Египетский поход сержанта Воробьёва.

[Samuray-08]

Воробьев Николай Павлович,
сержант, связист,
участник боевых действий в Египте.

Египетский поход сержанта Воробьёва.

4 марта 1970г.
Средиземное море. Переваливаясь с борта на борт сухогруз "Роза Люксембург" методично взбирается на очередную волну и стремительно падает вниз. Раздается мощный шлепок кормы о воду и все в тысячный раз повторяется сначала. Уже двое суток мы лежим, на нарах в грузовом трюме, борясь с морской болезнью. Люди мы сухопутные, поэтому слова штормит и тошнит, для нас, имеют одинаковый смысл. Макароны по-флотски, которыми нас кормят, так и норовят покинуть наши молодые организмы. В трюме как в лесу: мрачно, сыро, холодно, тревожно.
Мы - это солдаты и офицеры ПВО, которые направляются "для оказания братской интернациональной помощи народу, живущему в жарком и сухом климате". Так официально звучит цель нашей командировки. Кто этот народ и где находится его благодатная земля, мы не знаем. Понятно только то, что братский народ соберет свой урожай, выращенный в сухом климате и без нас. Наша специальность сбивать самолеты. Ходили слухи о том, что мы направляемся в Египет, который уже третий год воюет с Израилем, но официально это никто не подтверждал. Все было покрыто пеленой таинственности. Мол, приплывете, тогда и узнаете. Плывем как на пороховой бочке, так как в нижнем под нами трюме находится наше вооружение. Зато на верхней палубе настоящая выставка мирной автомобильной промышленности СССР. Наверх нас выпускают по одному и всего на пять минут. За это время надо успеть покурить, подышать свежим воздухом и получить незабываемые ощущения в корабельном гальюне во время шторма. Особые требования к курению. Курим под специальным навесом, окурки бросаем в бочку и закрываем ее крышкой. Такой режим связан с тем, что все советские суда в Средиземном море находятся под усиленным контролем американской авиации и флота. Их самолеты на малой высоте проносятся над нашими судами и ведут фотосъемку. А по количеству окурков и людей на палубе можно вычислить и наличие на корабле не только команды, но и посторонних лиц. Если вдруг кому-то вздумается сделать досмотр нашего судна, то по легенде нашего командования мы спортсмены. Еще в порту города Николаева нас одели в новенькие гражданские костюмы и снабдили спортивными трико. Для достижения высоких спортивных результатов всем выдали месячный паек махорочных сигарет "Северные", которые мы окрестили "термоядерными". В понимании советских людей мы может и соответствовали существовавшему в то время лозунгу, что в спорте главное не победа, а участие, но "спортсмены" в трюме сухогруза, да еще и на нарах! Это был перебор. Нельзя так не уважать спецслужбы других стран. Что касается задачи, поставленной перед нами правительством, то здесь нам необходимо было не только поучаствовать, но и победить.

5 марта 1970г.

Шторм, утих и на смену ему, пришла духота. Чувствовалось, что мы уже вошли в теплые воды. Вскоре корабельные машины остановились, и наступила полная неизвестности тишина. Так тихо в трюме было, только когда мы, проходили пролив Босфор с турецким лоцманом на борту. Сидим, вслушиваемся в редкие звуки, доносящиеся с палубы, и гадаем: толи корабль остановлен для досмотра, толи мы уже приплыли. Примерно через час кто-то из командиров спустился к нам в трюм и сообщил, что мы стоим, на рейде египетского порта Александрия и как только стемнеет, будем причаливать к берегу. Свершилось, значит, все-таки слухи оправдались, и судьба забросила нас в Египет. До вечера было еще далеко, солнце пекло, корпус корабля нагревался, духота в трюме усиливалась. С одной стороны было такое ощущение, что мы находимся внутри огромного утюга, а с другой стороны внутри троянского коня. Было как-то странно оттого, что корабль, носящий имя еврейской женщины Розы Люксембург привез в своем трюме солдат для борьбы с еврейским государством. Вот уж действительно "нам не дано предугадать, как имя наше отзовется". Служить в условиях жаркого климата мы согласились добровольно, поэтому никто не ныл. Было нетерпение. Всем хотелось поскорее увидеть эту загадочную Африку с ее слонами, бегемотами и речкой Лимпопо. Дождались. Заскрипели, раздвижные люки нашего трюма и в его проемах, показалось звездное небо. Наша роль спортсменов на этом заканчивалась, и теперь нам, предстояло сыграть роль туристов. Переодеваемся в новенькие костюмы, белые рубашки, галстуки. Солдаты надевают на головы береты, а офицеры шляпы. Это условные знаки, разделяющие нас на командиров и подчиненных. Молодые, модные, красивые все в одинаковых беретах и с одинаковыми чемоданами мы медленно спускаемся по трапу корабля, жадно вдыхая воздух, насыщенный запахом рыбы и швартовых канатов. Когда, мы отплывали из Николаева, там было ветрено, сыро и холодно, а здесь настоящее лето. Еще мгновение и под ногами оказывается слегка покачивающаяся твердь. Египет! Сколько раз в детстве я бывал здесь вместе с героями книг и вот она настоящая земля фараонов, Цезаря и Клеопатры земля сфинксов и пирамид земля древнейшей цивилизации человечества.
Вместо музыки и девушек с цветами нас встречают серьезные темнокожие, усатые дядьки и ведут в длинный металлический ангар, где уже собрались высокопоставленные наши и египетские военные начальники. Митингуем через переводчика. Они, заверяют нас в дружбе, а мы обещаем, с честью выполнить свой интернациональный долг перед братским народом. Затем нам снова предлагают переодеться, но теперь уже в форму египетской национальной армии. Очень жаль, что наша роль туристов оказалась такой короткой. Побывав, всего час в гражданском костюме мы снова должны были стать солдатами. На длинных стеллажах лежали мешки с египетской формой. Возле каждой кучки была табличка с указанием размера. В школе нам говорили, что символы наших цифр заимствованы у арабов, но то, что было, изображено на этих табличках для нас оказалось, неразгаданным ребусом. Берем мешки наугад и начинаем изучать и примерять на себя их содержимое. Судя по тому, что в комплект одежды входили легкий свитер, и шинель похожая на наше осеннее приталенное пальто стало понятно, что в Африке тоже бывает холодно. То, что больше всего поразило нас в экипировке египетского солдата так это ботинки с голенищами до колен и больше десятка белых трусов. Переодевание выглядело пристойно до тех пор, пока каждый был занят сам собой, но как только мы оделись, и посмотрели, друг на друга ангар превратился, в комнату смеха. Позабыв, про высокие честь и достоинство советского воина, мы истерически хохотали, показывая пальцами, друг на друга. Форма так преобразила нас, что мы перестали узнавать своих товарищей. Кепка с длиннющим козырьком и ботинки с голенищами до колен никак не соответствовали нашим размерам и нашему представлению о военной форме. Со временем все это ушьется, и мы привыкнем, а пока выглядим так нелепо, что смеются даже арабы. Чтобы отличить солдата от офицера солдаты заправили куртки в брюки, а офицеры свои куртки носят навыпуск. Погоны во всех чистые, без знаков различия.

6 марта. Александрия.

