминать слово "Семипалатинск".
В Курчатове мы жили на улице Степной. Я не пишу на своих страничках о городе Курчатове. Это время не врезалось в мою в память. Помню только уютный зеленый город, Дом офицеров, большой универмаг и госпиталь, возле которого мы жили.

На точках Семипалатинского полигона мы прожили девять лет. Видели суровую и по-своему красивую природу прииртышской степи, видели множество людей живших на точках, видели наземные, воздушные, высотные, подземные ядерные взрывы. Когда рассказывал об этом чиновникам, ответственным за полигонные льготы, они либо не хотели слушать, либо смеялись: "Такого не могло быть!"
Ракетчики, служившие на точках Полигона, не относятся к Подразделениям особого риска. Не относятся они и к пострадавшим от ядерных испытаний. Они вообще никуда не относятся. Власть скрыла от людей наши "точки". Скрыла она и многое другое. В последние годы все как могли ругали государство. Я не хочу этого делать. Если случайно забредет на эти страницы чиновник, приложивший свою руку к короткой памяти нашей власти, пусть он знает: Я ПИШУ НАПЕРЕКОР ЕГО СТАРАНИЯМ.