Двое суток в порту города Николаева мы загружали наш корабль. Судно водоизмещением 20 тысячи тонн было полностью загружено. Теперь за одну ночь надо было выгрузить технику, сотни тяжелых ящиков с аппаратурой и вооружением, а также мешки с мукой, крупой и прочим провиантом. Работаем вместе с арабскими докерами и выучили одно арабское слово, которое по звучанию и по смыслу очень похоже на русское слово. Когда грузовая сеть наполняется и готова к подъему краном, мы говорим "хорош", а арабы говорили "халас". Работа была очень тяжелой. Всю ночь и еще половину дня мы провели в трюмах, перетаскивая ящики и мешки. Полный "халас" с разгрузкой судна наступил только к обеду следующего дня. Водителям дали трехчасовый отдых, а остальных бросили на погрузку оборудования в автомобили. Когда все работы были закончены, я пошел к пирсу искать точку для обозрения панорамы порта. Все тело ныло от усталости, но очень хотелось посмотреть на места, где бывали когда-то Александр Македонский, Цезарь, Наполеон. Где-то здесь стояло чудо света - Александрийский маяк. Никогда в своей жизни я не уставал, так как в эту ночь и никогда еще судьба не заносила меня так далеко от своего дома. Стоя у самой кромки африканского материка, я курил махорочную сигарету и пытался вспомнить содержание фильма, который видел в детстве. Фильм назывался "Вдали от Родины". Родина осталась за морями и горами, Александрийский маяк покоился где-то в море, следы от сандалий Цезаря и Македонского давно закатаны в асфальт. Может быть, где-то здесь, прежде чем двинуть свое войско на Каир, стоял Наполеон и бросал свой прощальный взгляд, в море, надеясь в подзорную трубу увидеть берег Франции. Пора и мне. Наши автомобили начинают строиться в колонну. Египетский поход начинается. Наполеон хотел завоевать, покорить, ограбить, насадить свое понимание просвещения и прославить себя. Перед нами поставлена благородная задача - не вмешиваясь во внутренние дела защитить эту страну от бомбардировок Израиля и сделать это тихо, без лишнего шума. На египетской земле мы первые из нашей дивизии ПВО. В основном это технические службы и подразделения командных пунктов. Дивизионы прибудут на других судах.
В сопровождении зенитных самоходных установок "Шилка" наша колонна едет по городу основанном Александром Македонским. Прохожие останавливаются и смотрят нам вслед, дети бегут за нашими автомобилями, а мы жадно вглядываемся в незнакомую цивилизацию. Никаких признаков того, что здесь идет война не видно. Город живет обычной мирной жизнью. Красивые дома, работают магазины, на дороге полно шикарных машин. Мужчины одеты в белые балахоны, а женщины в длинные черные платья. Последнее обстоятельство нас огорчает. Хотелось бы увидеть их в мини юбках. За городом наш путь лежит по узкой дороге в высоких камышовых зарослях. Смотрим по сторонам, надеясь увидеть знаменитых нильских крокодилов. Крокодилов нет, а вот люди в этих камышах живут. После шикарной Александрии нищета людей живущих в камышах впечатляет еще больше. Ведь камыши это оазис для жизни лягушкам и змеям. Несчастные люди! Какая нужда загнала их в этот гадючник? У нас в Союзе такой нищеты нет. Вечером выехали на простор с ярко зелеными полями и пальмами. В лучах, заходящего солнца этот пейзаж смотрелся очень экзотично. Делаем остановку. "Шилки" приготовились к бою и ощетинились своими радарами и пулеметами в небо, а мы готовимся перекусить сухим пайком. Что там Аллах послал в рацион египетского солдата? Много консервных баночек. Они красивые, но несъедобные. Как довести их до съедобного состояния, мы не знаем. Обошлись чем-то похожим на ананасовый сок. Ужин не удался. Неподалеку феллах с женой и ребенком пашут землю. Относим им все нераспечатанные банки. Семейство угодливо кланяется и повторяет "шукран, шукран". Догадываемся, что это наше "спасибо". Быстро темнеет и дальше наш путь лежит по пустыне. Куда едем, нам не говорят. То одна, то другая машина застревает в песке. Где на буксире где на руках вытаскиваем их из песочного плена и гоним вперед. Колонна сильно растянулась. Командиры произносят только две команды "давай, давай и быстрей, быстрей". Даем из последних сил, так как есть вероятность того, что нас могут разбомбить на марше. На рассвете показались какие-то строения. Это аэродром Каир-Вест - наша будущая база и дом на целых пятнадцать месяцев. Так прошла вторая напряженная и бессонная ночь.

7марта. Каир-Вест.

Нас здесь не ждали. Командиры решают организационные вопросы с руководством аэродрома, а мы стелим на песок маскировочную сеть и, падая от усталости, начинаем дремать. Вздрагиваю от душераздирающего крика. Неужели началось? Открываю глаза и вижу араба в военной форме стоящего на невысокой деревянной вышке. От сердца отлегло. Догадался, что это молитва. Он так жалостно и громко взывал, что я всерьез стал посматривать в ту сторону, куда он протягивал руки. На фоне чистого неба там белело маленькое облачко. Мне казалось, что кто-то обязательно должен спуститься с этого облачка и успокоить его. Под вышкой несколько человек молятся, а рядом двое курят и смеются над молящимися солдатами. Вера дело святое, но из-за прерванного сна и я с трудом подавляю в себе богохульника. Солнце уже показалось на горизонте, и от утреннего конденсата песок подо мной стал сырым, а уставшее тело чувствовало себя медузой выброшенной на берег. Ковыляю в кабину своей радиостанции с надеждой подремать сидя. Надежда оказалась ненадежной. Надо разгружать из машин великое множество тяжелых ящиков.
Начинаем вооружаться. Получаем новенькие автоматы, пулеметы, патроны. Набиваем магазины, чередуя простые, бронебойные и трассирующие пули. На каждого бойца приходится по 120 патронов. Подсумки с патронами становятся тяжелыми, бьют по бедрам и подчеркивают наши отощавшие животы. Подвозят двухъярусные кровати, сваренные из уголкового профиля, столы, постельные принадлежности. Жить будем в железобетонных ангарах для укрытия самолетов. Делаем в них уборку. Метем, скребем, ставим кровати, предвкушая отдых. Под вечер, когда долгожданный сон был близок, случились очень неприятные события. Сначала пришел командир взвода и назначил мой расчет в караул. Услышав это, я долго не мог прийти в себя, поскольку, мозг автоматически переключился на поиск полного собрания ненормативной лексики в адрес взводного. Затем действительно хотелось кричать: "Караул! За спиной двое суток рабского труда без сна и пищи, а мой расчет это только я и водитель. Мы можем не выдержать третьей бессонной ночи". Приказы не обсуждаются. Придя в себя, я сказал: "Есть" и посмотрел на своих товарищей - они были такие же, как и я. Просто мне очень не повезло. Едва всуях помянутый командир взвода растворился в сумерках, как на смену ему пришел офицер из штаба. Он сообщил нам о том, что руководство Израиля уже знает о нашем присутствии в Египте и обещает предоставить в ООН пленного советского солдата в качестве доказательства того, что Советский Союз вмешивается своими вооруженными силами в арабо-израильский конфликт. Выходит, что их спецслужбы сработали хорошо, несмотря на наши маскарады. А, если, учесть то, что в декабре они прилетели на вертолете в Египет, перестреляли охрану и утащили целую радиолокационную станцию вместе с операторами, то у кого-то из нас, действительно, появился серьезный шанс посмотреть Нью-Йорк. Начинаю готовиться к караульной службе. Осматриваю прилегающую местность. Наш ангар крайний. Дальше пустыня. Самым уязвимым местом оказался люк запасного выхода расположенный наверху ангара. Достаточно опустить в него одну гранату и бери нас "тепленькими" сколько захочешь. Собираю жестяные перегородки от наших кроватей, пустые консервные банки. Расставляю, развешиваю их на подходе к ангару с таким расчетом, чтобы малейшее прикосновение к ним вызывало грохот. Запасной люк замаскировал песком. Машины загнали в ангар, а главный вход закрыли раздвижными бетонными блоками на рельсовых тележках. Справа и слева между ними оставались незащищенные проемы сантиметров по семьдесят. Караульную ночь делим на двоих. Пост устраиваю под автомобилем. Ставлю пулемет, раскладываю магазины с патронами. Судя потому, как наши ребята раскладывают у своих кроватей автоматы, ножи, патроны понимаю, что в Нью-Йорк никто не хочет и в плен сдаваться не собирается. Погасили свет. В ангаре стало тихо и темно, как в гробнице фараона. По затаенному дыханию понятно - никто не спит, но продолжалось это всего несколько минут. Усталость скосила ребят, и вскоре ангар наполнился звуками характерными для спящей солдатской казармы.
Я лежал под автомобилем, держа на прицеле свободные проемы на входе и анализируя каждый звук. Время тянулось медленно. Хрустальная мечта о сне рассыпалась от одной мысли, что от меня, возможно, зависит жизнь целого взвода. Я пристально вглядывался в темноту и иногда, там мерещились какие-то силуэты. Пальцы автоматически ложились то на спусковой курок, то на предохранитель пулемета. Мне, атеисту, стыдно было просить у Бога, чтобы эта ночь прошла спокойно, но я согласен был взвыть не хуже того араба на вышке, только бы в эту ночь ничего не случилось. Даже один рикошет от случайного выстрела мог наделать много бед, а если, начнется пальба, то у нас вообще нет никаких шансов на выживание. В железобетонном мешке мы все погибнем от собственных трассирующих и бронебойных пуль.
После полуночи у входа звякнула одна жестянка, затем вторая. Послышались подозрительные шорохи, и вроде кто-то пробежал вкрадчивыми шагами. С грохотом упала на бетон перегородка от кровати. У меня очень громко и быстро застучало сердечко, а глаза буквально выскакивали из орбит, пытаясь хоть что-то разглядеть в темноте. Мрак. Затем все одновременно загремело, и мелко застучало по обрывкам бумаги. Я понял, что это поднявшийся ветер швыряет песком и разрушает мою сигнализацию. Перемудрил. Выделить на слух приближение кого-нибудь уже было бесполезно. Ветер то затихал, то снова усиливался. Жестянки звякали и брякали. Глаза напряженно вглядывались во тьму, а пальцы гладили прохладную сталь спускового курка.
Кто-то из охраняемых сослуживцев проснулся с желанием пустить струю влаги на пересохший песок. Разминая, по пути задеревеневшее от неподвижности тело, с пулеметом наперевес сопровождаю его за пределы ангара, осматриваюсь. "Темная ночь только ветер гудит в проводах, тускло звезды мерцают". Вместо проводов там была колючая проволока с застрявшими в ней шуршащими бумажками, а ночь действительно была темной, звезды тусклыми, и с нами ничего не случилось. Все как в песне.


8 марта. Каир-Вест.

Прощай цвет хаки наших автомобилей. Маскируемся под местный ландшафт. Ребята спорят, подбирая нужный колер. Я дальтоник, поэтому в спор не вмешиваюсь. Мне тоже хочется быть незаметным с высоты полета самолета только, сколько нас не маскируй, а уши наших антенн все равно будут торчать, и их никуда не спрячешь. О том, что маскировка здесь важна, мы убедились, когда подходили к истребителям МИГ-21 и с удивлением обнаруживали, что это фанерные макеты. Машин много, краски мало, растворителя нет. Распылитель один на всех, да и тот все время засоряется. Красим по очереди, подгоняя друг друга. Руки по локти в "местном ландшафте". Ветром краску брызгает на лицо, волосы и новую форму одежды. Отмываемся бензином. Так в будничных заботах проходит еще один день.
Заработала наша кухня. На ужин привезли гречневую кашу с мясом и соусом. После макарон на корабле и местных консервов это была царская трапеза. Сидим на пригорке вокруг транзисторного приемника настроенного на радиостанцию "Маяк". Диктор объявил концерт по заявкам. Радиослушатель просил исполнить песню "Как много девушек хороших". Пел Леонид Утесов. Ребята ложками стучать перестали, притихли. В круговороте событий мы потерялись во времени, и вот до нас дошло, что сегодня 8 марта и где-то там, далеко наши мамы, жены, невесты так и не дождались наших поздравлений. С праздником вас, дорогие, родные, любимые! " И каждый думал о своей, припомнив ту весну. И каждый знал - дорога к ней ведет через войну" После ужина закурили. Под родные песни и "термоядерный" дым махорочных сигарет оказался сладок и приятен. Все-таки дым далекого отечества.


9 марта -12 июля. Каир-Вест.

За аэродромом нам выделили участок пустыни, где будет располагаться наш радиорелейный взвод. Место унылое: камни, песок, редкие кустики сухих колючек. Зато отсюда хорошо видно, как взлетают и идут на посадку истребители. Нам необходимо обозначить места, где будут располагаться наши радиостанции. Мерим рулеткой песок, пытаемся вбить колышки в нужные места. Колышки ломаются. Под небольшим слоем песка камни. Камни гладкие, отполированные. Наверное, когда-то давно здесь было море. Складываем из них холмики и таким образом отмечаем нужное место. Здесь состоялось наше первое знакомство со скорпионами. Одного убили и внимательно осмотрели его жало с пузырьком яда. Бяка. Попадаются маленькие почти прозрачные, а есть и крупные экземпляры. Их угрожающе поднятые хвосты видны издалека. Бегают очень быстро. Ходить начинаем осторожно, вглядываясь себе под ноги. Высокие голенища наших ботинок уже не кажутся смешными. Хорошие ботинки.
Подъехал бульдозер, начал рыть первое укрытие для радиостанции. Иностранной техники подобного рода мы никогда не видели, поэтому с интересом смотрим, как "Катерпиллер" сдирает слой за слоем песок с камнем. После одного из заездов из отвала вываливается кусок змеи. На душе стало муторно. От предстоящей жизни вместе со змеями да скорпионами стадо мурашек протопало по спине и спряталось в волосах. Чубчик зашевелился, напрягся, вздыбился. Хорошо, что я не кудрявый.
Под вечер возвращаемся к ангарам. Наш "ЗИЛ" набирает скорость, пытаясь преодолеть бархан и благополучно, зарывается в песок. Сколько мы не пытались его раскачать - все бесполезно. Кто-то предложил расстелить перед колесами маскировочную сеть. Так и сделали. В одно мгновение вся сеть намоталась на карданный вал так туго, что двигатель заглох. В темноте, лежа под машиной, тупыми штык-ножами мы часа полтора пилили ее на кусочки. Подъехав к своему ангару, обнаружили, что он пуст. Теперь все подразделения командного пункта нашей бригады будут спать в одном ангаре, а чтобы в случае экстремальной ситуации мы не перестреляли друг друга, освещение выключаться не будет. Часовой сидит на видном месте, исполняя роль живой мишени. 14 марта. Каир-Вест. Каждое наше действие становится известным израильскому руководству. Пошли слухи о наличии агентов Израиля среди арабов, служащих на Каир-Весте. Командиры требуют от нас, чтобы мы по одному не ходили и с оружием не расставались, поскольку, восток дело не только тонкое, но и коварное. Если, не дай бог, кого-нибудь возьмут в плен, будет большой международный скандал. Мы внимаем словам командиров и постоянно находимся в психологическом напряжении. Никто не хочет оказаться в позорном состоянии "языка".
Из Союза уже пошли суда с нашими дивизионами. Наша задача помочь им развернуться и стать на боевое дежурство. Вопрос стоит ребром: сумеем вовремя развернуться, значит, у нас будет защита, и будем жить, а не сумеем, может произойти самое худшее. Сегодня ночью из Александрии должен прибыть дивизион и стать на боевое дежурство возле аэродрома Каир-Вест. Мне приказано установить с ним радиосвязь и первым обжить нашу позицию со скорпионами да змеями. До наступления темноты приехали на позицию и развернули радиостанцию, стоим в дежурном режиме. Вокруг ни души. Закрылись в кабине, играем в карты, жуем трофейные апельсины. Метрах в десяти монотонно тарахтит двигатель генератора. Часа в три ночи он, вдруг, заглох. Выходить из освещенной кабины во тьму египетскую страшновато, а надо. Кто его знает, что там за дверью и почему перестал работать генератор. Погасили свет, чтобы глаза привыкли к темноте. Направив, автоматы в разные стороны идем к двигателю. Завели с первой попытки. Только закрылись в кабине, как он снова заглох. Тревожно переглянулись и снова пошли, сняв автоматы с предохранителей. Бензин в баке закончился. Пока водитель пополняет бак, смотрю на небо: "Ночь тиха, пустыня внемлет богу, и звезда со звездою говорит". Красиво сказано! А ведь Лермонтов никогда не был в пустыне. В пятом часу утра прозвучал вызов по радио - дивизион прибыл. Прощай лирика. Начинается боевое дежурство.
Я - связующее звено между зенитным дивизионом и командным пунктом бригады. Контролирую качество связи, вслушиваюсь в переговоры. Обычно это данные о воздушной обстановке, высота, дальность, скорость самолетов, находящихся в зоне действия радиолокационной станции. Воздушная обстановка оказалась удручающей из-за нестыковки нашей и арабской системы опознавания самолетов "Я - свой". На КП дежурили одновременно наши и арабские офицеры. Как они общались между собой без переводчика, и по каким параметрам отличали свой самолет от чужого, я не знаю. Объявили готовность номер один. Связь прекрасная. Обнаружена одиночная цель, идущая по направлению к нашему аэродрому. Вот она уже совсем близко. В наушники мне хорошо слышно все, что происходит на командном пункте. По тревожным голосам и окрикам чувствую, как назревает баталия. На всякий случай всовываю босые ноги в ботинки. В голове проносится мысль о том, что ботинки надо было подписать. Ведь это единственный предмет, который может уцелеть и возвратиться в мой родной Никополь при неблагоприятном исходе боя. Слышу выстрел стартующей ракеты. Выбегаю из кабины и вижу, штурмовик ИЛ-28, а на встречу ему мчится наша ракета. Вслед за ней стартует еще одна. От взрыва первой он потерял скорость, задрал нос кверху, а от второй закачался и полетел к земле. Я много раз видел в кино, как с воем падают и взрываются подбитые самолеты. Перед моими глазами все было иначе. В полной тишине самолет падал и тянул за собой шлейф не очень густого черного дыма. На месте падения образовалось большое облако пыли, был грохот, но взрыва не было. "Фантом касура! Фантом касура!" радостно приплясывая, кричали арабы. Увы, но это был не "фантом". Все члены арабского экипажа погибли, и наша первая баталия закончилась победным конфузом.
Я плохо помню дальнейшую череду дат и событий. Спустя всего несколько дней поступит приказ, согласно которому все самолеты, летящие ниже шести километров и ближе двадцати пяти, считать самолетами противника и уничтожать. В Александрии под этот приказ попадет пассажирский самолет АН-24. Его подобьют из переносного зенитного комплекса "Стрела". К счастью все закончится благополучно и никто не пострадает. На головы некоторых офицеров причастных к этим событиям обрушатся громы и молнии из Москвы. Однако вскоре соберутся вместе капризные госпожи Удача, Фортуна и Судьба-злодейка. Именно командирам дивизионов, подбившим свои самолеты, будет присвоено звание Героя Советского Союза. Но уже за другие подвиги. После этого мы стали изучать силуэты и вооружение таких самолетов как "фантом", "мираж", "скайхок". Оказалось, что у противника есть ракеты идущие на луч радиостанции или радиолокатора. Лучше бы мы этого не знали. Арабское руководство отнеслось к нашим конфузам спокойно. Для них главным было то, что мы боеспособны. Узнали об этом и в Израиле. Принцип - бей своих, чтоб чужие боялись, сработал. Там уже никто не сомневался в серьезности наших намерений. Дивизионы один за другим прибывали в Александрию и по ночам уходили на защиту Каира, Асуана, военных объектов, крупных промышленных предприятий. Резко возросла интенсивность полетов израильской авиации. Подлетное время из зоны Суэцкого канала составляло всего 4-5 минут. Они летали на разных высотах, ставили электронные помехи, но в зону поражения наших дивизионов не заходили. Шла война нервов и желудков. Как только начнем обедать, так обязательно прозвучит сигнал "тревога".
Расчеты наших радиостанций не были укомплектованы специалистами для круглосуточного дежурства, поэтому спали и ели мы на своих рабочих местах. Температура воздуха в кабине упиралась в потолок 50 градусов, песочная пыль проникала даже в герметичные блоки аппаратуры, развелось огромное количество наглейших мух. И тут сработало местное биологическое оружие - малярия, желтуха, дизентерия. Грязная вода сделала свое грязное дело. Дизентерией переболели все. Трудно подобрать слова для описания столь деликатного заболевания, однако, пользуясь военной терминологией можно сказать так - была перестрелка, была канонада и по всей линии фронта шли упорные, ожесточенные бои.
"Здесь птицы не поют, деревья не растут, и только мы плечом к плечу врастаем в землю тут". Зарываемся в песок. Вблизи радиостанций нам построили землянки для проживания. В вырытые ямы установили металлические клетки, обложили их мешками с песком и зарыли сверху бульдозером. Каждая землянка рассчитана на четырех человек, но спать в ней чаще всего приходилось по одному, так как остальные в это время были на службе. Скорпионы не любят солнца и стараются спрятаться в тень под обрывки бумаги, доски и прочий хлам. Построенные нам землянки оказались для них элитным жильем. Они как тараканы расселились по укромным местам, и напрягают нас сильнее самолетов противника. Фалангам тоже приглянулось наше жилье. Каждое приготовление ко сну было похоже на смертельный аттракцион. Заходишь ночью в темную землянку вытряхиваешь из постельного белья пауков, скорпионов и прочую живность, ложишься и чувствуешь, как по тебе уже все равно ползет какая-то гадость. Шевелиться нельзя ни в коем случае, потому что ночью скорпионы особенно нервные и агрессивные. Так и лежишь, замерев в ожидании порции яда пока сон не овладеет сознанием. Обычно хороший сон называют "сладким". А можно ли "сладко" уснуть в террариуме? "Соловьи, соловьи не тревожьте солдат, пусть солдаты немного поспят". Какая лирическая идиллия солдатского сна! Где вы наши сладкоголосые соловушки? Скучаем мы без вас. Здесь даже вороны не каркают. Сплошной вой двигателей реактивных самолетов. Формирование нашей дивизии ПВО началось сразу после Нового 1970 года. В Союзе до марта мы находились в постоянных переездах из одной воинской части в другую, поэтому писем не получали. В Египте только в апреле у нас появился свой адрес и теперь можно писать письма домой. Адрес вполне московский: Москва-400, п/я 553. Где находимся и что делаем писать нельзя. Сочиняем всякую ерунду про быт, про хорошее питание. А питание и, правда, нормальное. Суп с остатками от курицы, макароны, рис, паштет, чай, апельсины иногда арбузы или сгущенное молоко. Лучшие части от курицы доставались офицерам, а нам как всегда самое сладкое - остатки. Курим сигареты с фильтром "Бельмонт". Дневная норма 10 штук. Месячного пайка хватает дней на 20. Те, кто не курит, продает свой паек арабам. Сигареты здесь стоят дорого. Налаживаем быт. Строим вышку, караульное помещение, душевую, скоро будет освещение в землянках. Если есть свободное время, спорим, поем под гитару, вспоминаем Родину. "У меня мурашки от моей милашки" Вместе с шерстяными одеялами, которыми нас снабдила еги
петская армия, на нас перекочевали полчища вшей, и наше поведение стало похожим на повадки обезьян в зоопарке. Когда чешешься сам - приятно, а подглядывать тайком за тем, как это делают твои товарищи - огромное удовольствие. Не менее потешным было зрелище, когда мы кипятили свою одежду в жестяных коробках и голяком плясали вокруг костра. Грустно было только с одеялами. Их посыпали каким-то вонючим порошком, а затем ими укрывались.
Прошел месяц с тех пор как мы отправили свои письма, и вот пошли ответы. Держу в руках долгожданную пачку писем от мамы, брата, друзей, которые тоже сейчас служат в армии. Почти полгода мы не получали весточек из дома, и вот они долгожданные нашли нас в египетской пустыне. Хочется уединиться. Иду в землянку, снимаю тяжелый подсумок с патронами, кладу под кровать. Вслед за мной прибегает сосед по кровати и сует туда руку, ища свои носки. Раздается его жуткий крик. Из-под кровати выбегает скорпион. Он ужалил ему руку между большим и указательным пальцем. Бежим в радиостанцию, накладываю жгут полевым телефонным проводом, вызываю "скорую помощь". Он очень страдает от сильной боли, а в наших аптечках уже и зеленка высохла. Уговариваю потерпеть. Хорошо, что "скорая" быстро приехала и увезла его в санчасть. Читая письма, все время думаю о нем, и о том, что мне предстоит провести ночь с его злобным обидчиком - скорпионом. Чувствую, как грубеет и ожесточается моя юная душа. Очень хочется зайти в землянку с огнеметом и произвести "дезинфекцию". Прочитав письма и немного успокоившись, иду спать в свой террариум. Душу греют весточки от моих друзей, и пять рублей присланные мамой в конверте. Значит, поверила моему вынужденному вранью о том, что служу я в Москве и в увольнениях хожу в музеи и на концерты знаменитых артистов. Видела бы она мои концерты с ядовитыми и знаменитыми "артистами". Спокойной ночи. Вскоре узнаю, что в дивизионе убит мой корреспондент по радиосвязи. Его по неосторожности застрелил караульный прямо в радиостанции. Это уже вторая смертельная трагедия в нашей бригаде.
Нас продали и предали. Все, что необходимо было знать о нас в Израиле, уже знают. Даже американцы в журнале "Ньюсуик" за июнь 1970 года опубликовали карту Египта с точным расположением дивизионов и возможностями наших ракет. Самолеты противника нас постоянно дразнят, но в зону поражения не залетают. Чтобы разрядить ничейную ситуацию наше командование разрабатывает план по устройству засад в районе Суэцкого канала. Там они летают как у себя дома. Согласно этому плану мы ночью должны были свернуть дивизион, совершить марш - бросок в указанный район, развернуться в темноте, и на рассвете быть готовыми к стрельбе. Прежде, чем приступить к выполнению этого плана мы долго тренировались по ночам сворачивать и разворачивать свою технику в темноте без применения освещения. А в это время в зоне Суэцкого канала готовились огневые позиции и точные макеты нашей техники из фанеры. План был рискован. Пустыня не джунгли Вьетнама. Спрятаться негде. Видно все как на ладони за десятки километров. В зоне будет действовать всего два наших и два арабских дивизиона. Противостоять они будут десяткам современных самолетов, идущих с разных сторон и на разных высотах. При таком раскладе недалеко и до церковного хора в честь безумства храбрых воинов. И все-таки, однажды, темной ночью небольшими группами, чтобы не привлекать внимания разведки в засаду отправились первые дивизионы.
30 июня покинул небеса первый "фантом", сбитый нашим дивизионом из засады. Об этом самолете сложили много мифов о его неуязвимости. Миф мифом, а реальность была такой, что боевого самолета равного ему или его превосходящего по своим характеристикам в арабо-израильской войне на тот период не было. Наш дивизион ушел на новую огневую позицию, а на это место прилетели израильские самолеты и отомстили за потерянный "фантом", разбомбив наши фанерные макеты. Один сбитый "фантом" мог оказаться случайным стечением обстоятельств, но 5 июля будет сбит еще один и подбит второй. В результате мы получили бесценный опыт и уверенность в том, что не так страшен черт, как его малюют. Затем в наших газетах мы читали короткие сообщения о том, что египетские силы ПВО сбили столько то самолетов. В западной прессе поднялся шум о вмешательстве СССР в арабо-израильскую войну. А в нашей газете "Правда" была неправда. В одной из ее статей утверждалось, что никаких советских войск в Египте нет и что все это выдумки буржуазных фальсификаторов. Подходит моя очередь, идти в засаду в зоне Суэцкого канала. Там пока все складывается очень удачно и без потерь. Душа хочет перемен и новых приключений. Надоело сидеть на одном месте. Отъезд назначен на 13 июля. Так совпало, что и Наполеон двинулся на Каир тоже 13 июля.

13 июля 1970 года. Каир.

Наш путь к Суэцкому каналу лежит через Гизу и Каир. Подъезжаем к Гизе. Первое что бросается в глаза и загораживает все пространство это западная грань пирамиды Хеопса. За ней стоят пирамиды Хефрена, Микерина. На их фоне пирамида Джосера и торчащая из земли голова сфинкса выглядят игрушечными. Увиденная картина кажется сном. Предо мной единственное сохранившееся и самое величественное чудо света! Сколько раз в детстве я с тоской смотрел на эту картину в учебнике истории и сожалел, что воочию никогда этого не увижу. И вот судьба снисходительно посмеивается над моим детским пессимизмом. Память скачет из действительности в детство и обратно. Похоже? Нет. Там грани пирамид были гладкими, а здесь ступенчатые, и такие огромные. Глядя на это величие, представляю, как тысячи людей складывали эти громадные камни, чтобы спрятать в них мумию одного маленького, властного, тщедушного человечка по имени Хеопс. Наверное, это имя так бы и осталось в истории пустым звуком, если бы не крутая вертикаль его власти да труд и талант строителей пирамид. С этими местами связано и имя Наполеона. Где-то в этих местах состоялась знаменитая Битва у пирамид Наполеона с мамелюками. Оставили здесь свой след и его солдаты. Это они из пушки стреляли по сфинксу.
Впервые за четыре месяца мы видим городскую жизнь. Незнакомые марки автомобилей, непривычная архитектура домов и одежда проходящих мимо людей. Черные с белыми дверьми такси, переполненные автобусы, облепленные снаружи пассажирами, ослы, быки, повозки, все движется хаотично и без правил. Особое внимание привлекают грузовики, разрисованные пестрыми картинами. Вот показались рекламные щиты ночного клуба с полуобнаженными женщинами. Посылая воздушные поцелуи, ребята протягивают к ним руки. Руки коротки. А вот и Нил. Кто там рассказывал сказки о голубом Ниле? Может где-то он и голубой, а в Каире он грязный и мутный. Зато по берегам роскошные гостиницы, рестораны. Въезд на мост охраняется изваяниями львов и солдатом в каске, с автоматом. Это единственное, что напоминает о войне.
В феврале в Каире во время авианалетов погибли школьники, рабочие, крупные военные начальники, но там нет ничего похожего на нашу военную Москву или блокадный Ленинград. Наше представление о войне никак не соответствует тому, что мы видим. На улицах полно здоровых мужчин, торгующих на базарах, работают ночные клубы, кафе, рестораны. Невольно задаюсь вопросом: почему мы круглосуточно, в жутких условиях несем боевое дежурство, а их солдаты и офицеры спокойно уезжают на выходные дни по своим домам, и этим чуждым для нас ночным клубам с продажными женщинами? Обидно.
На одной из оживленных каирских улиц попадаем в автомобильную пробку. Жара выше сорока градусов, полное безветрие, шесть или восемь рядов автомобилей стоят впритык и чадят выхлопными газами. Все стекла в кабинах задраили, а мы в открытом кузове грузовика сидим и задыхаемся от дыма. Голова болит, тошнит, глаза слезятся. Дышим через ткань одежды, но это мало помогает. Еще минут десять и можно было ехать не на Суэц, а в морг. Выезжаем из Каира, дышать становится легче. По обе стороны дороги барханы песка. Иногда встречаются обширные заросли с трехметровыми кактусами. Ребята шутят, представляя себя партизанами в этом царстве колючек. В кузове нас четверо. Везем с собой только постели и автоматы. Наша радиостанция уже кочует в засадах по окрестностям зоны Суэцкого канала, и мы едем на смену своим товарищам. После первых сбитых "фантомов" на фронте боевых действий тишина. Противник думает, анализирует. Пройдет много лет, и я узнаю, что в этот день, 13 июля, на израильскую авиабазу Хатцор в обстановке строжайшей секретности приземлились американские самолеты с новейшим электронным оборудованием для борьбы с нашими ракетами. Через пять дней оно будет задействовано в бою.
Прибыв на место дислокации, мы были приятно удивлены. Это была апельсиновая роща с арыками и небольшими огородами из проса, пшеницы, кукурузы. Апельсины были еще зеленые, но это нас не огорчало. Они уже успели нам надоесть. После унылого пейзажа Каир-Веста я был уверен, что попал в Эдем. К полуночи прибыла наша радиостанция. Подогнали её прямо к арыку, развернулись, ждем на связь дивизион. Рядом из маскировочной сети соорудили палатку и постелили в ней матрацы. Помимо борьбы с самолетами нам предстоит ежесекундная война с комарами. Им всем хочется попробовать свежей христианской крови. После их укусов остаются зудящие волдыри, а никакой защиты против них у нас нет.
Днем прямо к нашим постелям пожаловал зверь похожий на маленького варана. Наверное, мы заняли его территорию потому, что он очень страшно вращал глазами и грозно шипел, высовывая очень длинный язык. Что это за зверь мы не знали. Признать свою территорию временно оккупированной он не хотел и упрямо лез в нашу палатку. Наш сослуживец, уже однажды пострадавший от жала скорпиона облил его бензином и поджег. Как говорится от греха подальше. Бедная животинка умирала, переливаясь всеми цветами радуги. И тут до нас жестоких и невежественных дошло, что это был хамелеон.
На случай бомбежки нам приказали каждому вырыть по индивидуальной щели в форме буквы "Г". Чтобы накрыло не всех сразу роем в разных местах, но с мыслью о напрасности мартышкиного труда. Интенсивность полетов израильской авиации резко упала. Ребята, которых мы сменили, уехали без боя. Похоже, что и наша засада окажется напрасной.
А вот к нам идет молодая, симпатичная арабская девушка. Она останавливается метрах в десяти от нас и начинает рвать траву, складывая ее в фартук. На наши посвистывания и приглашения внимания не обращает. Продемонстрировав разные позы, она удалилась, сопровождаемая нашими голодными взглядами. "Эх, нам бы кралю, нам бы кралю, нам бы кралю хоть одну. У-у-у". На следующий день она снова пришла. Её движения были более грациозны и красноречивы. Кажется, ей понравилось наше внимание, и дома она отрепетировала свое представление. Наш товарищ не выдержал и пошел знакомиться. Воздав хвалу Аллаху, он показывает рукой на себя: - Рома. Итальяно? - спрашивает она. Нет, русский - мое имя Роман. Фатима - отвечает она, прикрывая лицо платком. Рома помогает рвать траву и объясняет ей, что хочет с ней подружиться. У арабов это можно объяснить жестом, сводя указательные пальцы обеих рук. Девушка все поняла. Она начертила ему на запястье условный крестик и сказала, что он христианин, а она мусульманка - Аллах все увидит и ее покарает. Показывая, на участок с кукурузой Рома объяснял, что там никакой Аллах их не увидит, и что если она тоже исполнит свой интернациональный долг то это для нее не грех, а высокая честь. Для убедительности и доходчивости отдельные арабские слова он обильно подкреплял русскими матерными словесами и неприличными жестами. Девушка загадочно улыбалась, но проследовать в кукурузу не пожелала. Нарвав травы, она удалилась. Позже мы узнали, что у неё уже двое детей и она жена старика, отвечавшего за подачу воды по арыкам. Вечером вместе с ужином нам привезли подарки от египетского командования по случаю приближающейся годовщины их революции. В пакетике была зубная паста, щетка, бутылка китайского одеколона "555".

18 июля. Зона Суэцкого канала.

Наша радиостанция располагалась на окраине апельсиновой рощи, а командный пункт был на открытом пространстве. Для маскировки его прикрыли сверху сухими кукурузными стеблями. Пищу нам привозили на машине тоже к окраине рощи напротив КП. Здесь и услышали сигнал тревоги. Бежим в радиостанцию. Дивизион, с которым мы держали связь, был недалеко, поэтому связь была очень хорошей, а вот то, что передавали по ней, было тревожным. В воздухе находилось около 24 самолетов. С разных сторон и на разных высотах они летели на нас. Длительное затишье оказалось ловушкой. Гроза уже видна не вооруженным взглядом. На большой высоте видно несколько инверсных следов группы самолетов. Это шли постановщики электронных помех. Ударная и самая опасная группа подкрадывалась к нам с разных сторон на малых высотах. Первыми открыли огонь египетские зенитчики и на фоне ясного неба появились белые комочки от разрыва снарядов. Количество их росло с каждой секундой. Канонада нарастала. И вот среди тяжелых зенитных звуков "ух" и "ах" послышалось резкое, сухое "трах" стартующих ракет. Это в бой вступили наши дивизионы. С неба начали падать светящиеся обломки, и оно все было покрыто разрывами зенитных снарядов и инверсными следами от ракет. Вот что пишет израильский пилот, принимавший участие в этом налете: "Вся местность была освещена как настоящей иллюминацией. Я не видел, как ракеты взлетали, но я видел, как они приближались к нам и взрывались". Если в полдень солнечного дня пилоту удалось увидеть местность, "освещенную иллюминацией", то пальба действительно была впечатляющей. Не остался без впечатлений и я. Перед моими глазами тоже возникла фатальная картина. В маскировочном окрасе над нами появился "фантом". Он летел на высоте метров 60, и я отчетливо увидел в кабине летчика в белом шлеме и черную копоть от работы двигателя на фюзеляже самолета. Посыпались бомбы. Слово "посыпались" вялое и неправильно отражает суть происходившего события. Они выскочили как черт из табакерки. Раздался оглушительный взрыв. Осколки с шипением вонзились в арык, и все заволокло пылью. Бомбы упали между нами и командным пунктом. Стало страшно. Пробил час вспомнить о так и не подписанных ботинках и о кое-как выкопанных укрытиях. Сколько еще самолетов прорвалось в нашу зону, я не знал, но промах одного могли исправить двадцать остальных. Ясно было и то, что бомбометание произведено целенаправленно. Наверное, они узнали место расположения нашего командного пункта и теперь будут "утюжить". Что это такое мы уже знали по фанерным щепкам от макетов нашей техники по предыдущему бою. Ору своим ребятам - "По щелям!". Обычно у меня тихий голос, а тут прорезался так, что аж зенитки завистливо примолкли. Крик сделал свое дело. Чувствую, как страх проходит. Смотрю на своих ребят и вижу, что они тоже сконфуженные побежали за мной, хотя их щели вырыты в других местах. После мощи, увиденного взрыва бомб, наши укрытия кажутся бесполезными. Будь, что будет. Идем в радиостанцию. Дежурный радист сообщает о том, что в дивизионе, с которым мы держим связь, повреждены кабеля и там что-то горит. Раз горит, значит, случилась беда. Затаив дыхание, вслушиваемся в наушники, пытаясь хоть что-то узнать о том, что у них произошло. Первая волна авианалета закончена, но нам оставили сюрприз. Среди сброшенных бомб оказались, и бомбы замедленного действия. Теперь через разные промежутки времени они взрываются и шлют нам горячие "приветы" в виде рваных осколков металла. Одного катапультировавшегося израильского летчика удалось взять в плен, поэтому ждали высадки десанта или повторного налета. А тут еще эти проклятые бомбы все взрываются и сильно нас демаскируют. Вечером пошли на ужин и узнали результаты боя. Сбито четыре самолета противника и один подбит. Противник применил активные электронные помехи. Наш дивизион подвергся ракетной атаке во время перезарядки пусковой установки. Погиб весь стартовый расчет батареи и офицер наведения ракет. На листочке бумаги в столбик были написаны восемь фамилий погибших: Сумин С, Забуга А, Мамедов А, Величко М, Наку И, Дабижа Н, и две одинаковые - Довганюк Иван и Николай. Это братья - близнецы. У нас шок... Трудно даже представить горе матерей, которые в мирное время получат закрытые гробы сыновей якобы погибших во время учений, а особенно той, что будет хоронить своих близнецов. В тот трагический вечер мы помянули ребят китайским одеколоном "555". Другого ничего не было.
Обычно израильтяне всегда бомбили те места, из которых по ним стреляли даже из рогатки. В этом бою был сбит и погиб какой-то их лётный авторитет, поэтому все следующие дни мы провели в ожидании новых налетов или высадки десанта. Но этого не случилось. Наверное, инстинкт самосохранения взял верх. Одно дело безответно бомбить арабов и совсем другое, когда имеешь дело с русскими и это сопряжено со смертельным риском, когда лучших в стране пилотов сбивают несмотря на применение новейших электронных помех и значительное численное и тактическое превосходство.
24 июля прибыла наша смена. Быстро скрутив свои постели в калачик, мы уехали. Развернув на Каир-Весте свой матрац, обнаружил под простыней матёрого скорпиона. Забил, засушил, оставил на память о Суэцком канале. Наверное, число 13 для меня счастливое. 13 го я уходил в армию, 13 го уезжал к Суэцкому каналу и вот меня снова миновали осколки бомб и жало скорпиона.

30 июля в ловушку попадут наши летчики. В ходе ожесточенного и неравного боя будет сбито пять наших МИГов.

3 августа состоится бой, в котором приняли участие дивизионы, которые сбили и подбили свои самолеты в первые дни нашего пребывания в Египте. В результате этого боя сбито три "фантома" и два подбито. Один самолет сбили египтяне. 4 августа на место боя прилетят израильские самолеты, и будут бомбить фанерные макеты нашего дивизиона. В это время президент Египта Насер находился в СССР с дружественным визитом. Во время его беседы с Брежневым Л.И. им доложили о сбитых самолетах. И тогда Брежнев Л.И. распорядился наградить участников этого боя. Двум командирам дивизионов было присвоено звание Герой Советского Союза.
Обломки сбитых самолетов собирали и предъявляли египетскому руководству в качестве доказательства. Куча этих обломков лежала на территории нашего командного пункта дивизии в Каире. По ним можно было судить о высоком технологическом уровне производства, и о том кто по самолету стрелял. Красиво смотрелись строчки "прошитые" нашими "Шилками" Из этих обломков делали себе сувениры. Я тоже рылся в этом металлоломе, и мне понравилась электронная схема собранная не на жесткой печатной плате, а на мягкой материи похожей, на стеклоткань. До сих пор жалею, что не взял ее себе на память.
Обе противоборствующие стороны понесли ощутимые потери. И у нас и в Израиле не было пренебрежительного отношения к своему противнику. Мы с достаточной степенью опаски оценивали возможности каждой из сторон. Горячие головы поостыли, и начались переговоры. Ночью 8 августа слушая "вражий голос" по транзисторному приемнику я узнал о заключенном перемирии между Израилем и Египтом. Перемирие на Востоке - это фаза тотального недоверия и подозрительности, поэтому какой-то период мы с удвоенной бдительностью несли боевое дежурство в ожидании массированного налета.
Основная наша задача была выполнена. За короткий срок активных боевых действий из засад было сбито 9 самолетов и несколько штук повреждено. Боевая техника показала хорошие результаты в сложных климатических условиях.
28 сентября 1970 года я находился на дежурстве в радиостанции. Ночью в дверь кто-то постучал. Пришел дежурный офицер и сообщил о том, что скоропостижно скончался президент Египта Г.А.Насер. Власть меняется и возможны выступления контрреволюционных элементов. Надо быть начеку. Бери автомат и карауль возле радиостанции. Окопы у нас вырыты были давно. Взяв, автомат и патроны я пошел устраиваться в окопе. Если не светит Луна, то разглядеть что-нибудь во тьме египетской бесполезно. Это была безлунная ночь. В таких случаях надо полагаться на слух. Одно ухо было настроено на радиостанцию, чтобы не пропустить вызов на связь, а второе на окружающее пространство. Рядом была колючая проволока с застрявшими в ней и шуршащими под порывами ветра обрывками бумаги и целлофана. Они очень мешали звуковому восприятию окружающей обстановки. Мысли в голове тоже "шуршали" тревожные и многое было непонятно. Выходит, что братский народ, живущий в жарком и сухом климате не такой уж братский раз я с автоматом в руках должен защищать себя на его земле. Плохо когда отношения между государствами и народами зависят от воли одного человека.
Ноябрь 1970 года стал для меня самым приятным в Египте. Чтобы как-то разрядить напряженную психологическую обстановку была создана концертная бригада. В составе этой бригады я побывал в нашем посольстве и почти во всех дивизионах в окрестностях Каира. Жили мы в Гизе в пятистах метрах от пирамиды Хеопса, и я каждый день мог любоваться её величественным видом. Здесь не было ни пауков, ни скорпионов, ни суровых командиров. Днем мы репетировали, а вечером садились в кинопередвижку и ехали в какой-нибудь дивизион. Под гул дизельной электростанции показывали ребятам свой концерт, затем крутили кино. Часто бывало так, что звучал сигнал тревоги и все разбегались по своим боевым постам. Приходилось концерт прерывать и ждать пока не поступит сигнал "отбой". Затем начинали все сначала. После концерта показывали друг другу аккорды новых песен, делились слухами о демобилизации, рассказали свежие анекдоты. Для ребят в дивизионах мы были свежим ветерком в пустыне. Встречали и провожали нас хорошо. Благодаря этим поездкам я мог наблюдать жизнь египтян в Каире, провинциальных городках и кишлаках. Днем Каир был жарким и суетливым, а ночью в свете рекламных огней он становился прохладным и нарядным. Я побывал в цитадели Мухаммада Али и в музее короля Фарука, увидел, как растут шагающие деревья и экзотичные кактусы. Можно было остановиться, перекурить в тени под платаном, зайти в магазинчик или аптеку. Это был период, когда я завидовал сам себе. Большинству наших солдат такое счастье было не доступно. Каждый дивизион сидел в своей песочнице, где как на корабле постоянно мелькали одни и те же лица и выполнялись одни и те же команды.
Впереди было еще шесть месяцев дежурств, караулов, трагических случаев, не простых взаимоотношений. По разным причинам за это время будет убито и покалечено немало солдат. Наши организмы привыкли к жаре, грязной воде, пыльным бурям и хрусту песка на зубах. Нельзя было привыкнуть только к скорпионам и все нарастающей Ностальгии. Я неспроста написал Ностальгию с большой буквы. Это было настоящее большое чувство. Мы действительно очень тосковали по Родине. Руководители Родины отвечали вопиющей несправедливостью. Демобилизацию тех, кто отслужил свой срок в ноябре-декабре, задержали до марта.
В мае прибыла и наша смена. Бледные, худенькие мальчики приплыли не в трюмах сухогруза как мы, а на борту современного пассажирского теплохода. Когда мы уезжали в Египет, нам запрещено было брать с собой все, что указывало на нашу принадлежность к СССР, в том числе письма, фотографии и фотоаппараты. Для них режим был проще. Кто-то привез с собой старенький аппарат с символическим названием "Смена". Благодаря этой "Смене" у меня осталось несколько памятных фотографий. Ребятам, которые демобилизовались в марте, такое счастье не улыбнулось.
Официально на экскурсии в Каире я был только один раз. Перед отъездом домой нас повезли к пирамидам, на базар и в зоопарк. В Гизе заехали сфотографироваться к пирамидам и в ночной клуб с их плакатными девками. Ночной клуб для нас был таким же экзотичным местом, как и звери в зоопарке. Каирский зоопарк прекрасен. Мы сидели в кафе на берегу красивого озера, а недалеко на острове свободно гуляли львы. Жители Каира семьями ходят в зоопарк отдыхать. Для них это что-то вроде нашего парка культуры и отдыха.

28 мая 1971 года. Каир-Вест.

Наступил долгожданный день отъезда домой. Брошен последний взгляд на землянку, на истоптанную вдоль и поперек в ночных караулах позицию, выкурена последняя сигарета возле радиостанции. Спасибо тебе родная, что ни разу не подвела и была укрытием от зноя и пыльных бурь. Затихает последний аккорд на нашей гитаре. Несколько песен и мелодий я сочинил на этом инструменте, которые мне дороги до сих пор. Ребята уже оставили на ней свои подписи. Пишу и я свой с детства заимствованный у А.Дюма псевдоним - Атос. В душе все перемешалось: и радость от предстоящих встреч с родными людьми и тоска оттого, что все это уходит из моей жизни навсегда. Прощай Каир-Вест! Из кузова автомобиля смотрю, на удаляющийся аэродром, пока последний ангар не растворился в пустыне. В голове звучат строчки из нашей песни о Каир-Весте: "На карте он не отмечен, в песках затерялся весь" Не отмеченный на географических картах и затерянный в песках он навсегда сохранился в моей памяти.
В пыльных открытых вагонах в густом чаде паровозного дыма мы едем в порт. Вагоны подают прямо к причалу, где уже стоит теплоход "Россия" и из его палубы на нас с интересом смотрят наши девушки-стюардессы. Никто не командовал, но такого дружного и раскатистого "ура" еще не слышала многовековая Александрия. Трудно передать словами то состояние счастья, которое светилось на наших запыленных лицах. По накалу эмоционального взрыва это напоминало 9 мая сорок пятого года. Только это уже был нами выстраданный праздник, наш май и конец нашей войне. Египетский поход закончен. Наша миссия выполнена. Ни одна израильская бомба, ни одна ракета не взорвалась на территории военных аэродромов, а также в городах Каир, Асуан и Александрия. 448 напряженных суток, в течение которых мы были лишены простых человеческих радостей и ограничены в малейших проявлениях свободы были позади.
Мой номер каюты 247. Мягкая постель, чистое белье. Можно расслабиться, но нечем. Корабельные буфеты закрыты. Ограничились песнями под гитару, созерцанием таинственных островов в Средиземном море и проливов Дарданеллы и Босфор. Посмотреть Стамбул вышли на палубу даже те, у кого были заначки со спиртным.
На Родине встретили нас насторожено. Когда "Россия" пришвартовалась к причалу николаевского порта на наше "ура" последовала команда: "Прекратить"! В Николаеве нас снова переодели в военную форму, взяли подписку о не разглашении военной тайны, вручили медали и отправили по домам. Я помню грустные глаза нашего фельдшера. Его оставляли в армии на полгода дослуживать свой срок. От Николаева до моего родного Никополя всего часа четыре езды в поезде. Вот здесь и пригодились присылаемые мамой в письмах трёшки и пятерки. Правда выпить, как следует, мы не успели. Из Никополя в египетском походе нас было трое. Мы сошли на перрон, а поезд уходил на Москву. Нам махали из окон сотни знакомых и незнакомых ребят. К горлу подкатывал комок. Я чувствовал, что вместе с этим поездом навсегда уходит тяжелый, но очень важный и незабываемый период моей жизни.
Прошли годы. Нас предали и забыли те за кого мы воевали, нас засекретили и забыли, те по чьей воле мы попали на ту войну. От понимания этого на душе становится горьковато, но у меня нет, и капельки сожаления о том, что выпало на мою долю в Египте, наоборот, я благодарен судьбе, за то, что она устроила мне этот экзамен. Потом жизнь надолго будет бросать меня то в заполярную стужу Норильска то в безысходную глухомань тверских лесов, но я везде помнил о затерявшемся в знойной пустыне аэродроме Каир-Вест и о тех, кто разделил со мной те нелегкие дни. На курортах Египта сейчас отдыхают тысячи наших соотечественников. Они и не подозревают о том, что на просторах бывшего СССР есть много, уже пожилых людей, у которых хранятся ни разу не надетые боевые египетские ордена и мечтают они побывать не в роскошных отелях Хургады и Шарм - Эль - Шейха, а в своих землянках со скорпионами. В одной из наших песен были такие строчки: "Нигде об этом не узнают ни в Белом доме, ни в Кремле какой ценою за медали мы заплатили в той войне". Так все и произошло. В жутких не человеческих условиях мы реализовали чьи-то политические амбиции, без отпусков и выходных дней вынесли на своих плечах часть груза чужой войны, потеряли убитыми и покалеченными своих товарищей, а нас надежно спрятали под покров военной тайны и забыли. Хотя тайной это было только для нашего народа. В Европе, Америке, Африке об этом знали, а в СССР и не догадывались. В списке забытых солдат мы не первые и не последние. Это цинично, но для нашей страны - нормально. Наши правители постоянно находятся с кем-нибудь в состоянии войны. Всех солдат не упомнишь, но они должны отличаться государственным статусом от тех, кто благополучно "откосил" и "косил" зелень пока другие ломали себе зубы о солдатские сухари. И радостно и обидно стало, когда со своей войны стали возвращаться молодые афганцы. Их торжественно встречала вся страна. О них писали в газетах и говорили по телевидению, им давали машины, квартиры, определяли в закрытые распределители дефицита, и только мы, уже сорокалетние мужики, все еще скитались со своими семьями по вонючим общежитиям под грифом "секретно" и стыдливо прятали глаза от жен и детей.


Настало время назвать фамилии тех, кто был со мной в те нелегкие дни и тревожные ночи: Ахмедов, Беляев А, Величко В, Грушин В, Дайреджиев В, Данилов О, Есин В, Запорожский А, Зенкин С, Ильюк В, Калаев Н, Калинин В, Камаринский В, Красницкий И, Лебедев А, Марковский О, Пальников А, Петренко В, Пучков Р, Ранаев К, Степанов В, Ткачев А, Ужегов В, Цыпленков В,Шияхметов В, Яковлев П, и многие другие.
Молодые люди! Прочитайте эти фамилии еще раз. Может среди них есть фамилия вашего отца, деда или просто знакомого. Заботьтесь о них, берегите их и гордитесь ими. Вспомните о них, когда будете в Египте восхищаться величием пирамид в Гизе. Там, со стороны западной грани пирамиды Хеопса через 37 километров находится аэродром Каир-Вест. Место, не отмеченное на географических картах, но оставившее незабываемый след в памяти многих наших людей. Там были летчики, техники, солдаты и офицеры ПВО и даже моряки.
Иногда, под гитару, мы пели песню, в которой были такие слова: "Стреляют здесь не для острастки, гремит военная гроза. Из-под арабской желтой каски синеют русские глаза". Что чувствовалось и думалось под арабской каской простому солдату, не забыл и как смог изложил сержант Воробьёв Н.П.